Юлия Славачевская - Богатые тоже скачут, или Где спит совесть
С глухим раздражением:
– Если бы! Дама с завидной регулярностью спасает мою жизнь, затем дает мне неприличные характеристики, пьет со мной на пару и портит мне карму, – со вздохом признал Никос. Добавил с плохо скрытым отчаянием, прикрывая веки: – Вот я и думаю – это сумасшествие УЖЕ или ЕЩЕ?
– Есть особая разница?.. – Йоргос расширенными глазами наблюдал за постепенным уменьшением уровня моря в своем стакане.
– Отлив! – хихикнула я. Приятно делать гадам гадости!
– Если это Ставридис, то с ним разговаривать бесполезно, – оценивающе рассуждал Никос, лохматя рукой буйную гриву. Угрюмо подметил: – Он мне скорей жену по частям пришлет, чем просто отдаст. – Тяжко вздохнул, запрокидывая голову и закрывая глаза. – Если Ла Фой – есть варианты…
Пауза, во время которой Георгиос предпринял третий заход по алкоголю. Фигушки! Я не дремала!
– …Тут нужно что-то такое, чем на них можно надавить!
– Эмм!.. – Георгиосу было не до интриг. Он заторможенно перевернул стакан и понял – все кончилось!
– Мне кажется – я тоже схожу с ума, – хладнокровно признался начальник службы безопасности, отставляя от себя посудину и лишая меня источника двойного удовольствия – виски и зрелищ! – Видимо, это заразно.
Этого я ему простить не могла, поэтому в расстроенных чувствах пошла будить Вемулю, ябедничая:
– Тут кто-то пьет как конь!
– Дай ему морковку! – посоветовала уставшая от трудов праведных шатенка, переворачиваясь на другой бок. – И стреножь!
Какой хороший совет!
Я заметалась по холлу в поисках чего-то похожего на путы, но тут…
– Если бы Джул хоть какую-то весточку подала… – тоскливо произнес Никос. Простонал: – Ну хоть что-то… у меня уже нет сил верить.
– Если только она жива, – мрачно сказал Йоргос. Резанул по наболевшему: – На что надежды мало… – И чуть было не канул в Лету. Уж я бы постаралась!
– Я чувствую – жива! – Столько сердечной боли в этих черных глазах. Мне даже стало стыдно. Очень стыдно.
Я поежилась, почесала затылок и лоб. Поелозила крыльями. Побегала по комнате. Взвесила все «за» и «против». Пообещала себе заранее обзавестись лубрикантом для выговоров и… начертала в воздухе огненные письмена. Что-то типа – «Я жила, живу и буду жить! Не надейтесь, всякие Йоргосы!»
Мужики вскочили и зависли перед стеной огня. Никос – тот просто стоял, покачивался и расслабленно улыбался. Только сильно подозреваю по расфокусированному взгляду, что букв он в упор не видел.
Йоргос… тот, как человек привычный, очухался побыстрей Казидиса. Спустя пару секунд чуточку более адекватный эсбэшник активизировался и заорал: «Пожар!», заливая мое послание… водкой.
У меня чуть виски носом не потекло. Какое расточительство и неуважение! Тем более хватать друга за чувствительные части и орать: «Огнетушитель!» – это уже верх невоспитанности!
С дивана на крик подорвалась Вемуля и, как Супермен в красных трусах и плаще, материализовавшись, кинулась спасать подопечного, закрывая его собой и спешно гася мою пламенную записку.
Я тоже зря времени не теряла и швырнула всем троим под ноги сетку для мячей, строго следуя указанию стреножить и обезвредить.
– Здравствуйте! – Как истинный джентльмен, Ник не мог не выказать уважения знакомой пожилой даме. Даже если она лежит на нем сверху, придавленная Йоргосом. – Как поживаете? – Потер ушибленную щетинистую челюсть.
– Слезь с меня, мешок с мышцами и тестостероном! – заорала Вемуля, сталкивая телохранителя. – Или я за себя не отвечаю!
– Мадам, – с юмором отреагировал непрошибаемый Георгиос. – Я понимаю, что вам неудобно, но вы не могли бы сначала объяснить – откуда вы тут взялись? Это частная территория.
– Из воздуха, милок! – рявкнула ангел-хранитель и снова растворилась в пространстве.
Теперь мужчины смотрели друг другу в обалдевшие глаза, лежа бутербродом и пытаясь сохранить остатки достоинства. Или привести в порядок крохи разума.
– Что это было?.. – выдавил из себя Йоргос, сползая с начальника и растягиваясь на полу рядом. Благо одежда обоих – трикотажные рубашки-поло и легкие полотняные штаны – от работы хозяев полотерами ничуть не пострадала. – Неужели?..
Так и лежали, рассматривая потолок и сложив руки под головой.
