Юлия Славачевская - Одинокая блондинка желает познакомиться, или Бойтесь сбывшихся желаний!
– Герасимус! – грозно нахмурилась Мума и погрозила пальцем. – Ты же взрослый мужчина! Как ты мог допустить подобное безобразие?!
От хохота меня согнуло пополам.
Ой, не могу! Герасим и Муму! Отомстили за собачку!
На мой ржач, уже переходящий в хрипы, обратил внимание Мыр. Осуждающе покачав головой, он укоризненно спросил:
– Че натворила-то?
– Я-а-а?! – оскорбилась до глубины души жертва банного произвола. – Да я их пальцем не тронула! Сами все здесь устроили!
– Эт точно! – отмерла Лума, сползая с могучей кучки и бережно вручая помятого отчима матери. Коротышка вел себя на редкость примерно, словно дрессированный карманный песик, преданно глядящий в лицо любимой хозяйке (даже ни разу не огрызнулся и не гавкнул). – Вот этот, белокурая шельма, ворвался и скомпрометировал нас!
– Скомпрометирова-ал?! – сдвинула широкие кустистые брови мама Мума и полезла выкапывать Лелигриэля из-под самого низа. Добравшись до эльфа и выдернув его, как пробку из бутылки, она уверенно поставила мыльного красавчика перед собой, приподняв за шиворот, осмотрела и ласково спросила: – Жениться будем или как?
– На ком? – обалдев, пискнул эльф, не сводя ошарашенных глаз с Мумы.
Мума взяла длительную паузу и после приняла соломоново решение:
– Сначала на девушке…
Ой, не надо! Я исправлюсь!!! Честное слово, исправлюсь! Все что угодно: хоть гарем, хоть изнуряющие путешествия на болотах, даже согласна на тюрьму и пытки – только не эльф!
– Леле, – подсказал скалящийся Мыр.
Я зашипела, ностальгически пожалев о дамских туфлях на высоких тонких шпильках.
– …Леле, – согласилась трактирщица. – А потом, спустя какое-то время, на моей дочери, – продолжила заботливая мать. – Или можно сначала на моей дочери, а потом на Леле. Выбирай сам.
– А другой выбор есть? – безнадежно поинтересовался блондин, мрачно созерцая лужи под ногами. – Огласите весь список, пожалуйста.
– Есть-есть! – еще ласковей уверила его мама Мума. – «Или как» называется! Но очень, скажу я тебе, невыгодный выбор.
– Почему? – не хватило мозгов промолчать у несчастного, мокрого, полузадушенного эльфа.
– Потому что от меня еще целым никто не уходил! – показала Мума внушительный набор зубов и поиграла мускулами. – А за родную кровь я тебя, паршивец, в лепешку раскатаю и без соли съем!
– Не надо! – оценил грядущую перспективу Лелигриэль. – Я согласен на вашу дочь, только избавьте меня от Лели!
– Ах так! – высказала я свою точку зрения, с трудом сдерживая рвущийся наружу хохот. – Не очень-то и хотелось!
– Че? – заинтересованно влез тролль, растаскивая в стороны Магриэля и Болисиэля.
– А то не знаешь? – сердито сказал брюнет, стараясь привести в порядок свой внешний вид. – Это ж не девушка – стихийное бедствие. Лучше киньте в жерло вулкана, чем с ней рядом!
– Какие вы все добрые! – надулась я. – Вот что я вам сделала? Сами вытащили сюда и теперь жалуетесь!
– Мы не жалуемся! – эмоционально вступил в разговор шатен. – Мы страдаем и терпим! – Слезно обратился к маме Муме: – Пожалуйста, мадам, прошу вас! Умоляю! Наш эльфийский Дом весьма уважаем и широко известен в определенных кругах. Не заставляйте приводить туда этот симпатичный ураган с ужасающей силой разрушения. Наш Дом существует около семи тысяч лет, но приезд Лели не переживет, клянусь!
Орчанка сосредоточенно выслушала мнения и просьбы, окинула меня с ног до головы цепким профессиональным взглядом и удивленно высказалась:
– Странно… а с виду такая миленькая и хрупкая.
– Мама! – влезла Лума. – Я этого эльфа не хочу! Он дохленький и непрезентабельный!
– Что?! – вылезли глаза на лоб у несостоявшегося жениха. – Какой?..
– Ты не комильфо. – Я радостно донесла идею в массы. – Фасоном для Лумы не вышел. Дохленький, она говорит.
– Да я! Я! – напыжился Лелигриэль.
– Заткнись, идиот! – заорал брат. – Или выйдешь отсюда окольцованным!
– Доченька, – проигнорировала родственную перепалку заботливая Мума, – ты точно не хочешь за него замуж?
– Точно-точно! – закивала головой Лума и, решив, что проблема исчерпана, доблестно принялась за уборку помещения.
– Ну как знаешь, птичка моя… Насильно мил не будешь, – смирилась мама и небрежно выпустила блондина из своей карающей десницы. – Свободен!
