Николас Бюлоф — рыцарь-дракон с тысячью лиц - Смекалин Дмитрий
Фонари в целях экономии горели через один, но и их свет был мало кому нужен. Прогулки нарядных горожан по улицам остались в прошлом, теперь после заката они больше по домам сидели. Балы стали большой редкостью и проводились исключительно наместником в его резиденции (бывшем княжеском дворце). Рестораны и театры один за другим прогорали, даже в знаменитом университете заметно убавилось как студентов, так и преподавателей. Многие разъехались по домам, другие делали карьеру в Бренне или других столицах. Очередной набор студентов был откровенно скуден: крайне мало аристократов и еще меньше первокурсников с высоким магическим потенциалом. В общем, кругом тишь да гладь, только к благодати ее отнести трудно.
Не лучшие времена наступили и для доходного дома Марион фон Бюлоф. Арендную плату пришлось снизить вдвое, но и при таких условиях найти жильцов для всех квартир ей не удавалось. Две-три обязательно простаивали. Но все равно хозяйка не бедствовала. После вынужденного бегства сына власти одно время пытались выпытать у нее информацию о его местоположении и брали дом под наблюдение. Но, к счастью, этим и ограничились. Наместник наведывался к ней лично, был чрезвычайно вежлив и даже по секрету признался, что не одобряет принятые против кэра Бюлофа меры и просит не держать на него зла за небольшие доставляемые неудобства, которые он постарается свести к минимуму.
Был ли он искренен или вел хитрую игру, надеясь вызвать Марион на ответную откровенность, осталось непонятным. Скорее всего, все вместе. Но ценной информации о сыне графиня все равно сообщить ему не могла, так как сама ничего не знала. Николас регулярно связывался с ней по хрустальному шару, с которым она наконец научилась управляться, но даже если и говорил ей, где сейчас находится, то давал понять, что после разговора оттуда улетает.
Не препятствовал наместник и деятельности антиквара Хокенштейма, продолжавшего торговлю «артефактами древних», основная торговая точка которого располагалась теперь в Бренне. Но там заправлял его сын, а сам он так и остался жить по соседству с Марион, регулярно заходя к ней в гости и даже делясь доходами. Проследить, откуда он берет артефакты, так и не удалось. Антиквар периодически отправлял куда-то корабль с археологической экспедицией, которая их и находила в виде клада на каком-нибудь из островов северного моря, которых там было великое множество. Всякий раз на новом месте, естественно. Ну и цель экспедиции делалась известной только в день ее отбытия, в том числе и самому Хокенштейму.
Возможно, что столь лояльное отношение представителей императора к «приспешникам дракона» было связано и с тем, что кэр Бюлоф как-то лично связался с наместником по хрустальному шару и обещал порвать его на ленточки, если с его матерью или друзьями случится что-либо нехорошее. Все кэры Дэнляндии были собраны императором в столицу, а в Лердене властям приходилось обходиться сотней стражников, которые дракону на один зуб. Наместник это прекрасно понимал, равно как и все его подчиненные.
Понимал это и император Отто, который, как следствие, лерденским властям таких задач и не ставил. Момент, когда еще можно было прибегнуть к шантажу, он упустил, испугавшись общественного мнения и понадеявшись, что кэры и так скоро дракона отыщут. Все-таки фон Бюлоф был не государственным преступником, а кэром-изгоем, и его осуждение и казнь были сугубо внутренним делом этих рыцарей. Приплетать к этому его мать как-то не по-рыцарски.
