Тата Орлова - Анастасия. Дело для нежной барышни
– Юлию Вертанову пытались похитить приблизительно в это же время? – сопоставляя рассказанное матушкой и слова Северова, уточнила я.
Про весточку от отца не забыла, просто… у этой истории были начало и конец. Я предпочитала пройти весь путь.
– Да, – поднимаясь, подтвердил Северов. Подошел ко мне, подал письмо: – Дальше вам лучше прочесть самой. А я просто побуду рядом.
Он отошел, но не к кровати, к креслу. Взял ворох одежды, переложил его на постель, сел, откинувшись на спинку и закрыв глаза.
Сильный мужчина, готовый разделить со мной боль обретения и… потери…
Говорить я ничего не стала, расправила лист бумаги, вновь запнувшись на первой же строчке: «Не мертвым словам на бумаге рассказывать эту историю, но, когда ты окажешься в Марикарде, я буду уже далеко, вновь вернувшись в тот дом, который ты, волей Провидения, никогда не сможешь назвать своим».
Я считала своим отцом султана Мурада, я… ошибалась.
«Я любил твою мать. Так, как любят раз и навсегда. Любил, когда учил держать кривой нож, усмирять диких лошадей, ездить верхом без седла. Любил, когда рассказывал о законах степи, когда спорил до хрипоты, когда провожал домой, зная, что уже никогда не увижу».
С трудом, но я сглотнула не дававший дышать ком в горле. Слова были незатейливы, но их хватало, чтобы оказаться в тех далеких днях и увидеть воочию то, о чем он писал.
Ибрагим Аль Абар…
«Она вернулась, но не одна. Две сестры, они были совершенно не похожи друг на друга. Там, где Ольга бросалась в схватку, Юлия замирала в испуге, ища защиты. Где Ольга шла вперед, Юлия – отступала.
Мне так казалось… пока не пришло время изменить свое мнение».
Порыв ветра ударил в спину, обдал свежестью, напоминая о том, что между тем и… этим пролегли годы.
Годы другой жизни, о которой я до этого момента ничего не знала.
Взгляд скользил по строчкам в стремлении объять все, собрать воедино, понять и принять… Увы, так просто не получалось, приходилось останавливаться, вновь и вновь возвращаясь к тому, что было уже прочитано.
«Она не согласилась стать моей женой. Воин! Отказать ей в этом праве я не мог…»
«Все изменилось, когда родились вы с братом. Анастасией тебя назвала она. Сына – Каримом, я…»
«Отношения с Ровелином портились с каждым днем. Кто-то целенаправленно делал из нас врагов…»
«Султан Мурад не нарушил клятвы, которую дал графу Вертанову. И хотя речь в ней шла лишь об одной дочери, он сделал все, чтобы сберечь обеих…»
«Ошибку допустила сама Ольга. Ее узнали, когда она с отрядом летучей стражи отправилась в рейд. Узнали и проследили. Вины с меня это не снимает. Я должен был…»
«Когда на наш дом напали, я усмирял враждующие племена на юге Изаира. Защита оповестила о грозящей вам опасности, но прийти на помощь я не успел. Рана была слишком тяжелой…»
«Ольга погибла еще там, в оазисе, защищая сестру и детей. Юлия вместе с несколькими преданными воинами скрылась в степи. Мы шли по их следам, но обнаружили лишь несколько тел и выжженный магическим огнем лагерь…»
«Несколько лет назад Елизавета Николаевна попросила сделать амулет для своей приемной дочери и прислала для привязки золотой кулон на простой цепочке, который носила девушка. Так я узнал, что ты – жива…»
– Так я узнал, что ты – жива… – повторила я чуть слышно.
– Он связался со мной, – только теперь открыв глаза, поднялся с кресла Северов. Подошел ко мне, забрал листок… хватило мгновения, чтобы тот растаял в воздухе дымкой, – и мы начали искать. Осторожно, чтобы наш интерес не был заметен.
– Прошло столько лет… – с сожалением посмотрев на конверт – единственное, что осталось от письма, заметила я.
И вновь ждать ответа не пришлось.
– Не стоит с пренебрежением относиться ни к друзьям, ни тем более к врагам, – с кривой усмешкой парировал князь.
– А вы с графом враги? – довольно вяло поинтересовалась я у Северова в слабой надежде получить подтверждение.
Имя графа Шуйского в исповеди отца не упоминалось, но ощущение, что оно, как в силках, билось между слов, было довольно острым.
– Скорее противники, – не разочаровал он меня. – Задача у нас одна, цели – разные.
– Вот как… – вздохнула я, так и не подняв на него взгляд. – Почему всё так?! – всхлипнула, понимая, что держаться и дальше у меня больше нет сил. – Почему я?!
Это был не крик – стон…
Боли, горечи, отчаяния, тоски…
– Настенька! – ладони Даниила сжали лицо, требуя смотреть на себя. – Настенька… – повторил он… хрипло… обжигающе…
Заставляя верить, что счастье, от которого я уже отказалась, все-таки возможно.
