Алиса Дорн - Институт моих кошмаров. Здесь водятся драконы
— Можно, — согласился Мор. В голосе ничто не выдавало его эмоций, он оставался таким же мягким и вкрадчивым. — Наташа. Которая не могла назвать свое истинное имя…
Черные глаза затягивали. Как подводное течение, как зыбучие пески. Я поняла, что мне сложно сосредоточиться, не из-за паники, а…
— Наталья Николаевна Соколова, — медленно, почти по слогам произнес он. — У тебя странное имя.
Обычное. Даже распространенное. Только не для тех мест, откуда он родом.
Отвернуться я не могла. Я моргнула, но темнота не отпускала.
А откуда он, кстати, узнал мое полное имя? Диз? Он предупреждал…
«О чем?» — спросила я себя, не дождавшись окончания фразы.
Но, боюсь, этот вопрос стал моей последней осознанной мыслью. Откуда? Разве это было важно? Странное оцепенение пришло вместо страха; мне уже было все равно.
— Ты хотела помочь дракону? Не думаю, что ты сможешь, — он уже мертв. Но ты можешь помочь мне. Хочешь? — предложил Мор.
Я посмотрела в черные глаза и благодарно улыбнулась.
— Конечно.
«Не переборщи с воздействием, к полуночи она должна быть в сознании». Это были последние слова, которые я запомнила. Были и другие, был тихий, бархатный голос, объяснявший мне что-то, но смысл ускользал.
Мне всегда казалось, что это такой дурацкий совет: будь собой. Что это вообще значило? Как следовать ему, когда ты сам не до конца понимаешь, кто ты? Какой ты? Как можно быть собой, если за восемнадцать лет жизни ты и сам не до конца понял незнакомца в зеркале?
А если ты с ним знаком — как можно быть собой, зная все свои недостатки, всю ту неприглядную правду, которую люди скрывают не только от других, но и от самих себя? Где взять смелость, чтобы принять ее, принять себя, полностью и без оговорок?
Мне всегда казалось, что быть собой — это трудно.
Я ошибалась.
Оказалось, легко. Не прикладывая усилий или, наоборот, идя на всё, чтобы скрыть себя, изменить, хотя бы в чужих глазах… Мы — это всегда мы. Даже когда искажаем правду о себе. Даже если не знаем ее до конца.
Чтобы осознать это, мне всего лишь понадобилось перестать быть собой.
Не было больше глупой и безрассудной (нет, не безрассудной. Безрассудство слишком похоже на храбрость, а отваги в ней не было ни на гран. Только копившееся годами отчаяние и упрямое нежелание повторять свою ошибку, которая и ошибкой-то не была) девочки Наташи с ее нелепыми страхами и еще более нелепыми мечтами. На ее месте осталась только пустота.
А каждая пустота желает оказаться заполненной.
Канцелярский нож разрезал кожу так же легко, как вспарывал землю…
В холодной равнодушной темноте мир сузился до одной точки. Он. Пугающий. Притягательный… Живой. Он был полон огня и магии, и пустота знала, что только он сумеет утолить ее голод. Но он не спешил. Бросал ей крохи, как кидают подачку послушной собаке, выполнившей очередной трюк. А пустоте и этого было достаточно. Почти достаточно; каждого нового приказа она ожидала еще сильнее предыдущего, но знала, что навсегда ее сможет наполнить только один. Последний. И терпеливо ждала.
Слизнуть лезвием проступившие капельки крови и обмакнуть нож в золото. Две жизни, две силы, две части заклинания. Третья добавится к ним позже…
Он не объяснял, зачем ему это, только дал инструкции и велел их запомнить. А пустота не задает вопросов. Ей без разницы, лишь бы он был доволен.
Узор на земле становился все сложнее, с каждым порезом сила уходила из тела и скапливалась в магическом круге…
То, что было Наташей, наверное, рассмеялось бы, узнав печать. То, что заняло ее место, почувствовало только удовлетворение: оно справилось. Выполнило приказ.
Приходила в себя я тяжело. Вначале, как ни смешно, было слово. Имя. Наташа. Я — Наташа. Наталья Николаевна Соколова, дочь Марины Толмачевой и Николая Соколова. Не пустота. Не что-либо еще. Наташа. После этого осознания мозг стал потихоньку включаться.
Первым вернулось обоняние: влажная хвоя, свежеразрытая земля… кровь. Сразу вспомнился рассказ Софии, и я мимолетно понадеялась, что меня не прикончили и не закопали. По крайней мере, безумная жажда вроде не чувствовалась, убить тоже никого не хотелось… Нет, кого-то хотелось, но я не знала кого.
