Михаил Ахманов - Клим Драконоборец и Зона Смерти
– Почему в одиночестве? Забирай шута, кота и маленького джинна, а мне пришли в помощь сира Вервага или сира Бакуда. Любой из них, надев сапоги, окажется тут еще до захода солнца. – Пока Клим обдумывал эту мысль, сир Олифант крутил усы и вроде бы что-то вспоминал. Затем произнес: – Кстати, государь, сир Бакуд весьма отличился в деле с киммерийцами.
– Что за дело? – спросил Клим, вспоминая свое сновидение и совет, который он дал Омриваль.
– Эти наглецы подступили к цитадели в Северных горах, требуя дань, но сир Ротгар перебросил туда двадцать полков. Мы могли раскатать их в лепешку! – Рыцарь стиснул рукоять меча и свирепо ощерился. – Могли бы, но королева запретила кровопролитие. Она воистину так же мудра и добра, как и прекрасна… По ее приказу сир Ротгар вывел войско в поле, и киммерийские оборванцы сообразили, что им ничего не светит. Ничего, кроме рва, куда закопают пару тысяч трупов. Но гордость не позволила им тотчас пойти на мировую, и они выслали трех конных поединщиков. Сир Бакуд Железнобокий вышиб всех из седел.
– Баан! Слава! – воскликнул Клим. – Сир Бакуд достоин награды!
– Вот и отправь его сюда. Он любит путешествовать, и он большой знаток лошадей, но на козлах еще не ездил.
Некоторое время они в молчании шли по дороге. Голова у Клима слегка кружилась, но не от свежего морского воздуха. Мнилось ему, он ощущает запах волос и кожи Омриваль и чувствует на губах вкус ее губ. Натянуть сапоги, и к ней… это было бы чудесно…
Чтобы избавиться от наваждения, он спросил:
– С ассамблеей и сочинителями все в порядке?
– Вот с этим беда! – Сир Олифант нахмурился. – Собрались они дней шесть или семь назад, и Гортензий Мем чего-то не поделил с Туйтаком. Они сцепились, Туйтак разбил Гортензию нос, а тот укусил Туйтака за ухо и пнул в задницу. Скандал, твое величество! Пришлось городскую стражу вызывать.
Клим покачал головой:
– Ох уж этот творческий темперамент! Значит, сцепились… А что же Джакус?
– Сам не видел, но говорят, что метался вокруг них и кудахтал, как курица. А надо бы тотчас по сусалам! По сусалам и на сутки в холодную!
– Да, твердости Джакусу не хватает, – задумчиво промолвил Клим.
Они опять замолчали. Дорога петляла, огибая лесную чащу, и временами оттуда доносился протяжный вой оголодавших волколаков. Иногда один из них, а то и двое, высовывали морды из-за деревьев, но, узрев сира Олифанта, подобного стальной башне, пугались и прятались обратно в лес. Олифант, как и другие рыцари личной охраны короля, был мужчиной рослым, на голову выше Клима, с богатырской статью и длинным мечом. На спор он взваливал на плечи и поднимал лошадь – правда, без всадника.
Так, в тишине и покое, они добрались до моря. Црым, узрев спутника короля, подпрыгнул от радости и завопил:
– Что я вижу! Наш беспощадный барон диц Шакузи! Могучий сир Олифант и его огромный меч! Ну теперь мы в полной безопасности – мы сами и наши сундуки. Вира лахерис, мой господин!
– Майна хабатис, – ответил Олифант шуту. – Ты жив, скоморох, и это меня радует. Признаться, я сомневался, что ты переживешь путешествие в Иундею. По дороге тебя могли съесть, повесить или превратить в мокрицу.
– Но этого не случилось, благородный сир, – заметил Бахлул ибн Хурдак, опускаясь на плечо Клима. – Мы здесь, и мы все живы – чего не скажешь о чудовищах, которых его величество искоренил и сжег. Дотла!
– Отличная новость! – громыхнул сир Олифант. – Государь, по скромности своей, мне об этом не рассказывал. Значит, теперь в Иундее все спокойно.
Хатуль мадан, в отличие от шута и джинна, рыцаря приветствием не удостоил, разве что небрежно махнул хвостом. Зато он с интересом уставился на сапоги, свисавшие с плеча сира Олифанта, облизнулся и промурлыкал:
– Кажется, сударри мои, сегодня я буду есть сметану и тешить корролеву и ее фррейлин песнями. Мрр… Очи черрные, очи стррастные… Или: ночевала тучка золотая на грруди утеса-великана… что-нибудь в этом рроде… Как думаешь, твое величество?
– Вполне возможно, – сказал Клим. – Тавры дают нам повозки с возницами и проводниками, и сир Олифант уверен, что сможет доставить наш багаж в столицу. Особенно если я, вернувшись во дворец, отправлю ему в помощь сира Бакуда.
