Алиса Дорн - Институт моих кошмаров. Здесь водятся драконы
Оторвавшись наконец от светлячка, я обратила внимание на расчищенное пространство, которое он освещал. Кто-то решил использовать землю между деревьями для уличного искусства? Странное место, но никакое другое объяснение при виде выполненного блестящей краской рисунка в голову не приходило. Сложный узор золотой паутиной переливался в свете «фонаря», незнакомая вязь переходила в геометрический орнамент, а рядом с ним… в темном силуэте угадывался лежавший ничком человек.
— Эй, — неуверенно позвала я, — вы в порядке?
Конечно же, он был не в порядке, если до сих пор никак не отреагировал на мое появление. Упав на колени перед телом, я перевернула его на спину. Девушка, отметила я про себя выбеленные волосы и густо накрашенные глаза. Без сознания. По крайней мере, я надеялась на это, но засохшая у нее под носом кровь и отсутствие реакции не внушали оптимизма. Я проверила запястье. Потом приложила два пальца к шее. Ну где же пульс, я ведь всегда умела его находить?! Отняв пальцы от сонной артерии, я попутно — не вовремя — заметила, что умудрилась задеть рукой непросохшую краску узора и теперь, как Мидас, оставляла золотые следы на всем, к чему прикасалась.
Задержав ладонь над ее лицом, я попробовала понять, дышит ли она. Где только карманное зеркальце, когда оно нужно? Что делать, я не знала. У меня не было с собой сотового (да даже если бы и был — кому можно позвонить из пустыни, которая не пустыня?), я не знала, как сюда дошла и в какую сторону бежать за помощью. Я наклонилась и попыталась услышать ее дыхание, когда кто-то подошел со спины и резко схватил меня за волосы, поднимая на ноги.
Я вскрикнула от острой боли.
— Какого черта!..
Волосы отпустили, но перехватили руки. Сжав мои запястья, незнакомый брюнет с хищными чертами лица брезгливо изучал меня.
— Послушайте, этой девушке плохо. Ей нужна помощь… — я попыталась воззвать к его здравому смыслу.
Безрезультатно.
— Ты же говорил, что сюда никто не зайдет? — раздался за моей спиной другой голос.
Я обернулась. Существо, вышедшее на свет, было черным, будто с ног до головы вымазанным в жидком гудроне. Гротескно длинные конечности заканчивались также черными, по-птичьи изогнутыми когтями и сгибались под немыслимым углом. Заметив мой интерес, оно плотоядно осклабилось, распахивая полную узких острых зубов пасть и демонстрируя раздвоенный белый язык.
Что за?..
Я сглотнула. Кем — чем — бы это ни было, оно не было человеком.
И время для рациональных объяснений кончилось.
— Никто не должен был. Что с Ребеккой? — спросил крепко державший меня брюнет.
— Она оказалась слишком слаба.
В голосе чудовища — нормальном, с правильно поставленным, несмотря на прикус, произношением, — звучало холодное, нечеловеческое равнодушие.
— Ее надо привести в чувство.
— Почему она тебя так волнует? Она не принесет пользы.
Никакого интереса, словно его собеседник мог и не отвечать на вопрос.
— Если она умрет, здесь с минуты на минуту появятся медики. На всех студентах стоит маячок на такой случай.
Монстр странно повел верхней половиной туловища. Пожал плечами? Возможно.
— Займись. А эту, — по-хамелеоньи длинный язык описал в воздухе круг, — отдай мне.
Я пыталась протестовать. Пыталась вырваться. Но много ли может сделать перепуганная девчонка? Человеческие пальцы на моих запястьях сменили другие, склизкие и холодные, как лягушачья спина, до которой в детстве двоюродные братья уговорили дотронуться. Меня передернуло от отвращения.
— Посмотри мне в глаза, — потребовало чудовище.
Нет, не потребовало — попросило. Настойчиво, но мягко, уговаривая, а не заставляя. Я отвернулась, стараясь смотреть куда угодно, только не на него. Тогда скользкие пальцы схватили меня за подбородок и повернули лицом к себе.
— Посмотри мне в глаза, — уже тверже повторило оно.
Я зажмурилась — и острые когти впились в руку. До крови. От боли я вздрогнула и распахнула глаза.
Это было ошибкой.
На блестящем черном лице выделялись, как ни странно, не зубы — каждый длиной с мой мизинец и острый как нож, — и не язык, беспокойно метавшийся из одного края раскрытой пасти в другой. Глаза. Черные на черном, они должны были сливаться с кожей, только…
Только в них были звезды.
