Арка вторая: "Башни в небесах" (СИ) - Иевлев Павел Сергеевич
— Семья актёру лишь обуза,
ведь он служитель Мельпомены,
которая весьма ревнива,
измены сцене не приемлет, — сказал задумчиво Шензи.
— К тому же, где семья — там дети,
они нуждаются в кормленьи,
учении, игрушках, тряпках,
что стоят денег непомерных, — добавил Банзай.
— Актёры же народец нищий,
питающийся духом сцены,
вином и гномьей самогонкой.
Диетой, отродясь не детской, — подытожил Шензи.
— Мои сиблинги хотели сказать, — пояснил Эд, — что мы предпочитаем служение искусству банальному инстинкту размножения.
— А я ещё слишком молод для женитьбы, — махнул лапой табакси. — Но однажды планирую остепениться, поднакопить деньжат, осесть в каком-нибудь приятном местечке, жить на роялти со своих текстов, которые к тому времени будут читать на каждой сцене Чела, растолстеть и облениться. Вот тогда я подыщу себе симпатичную кошечку и заведу с ней выводок очаровательных котяток.
— Я смотрю, у тебя всё продумано, блохастик, — фыркнула в бороду Спичка.
— В жизни должна быть цель, дамочка, — гордо заявил Рыжий Зад. — Какой смысл быть гениальным, если это нельзя монетизировать?
* * *
— На репетицию, все на репетицию! — надрывается Пан, стуча копытом по доскам откинутого помоста.
Фургон расположился на опушке леса неподалёку от тракта. Возле пылает костёр, на треноге висит большой котёл, в котором орудует половником на длинной ручке Спичка, периодически отгоняя этим незамысловатым инструментом табакси.
— Уйди, киса! Не готово ещё! Ужин после репетиции.
— Ничего себе он жрёт! — восхищается Фаль реликтовым ленивцем, который не стал ждать милостей от поварихи, а обеспечил себе рацион самостоятельно.
Используя бивни и мощные жевательные зубы, Шурумбурум объедает дерево за деревом, начиная с верхушки и оставляя в конце только неаккуратный пенёк. Опушка быстро расширяется вглубь леса.
— По крайней мере, ему не нужен специальный корм, — говорит Завирушка. — Главное не становиться на ночлег рядом с чьим-нибудь садом.
— Репетиция! Репетиция! Все на сцену! — не унимается Пан.
— А что мы репетируем? — спрашивает Кифри. — Наша пьеса хороша, но не для этих подмостков.
— А это нам сейчас скажет Мастер Полчек! Мастер, прошу вас.
Полчек выходит на сцену с видимой неохотой.
— Франциско!
— Да, господин.
— Вина мне!
— Но…
— Без «но». Просто вина.
Драматург задумчиво оглядывается, и заботливый Пан толкает к нему рогами лёгкое гнутое кресло.
— Благодарю.
Он усаживается, откинувшись на спинку. Не глядя протягивает в сторону руку, в которую гоблин заботливо вкладывает стакан.
— Прекрасно, — кивает Полчек, отхлебнув. — Итак, труппа. Боюсь, я вынужден признаться. У меня творческий кризис.
— Ты не путаешь его с запоем? — мрачно откликается от костра Спичка.
— Вино смягчает мои страдания, — признаёт Полчек, — но вызваны они тем, что я остро переживаю свою неспособность обратиться к публике, которая мне непонятна. Что хотят увидеть люди на ярмарках и в тавернах? Что им мило, близко, интересно? Что их увлекает, что веселит?
— Шутки ниже пояса, — фыркает Рыжий Зад. — Уж поверьте уличному реперу, достаточно помянуть в стихах жопу, как хохот публики вам гарантирован.
Он запрыгнул на сцену, подбоченился, отставив в сторону распушившийся хвост, и выдал:
Йо, братан, пошути про жопу!
Всё равно, кто ты по гороскопу,
это смешней, чем плюнуть в глаз циклопу,
не сомневайся — шути про жопу!