Услышав про повозки, проводников и сира Бакуда Железнобокого, Црым воодушевился, пересчитал сундуки и произнес:
– Мой государь! Ты не против, если я останусь и совершу путешествие с сиром Олифантом и сиром Бакудом?
– Не против. Но почему ты так решил?
– Во-первых, я не хочу обременять твою королевскую спину. Во-вторых, здесь семь сундуков с подарками для королевы, и я чувствую за них личную ответственность. А в-третьих, – промолвил шут, понизив голос, – в-третьих, это будет поучительно. Я опишу путь от Дикого моря в столицу в последней главе своей хроники.
– Это важные резоны, – согласился Клим, натягивая семимильные сапоги. Не сходя с места, он присел, и кот прыгнул ему на плечи, слегка потеснив джинна. – В самом деле, семь сундуков королевы – это серьезно. Но не будет ли долгий путь слишком для тебя утомительным?
– А я постараюсь не утомляться, государь. Сяду в удобную повозку с самым ценным сундуком или даже лягу, чтобы…
Бе-э-э! Послышалось с дороги. Бе-э-э, бе-э-э!
Три упряжки с огромными бородатыми козлами спускались к морю. Шерсть козлов свисала до земли, рога торчали словно острые пики, и весь их вид выражал недовольство и готовность кого-нибудь куснуть, лягнуть или боднуть. Телеги, кое-как сбитые из корабельных досок, обломков кораблекрушений, двигались неторопливо, подскакивая на каждом ухабе. Колеса у них были не совсем круглые, борта отсутствовали вовсе, и тавры-погонщики не сидели в них, а шагали рядом, подбадривая козлов кнутами.
Црым онемел, выпучив глаза. Потом выдавил:
– Козлы! Благой Господь, козлы!
– И что с того? – пробасил сир Олифант, нимало не разочарованный. – Не убивайся, шут! По-моему, ни коням, ни ослам они не уступят, особенно в наших обстоятельствах. Опять же бороды, рога… Это выглядит очень благородно.
– Но козлы! – снова завопил скоморох. – И эти жуткие повозки!
Клим рассмеялся:
– Побольше энтузиазма, друг мой! Ты сделал правильный выбор. Твоя книга обогатится массой интересных подробностей.
Прощаясь с шутом и рыцарем, он взмахнул рукой. Что-то пискнул Бахлул ибн Хурдак, хвост кота щекотал шею Клима, но ему чудилось, что это локоны Омриваль или, может быть, маленькие ручки принца. Он бросил взгляд на море и небо, на огромную скалу, где встанут башни крепости, на зеленый лес и галечный пляж с сундуками, пивным бочонком и корзинами с провизией. Он осмотрел все это, подумал, что еще не раз сюда вернется, и глубоко вздохнул.
«Омриваль, любимая моя! Валя, Валентинка! Я иду к тебе!»
Клим повернулся лицом к северу и сделал первый шаг.
Эпилог
Прошла пара лет, вместивших не только обычные дела правления, но и события экстраординарного порядка, такие, как карательная экспедиция к Большим Черепашьим островам и несколько сражений с веницейцами. Кроме того, Клим учредил Королевскую Акадению наук, а в стране тавров, у бухты Синдбада на Диком берегу, были возведены крепость и город Ашрамкала, с лесопилками и верфями – там, впервые за всю историю Хай Бории, строился морской военный флот.
В один из дней щедрой осени Клим со своей королевой возвратился в город с праздника урожая. Приятное событие, но утомительное. Они танцевали до упада с поселянами, пили игристое вино и объехали все ярмарки в округе, разбрасывая, согласно обычаю, серебряные монеты и зерна пшеницы. Чуть не в каждой деревне играли свадьбы, приуроченные к этому времени, и молодые нуждались в королевском благословении, к которому добавлялся кошелек с золотыми «драконами». Еще было нужно принять дары от сельских общин: бочки с вином, кур, гусей, поросят и барашков, масло и мед, свечи из воска и все остальное. Омриваль так утомилась, что заснула в карете, и Клим внес ее на руках во дворец, поднялся в опочивальню и опустил на кровать. Потом решил заглянуть в детскую, к юному принцу.
Его сын и наследник устроился на ковре посередине комнаты в обнимку с котом. Принцу шел третий годик, ходил и бегал он вполне уверенно и уже неплохо говорил, хотя со звуком «р» и некоторыми другими еще не справлялся. Сейчас, прижимая к себе кота, он нежно гладил его ладошками и приговаривал:
– Холоший, селый, пушистый… мяхкий, волсебный… Мой!
Кот, не выносивший прикосновений, не терпевший, когда его брали на руки, к действиям принца относился благожелательно, не дергал раздраженно хвостом, не щерил зубы, не шипел и вроде бы даже мурлыкал. Временами поблескивала под его лапами золотая цепь, зеленели дубовые ветви, и кот принимался напевать: «Жили у бабуси два веселых гуся» – или что-то в этом роде. Наконец он лизнул румяную щечку принца и поинтересовался:
