Александра Дружинина - Оборотная сторона. Тьма
«В руке», — ответила я, и незаметно покрутила в пальцах маленькую баночку, чтобы снова спрятать ее в ладони.
Неожиданно громко забили барабаны, я вздрогнула и пузырек выпал из рук.
Нет!
«Что такое? — ящерка прошмыгнула к постаменту с виселицей. — Кира!»
«Я выронила…», — едва сумела связно подумать я когда глашатаи громко объявили мой приговор, и палач повел меня на помост.
Нет, не может быть…
Думай, Кирочка, думай! Люм, не лезь в мои мысли, не мешай! Думай, думай… и не в такие переделки попадала, и ничего жива. Нет, и сын нашелся, ты не можешь вот так умереть…
Есть!
Прежде чем Вин, сосредоточенное лицо которого мне удалось разглядеть в толпе, сумел сделать так, что веревки на руках растянулись и обвисли, в голову пришла замечательная идея. Вот только как сделать так, чтобы хоть пять секунд появилось и палач на что-то отвлекся…
— Дарк-он! — в толпе послышался громкий выкрик, очень похожий на слово…
— Дарк-он! — подхватила толпа, а неподалеку от помоста неожиданно возник самый настоящий дракон, средних размеров, но с огромными шипами на шее и вырывающимся из огня пламенем. Правда, струя пламени никого не задел, ибо направлялась в воздух, зато паники навела порядочно. Народ хлынул в разные стороны, а палач едва не упал с помоста от неожиданности. Дракон исчез так же внезапно, как и появился — его существование длилось всего пару секунд, словно непродолжительная массовая галлюцинация. Вот ведь люм, проказник! Однако, сообразительная нечисть, знает что делает.
Пока люм занимался отвлечением на себя внимания, перевоплощаясь в дракона и обратно, мне как раз хватило времени, чтобы забраться туда, где никто меня не достанет, а Вин — сделать так, чтобы это оказалось не пустыми словами, и меня действительно никто не достал.
И все-таки хорошая это штука — магия! Как хорошо знать, что твои маленькие шалости окажутся безнаказанными. Вот и теперь я уже как десять минут сижу на висилице — тьфу, тьфу, тьфу, именно сижу, а не вишу — и сколько палач не старается, топор отскакивает от столба, а стрелы сворачивают в сторону, стоит им подлететь ко мне хоть на метр. А что, чем виселица хуже сосны?…
— Ой, палач, палач, ты меня прости!Не спущусь я вниз, только не грусти!
Под мое задорное пение зрители, тут же позабывшие про галлюцинацию, устроенную люмом, начали подтанцовывать, но это славное начинание тут же оборвал хан, организовавший показательную казнь. Тот самый, кстати, хан, который меня сдал страже — толстый напыщенный индюк с поросячьими глазками. Как оказалось, он в этом городе тоже приближенное к главному хану лицо, и заведует проведением различных массовых мероприятий, в том числе казней.
— А ню слэз со столба, пратывная дэвушка! Ты мэне казн срываэш!!!
— Да что вы говорите? — я с нарочитым ужасом захлопала ресницами. — Как же я вам ее срываю? Пением? Так ведь это в поддержку палача, а то он, видно, робкий парень… Правда ведь, палач? — ласково обратилась я к озверевшему палачу.
— Дьа ты… дьа ты… Хана ма тьен рэ альна таракан! — не сдержавшись, выругался мужчина. Это как он смеет со мной так разговаривать?!
— И вам того же, — вежливо пожелала я. — Может быть, перестанете позориться перед людьми?
Хан надулся, как мышь на крупу, поправил съехавший на бок тюрбан и быстрым шагом пошел прочь от столба, не сказав ни слова. Сопровождением ему послужил смех зрителей и зевак, которые явно сочли казнь за веселое развлечение. Их уже никто не затыкал, стража махнула рукой и сама потихоньку посмеивалась, стараясь при этом сохранять серьезное лицо. Я отыскала в толпе Нерона и Вина, которые тоже не могли сдержать усмешки. Лира, стоявшая у помоста, и вовсе хохотала во весь голос, потешаясь над палачом и ханом. Впрочем, пока не прибыл Глава Гильдии, нам всем не до смеха. Ведь не могу же я вечно сидеть на столбе, а Вин — поддерживать свое колдовство.
Бесполезным попыткам палача добраться до меня вторила очередная вдохновенная песня. Однако, сегодня муза на высоте!
— Я на столбике сижу,на палача гляжу,Все сижу, все сижу,упаду, ой, упаду…
— Зьатыкинись! — хан, который бегал к своему повелителю на совещание, вернулся и продолжил прыгать у виселицы, как шавка у фонарного столба на который забралась дурная кошка. Ведь слезть-то не сможет…
Я посмотрела на главу королевства, который казался совершенно бесстрастным. Его совсем немного испугал неожиданно возникший и тут же исчезнувший дракон. Его не задела моя выходка — но желваки на лице ходят, значит все же злиться. Ну где же этот маг?