Бесчисленные белые точки, складывавшиеся в неизвестные мне созвездия; и чем дольше я смотрела, тем больше их становилось. Они не просто приковывали к себе взгляд — они затягивали с той силой, какая не снилась ни одной черной дыре.
— Назови свое имя.
А вот это уже было приказом. Я попыталась воспротивиться, но чернота затягивала все глубже. Я растворялась в ней — нелепое сравнение, но я чувствовала себя то ли Саломеей, теряющей по одному свои покрывала, то ли луковицей, с которой сдирают слои. Один за другим. До тех пор, пока не останется ничего.
— Наташа…
Я почувствовала облегчение, когда наконец призналась. И нелепую, абсолютно иррациональную благодарность за то, что смогла выполнить его приказ.
Ответ монстра не устроил.
— Назови свое настоящее имя.
— Наташа, — я уже не думала сопротивляться. Сейчас я бы сделала ради него все что угодно.
Пальцы крепче обхватили подбородок, задирая его вверх. Пришлось привстать на цыпочки, чтобы не упасть.
Настоящее имя? Я не понимала, чего хотело от меня это чудище, — и это вызывало сожаление. Если бы только он объяснил…
— Наташа. Наташа Соколова.
Когти острыми иглами впивались в кожу.
— Не то. Назови. Свое. Истинное. Имя.
— Но у меня нет другого… — прошептала я, чувствуя, как в уголках глаз собираются слезы. Попыталась их сморгнуть; не получилось. — Клянусь…
— Как это возможно? — спросил кто-то у меня за спиной.
Мы были здесь не одни?.. Ах да, кажется, я видела… или нет. Сейчас я была уверена только в одном: в невозможных глазах, вытягивавших из меня душу.
— Не знаю, — на черном лице снова обнажились белые зубы. Что это значило? Удивление? Злость? А и была ли какая-то разница?..
Длинный язык прошелся по моему подбородку, слизывая выступившие капельки крови.
— Но это и не важно.
Сон оборвался так же внезапно, как начался. Вот я в лесу, завороженная взглядом черных глаз, а в следующий момент переворачиваюсь на бок в постели, жадно глотаю воздух, как после долгого погружения под воду. Несколько секунд потребовалось на то, чтобы осознать, где я — и что с той ночи прошло почти два месяца. В последнее верилось с трудом — слишком яркими были воспоминания.
И отрывочными. Даже сил мары не хватило, чтобы полностью вернуть стертое. Я оглянулась: как я и думала, Саги в комнате уже не было. София тоже отсутствовала, ее постель осталась неразобранной. Оно и к лучшему… Наверное.
Быстро переодевшись, я выскользнула из комнаты. Чего зря лежать, если все равно ясно, что больше не засну. Лучше подумать… и успокоиться.
Дойдя до кухни, совершенно пустой в то ли слишком поздний, то ли слишком ранний час, я устремилась к кладовке. Сколько себя помнила, готовка всегда успокаивала.
На душе было гадко. От страха, поселившегося между лопаток, — я всегда понимала, что я трусиха, но от этого было не легче, — от ощущения беспомощности перед Мором. Я никогда не думала, что возможно потерять себя. Теперь знала, что нет ничего проще. Гораздо сложнее найти себя вновь.
Достала муку и масло. Миксер решила не включать, бедные студенты из ближайших комнат не заслужили такой подлости. Залезла в шкафчик со специями, где с трудом отыскала среди полутора сотен баночек нужные.
Еще беспокоило то, что я ничего не выяснила. Что такого я видела, чтобы Мор посчитал меня угрозой? Может быть, кто-то, более сведущий в магии, понял бы, чего пытался добиться демон, но не я. Я в этом совершенно не разбиралась. И оставался еще главный вопрос…
Что мне теперь делать? Я получила свои воспоминания обратно.
Через час, когда по помещению поплыл знакомый с детства аромат ванили, кардамона и имбиря и настала пора вынимать печенье из духовки, я так и не пришла ни к какому решению.
— Вкусно, — раздалось у меня за спиной, когда я вынимала последний, пятый противень (в голову к тому времени начали закрадываться мысли, что с количеством я промахнулась. Дома-то я привыкла печь на всю семью с родственниками и друзьями разом, а кому отдавать печенье здесь?).
Я взвизгнула от неожиданности и чуть не рассыпала печенье. К счастью, оброненный противень подхватила мужская рука.
— Осторожно, — предупредил он меня. — Так и обжечься можно.
Кто бы говорил! Я, по крайней мере, за горячий металл без прихваток не бралась. Впрочем, судя по тому, как он спокойно поставил противень на стойку, рожденному в адском пекле обычный огонь был не страшен.
— Нельзя же так подкрадываться! — возмутилась я. — А если бы у меня нервы не выдержали?
