Эльфийский бык (СИ) - Демина Карина
— Молоко, значит…
Чесменов задумался ненадолго, чтобы поинтересоваться:
— Вы меня, никак, шантажировать изволите?
— Увы, приходится. Взяток, говорят, вы не берете.
— Ваш сын будет недоволен.
— Если узнает. А он не узнает. Скажу ему, что хочу навестить подругу, — отмахнулась Софья Никитична. — Что вы на меня так смотрите? Открою вам страшную тайну. Все родители рано или поздно начинают врать своим детям. Думаю, Пашенька переживет.
— Пашенька, может, и переживет… скажите, Софья Никитична…
— Софья. Или как вы там говорили… мы же супруги. Сорок лет как…
Князь поглядел с насмешкой, но голову склонил.
— Только Якусенькой не называйте, — попросил он и уточнил. — Матушка у меня была слишком заботливая. С тех пор немного… нервничаю.
— Хорошо.
— Так вот, Софьюшка… вы когда-нибудь на электричках катались?
Нет.
И сейчас, глядя в окно, вдыхая странно-дымный свежий воздух, Софья Никитична подумала, что она, кажется, многое в жизни упустила.
Включая электрички.
Глава 28
Где ведутся разговоры на лавочке
Глава 28 Где ведутся разговоры на лавочке
Три девицы под окном…
Многообещающее начало.
Маруся крутила в руках картонную карточку. Красивую, надо сказать. Плотная белая бумага. Изысканная вязь серебра. Аккуратный шифр без излишеств.
Свириденко, никак, дизайнера сменил.
— Пойдете? — поинтересовалась Аленка, высыпав в пакет шелуху. Тыквенные семечки опять Настасья притащила, и тоже в пакете, который на лавку и поставила.
Семечки были высушены и зажарены.
— Пойдем, — Настасья облизала пальцы и вытерла о штаны, после вытащила свою карточку. — Раз уж приглашают… по-соседски… отчего бы и не сходить.
— Опасно, — Аленка потерла шею. — Сегодня вон чего устроили.
— Ты как-то?
— Да нормально я… и огнецвет тоже.
За него Аленка, кажется, волновалась куда сильней, чем за себя.
— Синяки вон только, — она протянула руку. — Но сама виновата. Пыталась вырваться. Нет, ну вот вправду, на что этот идиот рассчитывал-то?
И ребра почесала.
Ребра, видать, слегка ныли.
— А Степка как?
— Да тоже ничего. Очухаться очухался, но пока пластом лежит.
— Я загляну, если хочешь, — предложила Настасья.
— Да нет, я ему отвару дала. Тут пока эта погань не выйдет, легче не станет. Выворачивает его наизнанку. И батя сказал, что дня два еще будет полоскать… ну в лучшем случае. Но сам виноват. Вроде как расслабились, привыкли, что в лесу безопасно…
— А эти где? — поинтересовалась Маруся. — Которые на вас…
— Батя сказал, что есть кому разобраться. Уйти ушел, а вернулся какой-то донельзя довольный. Давно таким не видела… в общем, мутно это все, девчонки. Но если что, Сашка — мой.
— Чего это? — Настасья приглашение, которое ныне доставили нарочным, положила на лавку. Семечки её интересовали куда больше. — Понравился?
— Не знаю пока… я ж так-то с ним не говорила особо… но до дома он меня допер. Представляете? Даже не запыхался!
— Да иди ты!
Настасья с Марусей переглянулись. И Марусе подумалось, что, может, и вправду повезло… правда, какое-то очень уж своевременное везение. И не случилось бы такое, чтоб оно чем иным обернулось.
Нехорошим.
— Потом еще и сеть эту… Серега как увидел, с ножом сунулся, а она только туже затягиваться стала. И вообще… ну а он на Серегу рявкнул, чтоб руки убрал. И так, что Серега убрал. А он никого, кроме бати, и не слушает.
— И дальше что? — Настасья семечки давила пальцами, благо, ныне никто-то не видел и не мог упрекнуть в недостатке девичьей слабости.
— А дальше сам стал разматывать. И вот… — Аленка потерла шею, — размотал. А там и батя пришел. Славка за ним метнулся… ну и вот.
— И что батя?