Для нас с ним…
Он позволял все: ласкать его мускулистое тело, не веря, что все это великолепие принадлежит мне; кончиками пальцев вырисовывать узоры на коже, спускаясь все ниже и ниже; целовать, привыкая к чуть солоноватому вкусу тела; прижиматься, пытаясь слиться воедино; обнимать, словно заявляя на него свои права… В ответ лишь мягко улыбался, поглядывая на меня сквозь полуопущенные ресницы, да то ли урчал, то ли постанывал, поощряя к дальнейшим действиям.
Мгновение, когда мне стало этого мало, Даниил не упустил, тут же подмял под себя, продолжая пытку нежностью, давая ощутить все то, что испытал сам. Дикую, ненасытную потребность быть вместе. Слышать, видеть, чувствовать…
Если в этом мире и был кто-то создан друг для друга, то мы с ним.
Угадывая даже неосознанные желания, давая значительно больше, чем можно было принять.
Заставляя впиваться пальцами в его плечи, он шептал мое имя, словно навсегда привязывая к себе, приковывая, чтобы уже никогда не отпустить, не позволить себе потерять.
Слушая, как я в сладкой истоме выдыхала: «Даниил», – ловил свое имя губами, наслаждаясь звуками как изысканной музыкой. А когда я закричала, вместе с ним срываясь в пропасть наслаждения, дождался, когда обмякну под ним, перевалился на спину, давая возможность распластаться поверх себя, и тихо прошептал: «Люблю», ставя точку в моем одиночестве, настолько весомо и бескомпромиссно оно прозвучало.
– Плохой из меня хозяин, – чуть слышно прошептал он, когда я, пригревшись, едва ли не задремала. Несмотря на то что расположились мы на полу, устроившись на шкуре, воздух вокруг нас его стараниями был теплым, создавая ощущение уютного полуденного сна.
– Почему? – шевельнувшись, чтобы устроиться на нем удобнее, хрипло уточнила я.
– Ты до сих пор голодна, – дунув мне на лицо, нежно произнес он. – О радушии говорить не приходится.
– У тебя есть смягчающие обстоятельства, – фыркнула я, смешно ткнувшись носом ему в шею.
– Только смягчающие? – засмеялся он, когда я, мстя за беспокойство, провела языком по его шее.
– Требуешь полностью оправдать? – упершись локтями в грудь, приподнялась я. Встретилась взглядом… тут же забыв, о чем мы с ним говорили. – Если это – ложь, никогда не признавайся в ней! – сглотнув пронзивший меня страх, выдавила я из себя.
Глаз он не отвел, продолжая смотреть на меня. Со страстью, с пронзительным желанием обладать, с болью, с убежденностью…
– В моей любви к тебе нет лжи, – четко и… однозначно ответил он. Когда я чуть оттаяла, поверив словам, провокационно улыбнулся уголками губ: – Но охотиться на тебя было очень увлекательно. И небезопасно.
– Ах, охотиться?! – возмущенно воскликнула я, делая безуспешную попытку скатиться вниз. Последнее получилось, но только с его помощью.
– Ты станешь моей женой? – невозмутимо поинтересовался Даниил, прижав к полу весом своего тела и зафиксировав руки над головой.
– Не успею, – преувеличенно хрипло выдала я и для полноты картины закатила глаза.
Он чуть приподнялся, давая свободно вздохнуть, но руки не отпустил.
– А теперь? – поцеловав в нос, уточнил он.
– А теперь я хочу есть, – обиженно нахмурив брови, отозвалась я.
– Вот как?! – качнул он головой. – Но ты обещаешь…
– Обещаю! – честно глядя ему в глаза, дернула я головой.
– И почему я тебе не верю, – засмеялся он, отпуская мои руки. Резко поднялся, протянул ладонь, предлагая помощь. – Настя… – когда я встала, произнес с нежностью. Прижал к себе, дав ощутить, насколько ему небезразлична моя близость. – Среди всех моих недостатков, – прошептал, зарывшись ладонью в волосы, – нет одного. Я никогда не лгал тебе. Не договаривал – да, потому что не имел права говорить, но не лгал.
– А еще ты меня использовал, – обвиняющим тоном заметила я.
– А ты разве была против? – чуть отстранившись, удивленно посмотрел он на меня.
– Я? – восхитилась я его наглостью. – А ты меня спрашивал?!
– Ты не ответила, – качнул он головой. Тон был все еще мягким, игривым, но во взгляде уже проявилась твердость, разрушая этот чарующий флер вседозволенности.
Я вывернулась из кольца его рук, отошла к кровати. Вытащив из-под груды сброшенных вещей халат, накинула на плечи. Своей наготы не стеснялась, да и его меня не смущала, но… все перестало быть так просто, как было еще минуту назад.