Зритель любит шутки про жопу,
они зайдут дварфу-рудокопу,
понравятся эльфу-филантропу,
и орку — полному остолопу,
и степному гоблину-губошлёпу,
и полурослику-мизантропу,
и рифмовать легко — давай, шути про жопу!
Табакси издевательски раскланялся и спрыгнул с помоста.
— Принято! — отсалютовал ему стаканом Полчек. — Невзыскательная публика требует невзыскательного юмора. Ещё предложения есть?
— Но, Мастер! — возмутился Пан. — Разве миссия искусства не в том, чтобы поднимать публику до своего уровня, отнюдь не снисходя к ней?
— Я не знаю, в чём миссия искусства, Пан, — драматург пытается отхлебнуть из стакана, обнаруживает, что тот пуст, и протягивает пустую посуду Франциско. Тот, вздохнув, наполняет из бутылки.
— Я знаю лишь, — продолжает Полчек, — что у меня ни гроша, и я должен даже собственному дворецкому.
— Это не обязательно, господин…
— Заткнись, Франциско. Нам нужны звонкие куспидаты, господа труппа, а не поднятие публики до какого-то там уровня. Поэтому я жду ваших предложений.
— Отчего бы не совместить? — спрашивает Кифри. — Поучительные истории и вдохновляющие повествования можно подавать и в лёгкой, не утомительной для публики форме.
— Предложения, Кифри, предложения!
— Ну, я бы подумал о музыкальном формате. Ваш «музыкал», Мастер, отлично восприняли в порту. Возможно, мы сможем предложить что-то привлекательное и сельской публике.
— Селяне любят плясать, — припомнила Завирушка. — В их жизни мало радости, и они рады любому поводу.
— У нас нет музыкантов, — напомнила Фаль. — Тифлинги с нами не поехали.
— И слава нефилиму! — откликается Спичка. — Эти пьяницы выжрали бы весь эль ещё по дороге…
— Я умею играть на укулеле! — заявил табакси. — Это как лютня, только маленькая.
— В монастыре меня научили играть на флейте, — призналась Завирушка. — Сейчас, она где-то тут…
Девушка порылась в карманах драной мантии и вытащила небольшую костяную дудочку. Приложила к губам и выдала задорную мелодийку на десяток нот.
— Ну, — с сомнением сказал Пан, — я могу стучать копытами в барабан. У меня отличное чувство ритма.
— Я когда-то играл на скрипке, — усмехнулся Полчек. — Мама настояла. Приличный паренёк из дома демиургов должен играть на скрипке, если не выказал способностей к фехтованию. Скрипка выглядела определённо легче меча, и я согласился, не подозревая, какая это морока. К счастью, моя скрипка сгорела в пожаре.
— Простите, господин, но это не совсем так… — сказал Франциско. — Я вынес её из огня.
— Франциско! Но я же не-на-ви-жу скрипку!
— Это ценный инструмент, а также память о вашем детстве.
— Память о своём детстве… Вот то, что я ненавижу даже больше скрипки! Лучше бы ты прихватил ещё пару бутылок вина. Кстати, налей мне, — Полчек требовательно ткнул стаканом в сторону дворецкого.
— Похоже, из вас получается неплохой бродячий оркестрик.
Спичка помешала поварёшкой в котле, достала, понюхала — табакси непроизвольно облизнулся — и, покачав головой, вернула свой инструмент на место.
— Мы театр «Дом Живых»! — упрямо сказал Пан. — А не какие-то там менестрели, играющие на сельских свадьбах!
— Так будем театром музыкальной импровизации! — засмеялся Полчек. — Как опера, только не опера… Как бы это назвать?
— Менестрель-оперой? — предложил Кифри.
— Рэп-оперой? — выдал свой вариант табакси.
— Назовитесь «буффонадой», — сказала мрачно Спичка, — на кисгодольском «буффон» — придурок. Готово, садитесь жрать.
* * *
«Театр буффонады 'Дом Живых», — прочитал Полчек вслух.
Буквы немного неровные, зато занимают почти весь борт фургона. Обойдя повозку (и огромную дымящуюся кучу навоза, наваленную ленивцем), драматург убедился, что надпись дублируется с другой стороны.