Вторым — зрение. Которое не очень помогло, потому что в отличие от магов в темноте я видеть не умела. Прямо перед носом, правда, можно было различить ковер из сосновых иголок; я резко дернулась, пытаясь сесть, и взвыла от боли. А вот и ощущение собственного тела появилось. Без которого я могла бы обойтись.
Было больно. Нещадно раскалывалась голова, конечности затекли, а в и без того пульсировавшие болью запястья впивалась грубая веревка. Мокрая грубая веревка, что неприятнее.
От дискомфорта частично вернулись воспоминания, и я громко выругалась. Так, слух тоже на месте, уже хорошо. А вообще — поздравляю, Наташа! С поступлением в чуть ли не единственный вуз в мире, где в процессе учебы можно принять самое что ни есть активное участие в жертвоприношении! Если выживешь и решишь получать второе высшее образование, пожалуйста, отнесись к выбору университета с большей ответственностью.
Вместе с телом постепенно просыпалась и злость. На себя — за то, что не послушала разумные доводы, на Мора — по множеству причин (начиная с самой очевидной: кто этого психа вообще пустил учиться?), на администрацию ГООУПиОАатСДиРН с ее безумными играми, на Охотников (при чем здесь они? Я начинала подозревать, что они всегда при чем-то)… Рывком принимая сидячее положение, я обнаружила недалеко от себя начерченный золотом круг призыва. Сколько ж можно…
Замечательно, Наташа. Значит, тебя все-таки решили использовать в ритуале вместо Ребекки. Судя по состоянию, в котором ты ее нашла, участь тебя ожидает незавидная. И случится это скоро, не зря же кто-то говорил о полуночи.
Придя к такому неутешительному выводу, я решила взглянуть на ситуацию с другой стороны. А что у меня имелось сейчас? Во-первых, я была связана: руки стянуты за спиной, лодыжки тоже кем-то аккуратно привязаны друг к другу. Видимо, чтобы не сбежала, если очнусь слишком рано, пока эти два психа где-то прохлаждаются (где, кстати?). Спасибо, хоть кляпа нет, но, если мы находились там, где я думала, это не поможет. Отсюда до ближайшего корпуса было не докричаться. Подергав руками и зашипев от боли, когда веревка сильнее впилась в порезанную кожу, я выяснила еще одну неприятную вещь: вот скажите мне, кто связывает руки не только в запястьях, но и в локтях? Какой чокнутый поклонник сибари…[37] Хотя да, это было бы логичным объяснением. В таком случае стало бы понятно, откуда так внезапно взялась веревка — потому что по себе я знала, что в комнате у среднестатистического студента ее, как и мел, так просто не найдешь. Ладно, вопросов больше нет.
Итак, выпутаться — не вариант. Позвать на помощь — сотового в кармане джинсов уже нет. Времени… Неизвестно, сколько у меня было, но, вероятно, немного. Даже если я под его чертовым гипнозом сумела нарисовать магический круг, сделала я это не за пять минут. Дожидаться Мора что-то не хотелось. А идей не было. От расстройства я пнула хвою, сгребая ее пяткой в кучу и обнажая землю под ней.
«Думай, Наташа, думай».
Магический круг… Мастер Дженсен говорил, что у каждого заклинания три составляющие: знак, концентрация и магия. И что знак — на самом деле лишь символ, модель, без которой можно обойтись, если уверен в том, чего хочешь добиться… Я понадеялась, что он не ошибался.
Опираясь на изрезанные руки, я прочертила кроссовкой вокруг себя контур. Будем считать, что круг. Очень упрощенный, но символ ведь, правда?
Концентрации мне было не занимать: ничто так не помогает сфокусироваться, как злость.
Оставалась одна проблема. Магия. Которой, как я считала, у меня не было. И которая, по мнению всех остальных, у меня присутствовала. Будем надеяться, что я была не права. И потом, как-то же мне один раз удалось его призвать? Закрыв глаза, я попыталась вспомнить, как выглядела печать Абигора, и прошептала заклинание.
— Абигор мен им эгур Амавет…
Я цеплялась за соломинку и прекрасно это понимала. Но других вариантов сейчас не видела. Не самая лучшая рекомендация для решения, учитывая, что именно подобное мышление привело меня сюда, но… какая была.
— Абигор мен им эгур Амавет…
Мне было плевать, что он не ответил на мои сообщения, что я могла его отвлекать, что это могло странно выглядеть… Помощь, договор, что угодно — сейчас главным было выбраться отсюда.
— Абигор мен им эгур Амавет!
«Пожалуйста, приди! Прошу тебя…»
Мысленно я приготовилась к поражению, поэтому раздавшийся рядом сонный голос стал для меня неожиданностью.
— А я уже обрадовался, что мы вышли на ту стадию отношений, где ты вспомнила, как пользоваться телефоном.