— Ничего. Молчит… он у нас всегда молчит. Но Серега сказал, что если так, надо дальше его испытывать. Сашку в смысле. Ну, чтоб совсем по правилам и заветам. А батя только хмыкнул. И буркнул, что как бы испыталку не надорвали… но ты ж их знаешь. Если напрямую не запретит… а он не будет.
— В общем, семечек у меня еще два мешка, — заключила Настасья. — Надолго хватит. Марусь, а тебе который по нраву?
— Никоторый.
— Мар-у-у-сь…
— И я им тоже.
— Откуда такая нечеловеческая самокритичность?
— Очень даже человеческая, — Маруся испытывала огромное желание отправить приглашение в мусор. Но идти придется. Не столько ради поддержания добрососедских отношений, которых никогда-то не было, сколько потому, что на вечере этом наверняка будут нужные люди.
Тот же глава отделения Имперского банка. С ним бы поговорить о реструктуризации…
И в целом.
Да и так…
Нападать Свириденко прилюдно не станет. Подгадить, конечно, постарается, но тут уж от них с Таськой зависит, справятся или нет.
— Я просто понимаю, что…
— Мордой лица не вышла, — подытожила Настасья с присущей ею прямотой. — Да и в целом, Аленка, сама знаешь, не везет нам со столичными. По-семейному. Так что пусть себе… живут.
— В коровнике? — Аленка прищурилась.
— Там быки.
— Бычарник не звучит.
— Зато правда, — Настасья пересыпала семечки из руки в руку и выглядела задумчивой. — В последнее время как-то мне неспокойно… такое вот поганое чувство, что того и гляди вляпаемся.
— Так уже ж, — Маруся сунула приглашение в карман. — По самые уши.
Тоже забота…
Идти надо, а в чем?
В джинсах на званые вечера ходить не принято. Платья… где-то были, да не те, что подходят к случаю. На чердаке разве что поискать, там, может, от бабки осталось еще что, неперешитое. Или вот шторы еще сохранились, которые прежде в парадной зале висели, из золотистого атласу. Надо будет тетку Анну попросить.
И девчонок.
Глядишь, сообразят чего, сообразно классике.
— Не-а. Это другое, — Настасья покачала головой. — Главное, понять не могу… и на картах расклады делала. Показывают, что гость на пороге. А от того гостя беды большие. Еще валетов четверка сразу выпадает, такого ж ни разу не было…
— Сидите? — тетушка Анна шла со стороны реки, и в лунном свете волосы её отливали характерною прозеленью.
— Сидим, — призналась Маруся. — Вот… на вечер пригласили. Посвященный выступлению мировой знаменитости. На скрипке играть будут…
— И чего не так?
— Да… все не так. А девчата где?
— Купаются, — тетушка пожала плечами.
— Ты их предупреди, чтоб к магам особо не лезли, а то мало ли…
Тетушка фыркнула и глянула этак, примеряясь.
— Который по нраву пришелся?
— Никоторый, — привычно уже отозвалась Маруся. — Просто вот… столичные они. А от столичных одни беды.
— Император — мой, — на всякий случай предупредила Аленка. — Если кто сунется, не погляжу, что твоя родня, мигом косы зеленые повыдираю.
— Да кто ж поперек тебя сунется-то, деточка, — тетка Анна говорила успокаивающе. — Только рады будут… ты лучше скажи, Аленушка, с кем это твой отец в лесу-то встречался?
— Понятия не имею.
— Встретила на опушке, так от него крепко молодецким духом тянуло… — тетка Анна прищурилась. — Если отправлю кого погулять, поглядеть, кто там лазает, возражать не станете? Сами понимаете, девки в самой поре. У иных и вовсе последнее лето…
— Понимаю, теть Ань, — отозвалась Маруся, чувствуя укол совести. — И… извините, что так получается… что тут…
— Не спеши, деточка, — тетка Анна рученькой махнула. — Богам оно виднее, как все сладить. А в лес я кого из девочек отправлю… молочка вон пусть снесут. Пирожков… одичалого мужика лучше всего на пирожки брать. Только с начинкой покумекать надо. Одни больше мясное жалуют, другие — сладкоежки… вот мой Петрович, он с яблочным повидлом любит…
Так и ушла, рассуждая о пирожках и мужиках.
— Знаешь, — Настасья заговорила далеко не сразу. — А вот теперь мне как-то и спокойнее стало, что ли…