Раздался дружный вздох облегчения, и эльфы поспешили ретироваться восвояси во избежание новых матримониальных проблем. Только Лелигриэль всю дорогу обиженно бубнил под нос о всяких разборчивых кралях, ничего не смыслящих в аристократической эльфийской внешности. Его бубнеж частенько прерывался, затыкаемый ладонью брата и увещеваниями Магриэля.
Проводив глазами удалившихся эльфов, Мума пожала широкими плечами и обратилась к Мыру:
– Уводи своих бандитов отсюда, в бане надо как следует прибраться. Ужин подам в комнаты. И будь любезен, проследи, чтоб погромов больше не было. Мне на сегодня уже хватило за глаза.
Тролль сграбастал меня в охапку, бдительно предупредив:
– Молчи! – И заверил трактирщицу: – Прослежу! Не сумлевайся!
Мума хихикнула и энергично взялась за уборку. А меня понесли вверх по боковой деревянной лестнице, в обход общего зала.
И слава богу! Мне еще всем посетителям недоставало продемонстрировать особенности своей анатомии! Как же у него на руках удобно! Как дома! Век бы не слазила! Интересно, а он согласился бы меня так долго носить на руках? Мечты…
Пока я млела и наслаждалась, меня донесли до комнаты и аккуратно сгрузили на кровать со словами:
– Ты тута не балуй! Щас возвернусь со жратвой.
Баловать я не собиралась, поэтому с энтузиазмом покачала головой в знак согласия и заверила:
– Буду сидеть тихо как мышь.
– Хто? – поднял он брови. – Грызун? Тихо? Смеесся?..
– Почему? – опешила я от такой постановки вопроса.
– Оне ж усегда хрупают! – с полной убежденностью заявил Мыр, лукаво сверкнув глазами.
Я заподозрила, что надо мной издеваются или, в лучшем случае, подшучивают.
Да кто же ты? Почему так упорно маскируешься под неотесанного деревенщину без малейшего проблеска интеллекта? От кого бы мне узнать твою тайну?
– Мыр, – проникновенно начала я, – согласна посидеть тихо, молча… и даже поголодать. Нос из комнаты до особого распоряжения не высуну, если ты скажешь мне – кто ты такой на самом деле.
Тролль мгновенно напустил на себя вид деревенского дурачка, нарисовав на лице (язык не поворачивался назвать его лицо «мордой») глупейшее выражение и убрав из глаз малейший проблеск мысли.
М-дя, из серии: «Хотел я собраться с мыслями. Ни одна мысль на собрание не пришла…»
– Леший с тобой! Тролль я! – заверил он поспешно.
Я, прекрасно понимая, что правды тролль не скажет и откровенничать не будет, отвернулась от него, пряча глубокое огорчение.
– Че те не хватат? – тут же пошел он на попятный, видя мою реакцию. – Че ты хочешь?
Повернувшись к нему, я задумчиво выдала:
– «Стану царем – первым делом… так, что первым делом? А, пианину! А то что это за жизнь, без пианины?»[14]
Ответом мне была громко хлопнувшая дверь и осыпавшаяся штукатурка. Окончательно расстроившись, я полезла в баул у кровати в поисках чистой одежды. Найдя требуемое, я наткнулась на свою сумочку, бережно обернутую чистой тканью и обложенную другими вещами.
Какой же он все-таки заботливый! Не был бы еще таким скрытным, цены б ему не было! И поправила шальную мысль: «А он и так бесценен! Не продается, зараза такая!»
Мыр явился с подносом через пару часов как ни в чем не бывало. Я тоже решила на обострение отношений не идти и, мило улыбнувшись, пристроилась к обильному ужину, который заботливый тролль расставил на столе.
Не зря к маме Муме толпами ломились посетители! Яства – назвать едой эту усладу желудка было бы кощунством! – оказались выше всяческих похвал. Я перепробовала все, чем Мума нас угощала, и пришла в шикарное расположение духа и тела. Особенно понравился напиток. Он чем-то напоминал по вкусу чай, но был чуть более горьковат и отдавал приятным запахом дымка.
Отвалившись от стола, я вернулась к своей кровати. Кстати, ночевать мне снова предлагалось с Мыром в одной комнате. Видимо, во избежание будущих эксцессов.
Хм… «боятся – значит, уважают!». Мысль занятная, но неутешительная… Лучше бы любили… Но на все воля Божья, как говорится! Так что утерла розовые сопли, и вперед, с речовкой на баррикады диэровского гарема!
Пока я задумчиво перебирала рассыпанное по кровати барахло из сумочки, то бишь косметику, телефон, кошелек, отыскался блокнот с ручкой, в котором я уже успела почеркать во время ожидания ужина, делая от скуки наброски спутников.
Профессиональным художником я не была, но в детстве родители, развивая мои творческие способности, пристроили меня в художественный кружок. Там, ценой многих усилий и седых волос преподавателей, меня научили держать карандаш и что-то им даже черкать. На красках моя преподавательница Елизавета Викентьевна сломалась и заявила: «Или я и в своем уме, или Леля – и рисует». Родители пожалели бедную женщину и забрали меня из этого кружка, тут же записав в танцевальный. Но это уже совсем другая история.