Наверное, Отто мог бы и наплевать на эти условности, опасаясь уже за собственную жизнь, но мешали два обстоятельства. Во-первых, он не был уверен, что дэнские кэры такой приказ выполнят. Полицейскими операциями они не занимались, к тому же для всех стало ясно, что фон Бюлоф придерживается в отношении бывших военных товарищей нейтралитета. В том числе и в отношении самих кэров, которые, в отличие от пиктанских, продолжали жить в Бренне по своим домам, приходя во дворец только на дежурство. Во-вторых, император по лионской битве помнил, что для обычных смертных защиты от великих заклинаний кэров все равно нет. Если с Марион что-нибудь случится, дракон вполне может и озвереть. Годы прошли, но «Поляна светлячков» все еще продолжала ему сниться в кошмарных снах.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})В результате Марион продолжала жить в спокойствии и достатке, хотя и скучновато, ведь нельзя же считать развлечением постоянное беспокойство за сына. К счастью, поначалу панические опасения за его жизнь постепенно перешли в легкое волнение на фоне законной гордости за Николаса. Ну и сынок! Как он всем хвосты накрутил! Так что теперь газеты по утрам она открывала с предвкушением новостей о том, как сначала неуловимый (как писали в газетах), а теперь уже грозный кэр-дракон в очередной раз оставил своих врагов (и каких врагов!) с носом или даже сократил их поголовье.
Из газет любящая мамаша узнавала о сыне куда больше, чем из их регулярных, но недолгих бесед по хрустальному шару. Там все шло на уровне «жив-здоров-люблю-целую!», хотя и это уже немало. Вот если бы еще «скоро буду» добавилось… Но надо быть реалистами: лезть к волку в пасть, то есть в жаркие объятия к полутора десяткам кэров, она сама ему не советовала.
Скатывание Лердена в провинциальность неожиданно положительно сказалось на качестве обедов в доме, которое и раньше было довольно высоким. Рестораны разорялись, муж кухарки — шеф-повар ранее популярного кабака — переехал в дом фон Бюлофов окончательно. И не один. У него еще и кузен знаменитым кулинаром был, и друг детства — известным ресторатором. В общем, Марион пустила их жить в освободившиеся квартиры бесплатно, все равно простаивают. Теперь эти мастера соревновались на кухне, кто кого превзойдет. Продукты, естественно, за счет хозяйки, а ели все вместе. Не за одним столом, естественно, барыня — у себя в столовой, остальные на кухне или по своим комнатам, но все равно все эти шедевры кулинарии шли «для внутреннего потребления».
Впрочем, в последнее время гости в дом тоже стали наведываться. Это в первый год преследования Николаса ее, как чумную, все прежние знакомые избегали. А теперь — чуть ли не напрашивались, что Марион очень радовало. Не возможности пообщаться с людьми, в чью искренность она не очень верила, а как индикатору общественного мнения, которое стало склоняться к мысли, что в войне императора с кэром-драконом побеждает отнюдь не их венценосный владыка.
Первой появилась Дета фон Пилз (до получения баронства — Дронт) и стала жаловаться на свою тяжелую судьбу. Данное ей в лен поместье оказалось крошечным и вместо доходов приносило одни убытки, которые ей же из своей невеликой преподавательской зарплаты покрывать приходилось. А отказаться от этого «чемодана без ручки» жалко, столько лет мечтала перестать быть безземельным «рекрутом»… В смысле не так уж и много лет, поправилась она, но почти всю жизнь.
С преподаванием тоже были проблемы. Ее гордость, персональный ученик, прекрасный и юный князь Лерденский героически погиб в бессмысленной (!) бойне под Лионом. Последние же наборы студентов — это кошмар какой-то. Подготовка ужасная, талантов нет, все сплошь купеческие дети, как истинные торгаши, над каждой медяшкой трясутся, но хотят за нее золотые горы получить. Без труда. А вредный ректор совсем к ней переменился, самых нищих и бездарных ее учить назначил, да еще и расписание — хуже не придумаешь, совсем без выходных. А зарплату урезал!
Впечатление от монолога немного снижалось периодическими репликами похвалы и благодарности хозяйке. Беседа велась за обеденным столом, Марион предпочитала помалкивать, зато по ее небрежным жестам горничная ставила перед гостьей одну перемену блюд за другой. И все вкусные, что Дета, несмотря на расстроенные чувства, не могла не заметить. Так что она сильно отвлекалась от своего повествования и периодически говорила с набитым ртом. Плакать в таких условиях было затруднительно.
— Да, тяжелое время наступило, — соглашалась Марион. — Вот пробуйте эту грудку рябчика с брусничным соусом. Мой повар очень хорошо блюда вендской кухни готовит…