Пока я размышляла, примолкнув ненадолго, палач придумывал, как ему до меня добраться. Видимо придумал, потому что почесал затылок, что-то сказал стражникам, и те побежали выполнять поручение, но отсутствовали недолго — вернулись через пять минут с длинной лестницей. Они что, совсем «того»? Я же ее оттолкну, к чему они ее прислонять собрались?
Пока я обеспокоено следила за тем, как лестницу, используя подпорки, устанавливают вертикально столбу так, чтобы я до нее не дотянулась, Нерон незаметно помахал мне рукой и довольно усмехнулся.
А палач полез наверх, предвкушая, что сделает со мной, когда только достанет.
Фига с два!
Лестница как-то странно изогнулась, и опустилась к земле, как стебель увядшего цветка. Палач, почти добравшийся до верха, оказался в самом низу, причем вниз головой.
А что, Нерон тоже неплохой маг… Кажется, он еще в первое наше знакомство во дворце Вина говорил, что владеет магией воды — стало быть, может немного «разжижить» деревянную лестницу.
Бедненький палач… Кажется, у него закружилась голова…
Ну где там этот маг Гильдии? Что так долго?
Пока палач приходил в себя, пока убирали лестницу, окончательно растекшуюся по мостовой, пока думали что делать дальше, прошло не меньше двадцати минут. Кажется, что еще пол часа — и я свалюсь отсюда сама, без чьей либо посторонней помощи.
Как все-таки хорошо, что они не знают, что мы с Лирой знакомы. Тогда могли бы шантажом заставить меня спуститься. Или… о нет. Возле дома Ульды хан видел, что я говорила с сыном, хотя мог и не понять, что это мой ребенок. Только бы не догадался, только бы…
Хан резко отдал какой-то приказ, и двух стражей как ветром сдуло. А через десять минут случилось то, чего я боялась больше всего — привели Володю.
Он не совсем понимал, чего от него хотят и сперва шел через расступившуюся толпу спокойно. Но тут поднял голову и взгляд его встретился с моим.
Нет, нет, только не говори сейчас ничего, умоляю…
Я отчаянно замотала головой, показывая, чтобы сын молчал, и не называл меня мамой. И, кажется, он понял, что происходит что-то плохое, хотя и не знал что. Впрочем, ему прекрасно известно, как называется этот столб, на котором я сижу.
— Хорьоший мальчик, не прьавда ли? — заискивающе спросил хан, посмотрев на притихшую меня.
— Первый раз вижу, — отозвалась я и голос предательски дрогнул.
— Ах пьервый? — мужчина рассмеялся и повторил. — Пьервый! А как жэ встрэча в саду, силюжанка сказала, чито ви наз-вали его «синок»!
— Ну и что, — огрызнулась я. — Я просто детей люблю…
Тут я осеклась, осознав какую совершила ошибку. Люблю детей… раз так, можно шантажировать меня абсолютно любым ребенком, а лучше всего этим, потому что его я люблю больше всего. Хан, хоть и индюк, но не дурак.
— Слэз по хорошму, — произнес он, подходя к мальчику, которого стражники держали за руки. — А нэ то красывый личик этого мальчиша станэт совсэм нэкрасивым, с бльшим-бльшим шрамом! — для убедительности мужчина развел руками, показывая, насколько большим будет шрам.
У меня замерло сердце, когда острие кинжала приблизилось к щеке моего сына. Причем при этом он сам не произнес ни слова.
— Стойте! — отчаянно выкрикнула я. — Я спущусь…
Хан довольно улыбнулся, и убрал кинжал, но мальчика не отпустил. Я спрыгнула на помост, и палач тут же схватил меня за локоть, чтобы снова не упустить.
А я не отрываясь смотрела на сына.
— Мама! — не выдержав, выкрикнул Володя, вывернулся из рук потерявших бдительность стражей и кинулся к помосту. — Мамочка!
— Пусти! — рявкнула я, пытаясь вырваться из лап палача, но он больно скрутил мне руки. — Сыночек мой, солнышко мое, — из глаз потекли слезы. — Ты узнал меня! Беги отсюда, тебе сюда нельзя…
Неожиданно сквозь толпу охая и ахая стала пробираться женщина, в которой я узнала ту самую Ульду. Она размахивала руками и причитала:
— Мьальчик мой! Синок! Идь к своей мамоч-ке!
Она добежала до хана и стражников, и набросилась на мужчину, яростно исхлестывая его шелковым платочком по щекам.
— Хань, тибер уталь! — кричала она. — Зачьем ты похитьил моего сына?!
