Анна Гаврилова - Большая и грязная любовь
– Только подтверждает правило, – протянул шеф задумчиво.
– Да. Зато есть просто любовь. Вам до нее, как понимаю, еще долго, но раз появилась хотя бы искра… Знаете, Глеб, я поддерживаю ваше решение. Оно правильное. Даже если ничего не получится…
– Ошибок не совершает только тот, кто ничего не совершает, – опять блеснул эрудицией инкуб.
У меня почему-то уши вспыхнули.
– Ваш паспорт, – сказала мама.
– Копия пусть останется у вас.
– Нет, Глеб. Я же вижу, что человек вы приличный.
Что? Паспорт? Зачем? И что они, черт возьми, задумали?
– Только с Крис говорить будете сами, – вставила мамулечка. Очень правильная позиция! Идеальная! Ибо я уже в ярости!
– Разумеется.
Я мячиком отскочила от двери и едва не выронила злополучный стакан. Зато, когда Глеб и маман соизволили закончить междусобойчик и выйти, я уже сидела в своей комнате и… опять пила «брют». Но вовсе не потому, что хотелось, – просто отвлекающий маневр. Ведь человек, который тянет из бокала, не мог подслушивать, верно? Он же занят был.
– Розочка, у меня две новости, – заявил возникший в дверном проеме Глеб. Шеф выглядел довольным до крайности.
Я оптимизма, разумеется, не разделяла. Просто очень подозрительно это все и непонятно. Особенно если учесть, что прежде, чем уволочь мамулечку на кухню, Глеб сыпал обвинениями.
– И какая из них плохая? – хмуро спросила я.
– Плохих нет.
Я не могла не удивиться.
– И… – подтолкнула ненавязчиво, но по-прежнему хмуро.
– Ты переезжаешь ко мне, – заявил инкуб. – Это первое. А вторая хорошая новость – Алина Юрьевна переезд одобрила.
Черт!
Эффект разорвавшейся бомбы? Да, он. Но причина не в удивлении, это… это эмоции. Радость – бешеная и неудержимая, а вместе с ней тьма-тьмущая недоверия, подозрений и страхов. Он же меня поймал! Он же выяснил, что моя протекция липовая. А догадался ли, откуда у этой протекции ноги растут?
А еще «брют»… Вот почему волшебные пузырьки с настойчивостью танка напоминают – зеленоглазый демон обманул! Где подвинутые горы? Где вспаханные моря? Где, в конце концов, признание – люблю, жить без тебя не могу?
– Глеб, я никуда не еду.
– Ой ли? – прищурился зеленоглазый. Веселый и радостный, как и прежде.
– Не еду! – Я отставила злополучный бокал, тряхнула волосами и крикнула грозно: – Ма-ам!
Сейчас я им устрою! Обоим!
Мамулечка явилась мгновенно, как чертик из коробочки выскочила. Но прежде чем я успела раскрыть рот, мило улыбнулась и сказала:
– Зая, я к тете Оле. Мы с ней сегодня по магазинам пройтись договаривались. И я уже опаздываю.
– Что?
– Там в торговом центре распродажа началась, – пояснила та, в которой так неожиданно проснулась махровая интриганка.
– Эта распродажа уже месяц идет!
Мамулечка сделала очень честные глаза, сказала удивленно:
– Да? Ой, ну тогда тем более бежать нужно!
И… и сбежала.
Глеб следил за этой сценой с самым невозмутимым видом, только уголки губ подрагивали. Но я сдаваться не собиралась.
– Ма-ам! – возопила и ринулась следом за бессовестной, хоть и бесконечно любимой женщиной. – Ма-ам!
Чудом проскользнула мимо загородившего проход инкуба, выпрыгнула в коридор. Та, которая сдала меня демону со всеми потрохами, уже отперла входную дверь и…
– Мама!
Я подлетела, ухватила родительницу за рукав ветровки, но сказать все, что думаю, мне не позволили.
– Крис, хватит ломать комедию! – грозно прошептала мамулечка. – Я же вижу, как ты к нему относишься!
– Что-о?..
– Все! – И голос строже не бывает. – Я понимаю, что тебе страшно. Но тебе тридцать, Крис! А он… у него очень серьезные намерения, и надо быть полной дурой, чтобы этого не видеть.
Я выпала. Откровенно выпала. А мамулечка высвободилась из захвата и гордо шагнула за порог, чтобы тут же закрыть дверь и запереть снаружи. Это добило окончательно. Нет, ключ у меня, разумеется, есть но… но сам факт.
– Ну что? – усмехнулся шеф. – Чемоданы собирать будем или…
– Чудовище! – рыкнула я.
– Значит, «или», – расшифровал мою реплику Глеб и плавно, неспешно, двинулся навстречу.
Мама! Мамочка, вернись!
Родной дом я покидала очень знакомым образом – болтаясь на плече инкуба. Из вещей только сумочка и зубная щетка. Глеб, который самолично «собирал мои чемоданы», решил, что этого достаточно. Найти ключи от квартиры шефу труда не составило, отпереть и запереть дверь – тоже.