– Дама, – коротко объяснил Никос. С некоторой долей обреченности: – Та самая.
И снова тишина.
– Ага. Понятно…
– Ты ничего умнее придумать не могла? – полюбопытствовала Вемуля, дрожащими руками открывая новую бутылку «Метаксы».
– А что такое? – удивилась я.
– Да ничего, – пожала плечами родственница. – Кроме того что они вряд ли умеют читать на древнеарамейском!..
– Неучи! – охотно поддакнула я.
Никос чуть позднее сообщил Йоргосу, что ему теперь никакие конкуренты не страшны, потому что они такого показать не могут! Георгиос согласился и пожал шефу руку.
Все же великая эта вещь – мужская дружба! Даже глюки – и те пополам!
Глава 26
Женщины не размениваются – они дают сдачу!
– Рон, я хочу, чтобы ты… – расхаживала я по своему очищенному от следов вражеского нашествия кабинету.
Переодевшись и приведя себя в порядок, я чувствовала себя более-менее прилично, хотя внутри копошился червячок сомнения – правильно ли я поступаю… Благодаря открытому окну офис проветрился от цветочных ароматов настолько, что стало возможным тут находиться и дышать.
В открытое окно ворвалась ария, спетая трио. Красивые мужские голоса с некоторой долей навязчивости повествовали:
Песнь моя летит с мольбоюТихо в час ночной…
Я поежилась. Кошачьи трели не умолкали – напротив, они разрастались, травмируя мои и соседские уши:
В рощу легкою стопоюТы приди, друг мой! —
– Арию поддержал слаженный оперный хор.
– Музыкально, даже слишком, – пробормотал Рон. Обратился ко мне: – Так что ты хотела?..
– Я хотела… – Потрясла головой.
Слышишь, в роще зазвучалиПесни соловья?.. —
одиноко провыл какой-то мартовский кот, по которому плакало ведро холодной воды. Или кастрация.
В знак протеста я включила аудиосистему. Не помогло.
Нарастающее крещендо перебило и записи храмовых еврейских гимнов, и тяжелый рок «Раммштайна». С необыкновенной легкостью положив на лопатки Du hast, на просторах Нью-Йорка неслось:
…Звуки их полны печали,Молят за меня.В них понятно все томленье,Вся тоска любви, вся тоска любви…
– Да что такое! – взорвалась я, подскакивая к окну. И замерла.
На Таймс-сквер стояла красочная группа людей в маскарадных костюмах трубадуров и, подняв лица вверх, старательно выводила поставленными голосами «Серенаду» Шуберта. Это было более чем возмутительно, потому что это безобразие возглавлял… кто бы вы думали – Никос!
Я немедленно почувствовала в себе зверя – гигантского боевого хомячка! – и созрела для разъяснений. Потому что этот… этот Казановис… Козлиди… без названия мужчина поднял руку и дал отмашку:
Ты приди скорей,Ты приди скорей!Приди скорей…Джул! Джул! Джул!
…!!! Жаль, что я не могу высказаться об этом вслух. Статус не позволяет.
– По-моему, кто-то не знает, как пользоваться телефоном! – В дверь опять заглянула Анна. – Но все та-ак романтично!
– Угу, – кивнула я, захлопывая окно. – Чрезвычайно! Продолжаем!
Как выяснилось, от зова пары сотен человек, усиленного микрофонами и колонками (и это я не считаю подпевающих зевак и просто сочувствующих!), даже звукоизолирующие стекла не спасают. Особенно когда твое помещение заминировано ядреными цветочными запахами. Так что, увы, окна пришлось все же открыть.
Спустя час…
Ты приди скорей,Ты приди скорей!Приди скорей…Джул! Джул! Джул! —
орали в полицейский громкоговоритель.
– Музыкально… но громко! – отвлекся Рон от обсуждения насущных дел.
– Может, скинемся и подарим им айфон? – влетела в помещение Анна, держась за голову.
– Лучше связку боевых гранат! Вызови полицию! – рявкнула я, опуская жалюзи.
– Ты серьезно?! А через что, ты думаешь, они орут? – поморщилась моя «правая рука». – Все полицейские Манхэттена прониклись бедой твоего муж… муд… клиента и предоставили ему свою громкую связь! Теперь о тебе знают все! В пределах пары миль…
Я молча ужаснулась.
Марча предложила:
– Давай им тоже что-то сделаем?
– Угу, – согласилась я. – Ошпарим! Продолжаем!
Через два часа…
Ты приди скорей,Ты приди скорей!Приди скорей…
– Джул! Джул! Джул! – скандировала вся площадь.
И почему мне запрещено пользоваться минометом?! Все равно разрушений от него меньше.
– Музыкально, но вразнобой, – флегматично заметил Рон, ковыряясь в ухе.
Остальные посмотрели больными глазами, но оставили без комментариев.