Мои попытки призвать на помощь прекратились так и не начавшись – ну чего перед соседями позориться? Тем более у нас в основном пенсионеры, и вообще.
У подъезда уже ждал знакомый черный монстр, в нутро которого меня впихнули бесцеремонно, но бережно. А едва машина тронулась, Глеб продолжил делать то, чем занимался с самого ухода мамы… Целовать!
Да-да! Этот невероятный, безупречный, потрясающий… мм… нет, не так. Этот бессовестный, беспринципный, наглый монстр, целовал! То нежно и осторожно, то страстно и беспощадно. И никаких тебе рук на груди, никаких намеков на большую и грязную любовь во всех доступных для сего занятия местах. Ничего! Поцелуи, поцелуи и только поцелуи…
Вначале – ну там, у входной двери родненькой квартиры – я держалась и не отвечала. Потом оборона как-то сама собой пала, сердце забилось чаще, мозг подернулся привычным розовым туманом. Мои руки оплелись вокруг его шеи, а глубина наших поцелуев… впрочем, неважно.
– Розочка моя, ты невозможна, – шептал в перерывах Глеб.
– Мм… – А что еще сказать-то?
В квартиру начальства уже на своих ногах шла, но зуб даю – охрана и консьерж решили, будто Глеб Игоревич алкоголичку подцепил. Меня штормило, шатало и вообще. Если б шеф не придерживал за талию, ни за что бы не добралась.
А потом была очень знакомая прихожая, в которой с меня стянули футболку, а… с Глеба рубашку. Подъем по лестнице не вспомню даже под гипнозом, шеф, возможно, тоже. На кровать упали вместе и уже без одежды – ну если всякое там кружево не считать. Ну а дальше все закономерно и чертовски приятно.
Дыхание перехватывает, с губ срываются стоны, тело выгибается навстречу ласкам и жаждет еще и еще. Мир перед глазами плывет, потом взрывается тысячей фейерверков, затем снова плывет и опять взрывается… Где-то на грани сознания то и дело всплывает картинка – маленькая ламинированная карточка с надписью «Вжик и К°», но мне глубоко плевать на отсутствие звукоизоляции в этой квартире. Равно как и на соседей…
Кажется, или кто-то в самом деле дурно на меня влияет?
Нет, не кажется…
О пощаде молить не пришлось – мы обессилели одновременно. Но Глеб, на правах мужчины, нес в душ и… опять целовал. Инкуба даже невкусная пена не смущала. А когда снова оказались в постели и я незаметно для самой себя уткнулась носом в его шею, в темноте спальни прозвучало:
– Крис, почему когда я тебя касаюсь, у меня ощущение, что… я тебя знаю?
Если вдуматься – вопрос странноватый, но я поняла. Поняла и промолчала.
– Твое тепло, – не унимался зеленоглазый, – твой запах, изгибы тела… все это настолько знакомо. Будто мы не три дня, а… полжизни вместе.
Ну… не полжизни, но…
– И дело даже не в голоде, Крис. Ты сама как наркотик. Почему?
Корочка льда, затянувшая сердце, едва вспомнила о нетронутых морях и горах, звонко лопнула. Пожар? Да, именно. Вот только вызван отнюдь не страстью. А слезы в уголках глаз… черт! Не хочу об этом думать.
Я закрыла глаза в намерении притвориться спящей, но играть не пришлось. Сознание отключилось, едва его пальцы скользнули по моей спине, а хрипловатый голос шепнул:
– Розочка… моя.
Глава девятая
Утро началось не менее странно, чем закончился условный вечер…
– Кри-ис… Кри-ис… – шептала темнота голосом Глеба. По щеке скользило нечто теплое, мягкое и невероятно ласковое.
С величайшим трудом открыла глаза, чтобы узнать, что ласковое – это его пальцы, а еще…
– Домработницу зовут Ррагзай, – сообщил шеф. Он сидел на краешке кровати, полностью одетый и даже при галстуке. В спальне царил полумрак, но только потому, что шторы еще задернуты. – Она приготовит завтрак и все остальное. Компьютер в моем кабинете найдешь. Деньги и кредитку с кодами оставлю там же.
– Зачем деньги? – Нет, я еще не проснулась.
Губы инкуба дрогнули в улыбке, а его пальцы скользнули по шее и вновь вернулись к поглаживанию щеки.
– Ну, если тебе достаточно одной только зубной щетки… – хитро протянул зеленоглазый.
Черт. Какая щетка? При чем тут… Стоп.
Не знаю, что такого отразилось на моем лице, но Глеб заметно напрягся.
– Все, что нужно, закажешь через Интернет, – ровно сказал он. – На улицу не выходи.
– А… а работа? – Нет, вставать и переться в офис не хотелось совершенно, но не спросить не могла.
– А что тебе там делать? Меня в офисе все равно не будет.
– Но Марина…
Напоминание о том, что Глеб моим прямым руководителем не является, эффекта не возымело. Вернее, я услышала логичное и, в принципе, ожидаемое:
