Наталья Мазуркевич - Эльфийский для любителей
– Идем, – коротко бросила я и предупредила: – И, Алест, выбирай выражения, пожалуйста. Думать ты можешь что угодно, но…
– Я понял… – Эльф грустно вздохнул. Сам был не рад, что повелся на провокацию. А в том, что его красиво подставили, сын Владыки нисколько не сомневался. Плавал, знал, как оно бывает. И все равно язык вовремя не прикусил.
– Не дразни его, – тихо попросила я, когда мы вышли из подземелья и Алест бросился забирать куртку из гардероба.
– Не буду, – приложив молот к груди, грустно пообещал Риск. – Но эльф… Сложно удержаться.
– Тогда не делай ценой своего развлечения наши с ним отношения. Он тоже мой друг, и я не хочу выбирать между вами.
– Я понял, – совсем как Алест недавно, вздохнул гном.
Я потрепала его по вьющимся лохмам и чуть-чуть дернула за бороду. Сделай это кто-то еще – сграбастали бы этого наглеца в охапку и познакомили бы с кулачищами, но на мою выходку Риск только хмыкнул и ухо подставил. Дескать, чеши давай, раз уж я котика вынужден изображать.
Алест вернулся достаточно быстро: встав в самый хвост очереди, милостью духов и очарованием своих ушей он оказался в ее голове и, обворожительно разулыбавшись с гардеробщицей, получил свою вещь. Даже жетончик с номером у него забыли забрать, отчего эльф повел себя как герой и лично отдал его хозяйке курточного царства.
– Ты уходишь? – спросила я, наблюдая, как эльф одевается.
– Нет, просто слегка замерз. Привык уже к постоянному присутствию печи в аудитории.
– Это вам не леса… – фыркнул Риск и замолчал, нарвавшись на мой предупреждающий взгляд.
– Что ж, раз уж мы решили все проблемы с одеждой, начнем все-таки экскурсию. Сначала мы посетим столовую. Именно здесь ежедневно, по будням, мы обедаем, а кто-то даже ужинает. Лучшие блюда, конечно, присутствуют за нашим столом. Если ты посмотришь внимательнее на кухонных рабочих, то увидишь гномочку. Не переходи дорогу дедушке, а то придется нам подгоревшей кашей давиться, – предупредила я. – Далее – актовый зал…
Экскурсия затянулась на пару часов. Мы облазили каждый закуток факультета, а Риск, который и здесь остался настоящим гномом, тщательно зарисовывал все повороты, тупики, аудитории и неожиданно обнаруженные предметы.
Так на третьем этаже мы нашли статую бога Эсталиана в человеческий рост. Судя по выражению лица, лепили бога не с эльфа, а с более сговорчивого полукровки. Но и в том почитание богов было не сильно, а потому он уныло таращился куда-то вниз, наверняка на мешок с деньгами. Увы, узнать точно, что эльфийский покровитель в лице полукровки так старательно не выпускал из виду, не удалось. То ли по религиозным, то ли по каким другим соображениям, объект божьего интереса в мраморе не изваяли.
Еще одной неожиданностью стала карикатура на магистра Даорисия, которую старательно, высунув от усердия язык, рисовал Маркус.
Он не замечал ничего вокруг, выцарапывая профиль литературоведа на дальнем шкафу. Преподаватели в эти складские дебри списанной, но не увезенной мебели не ходили, а вот студенты часто проводили свободное время именно здесь. Схожесть с оригиналом, неповторимая манера рисования и общая нелюбовь адекватной части студенческого поголовья к магистру могли принести неизвестному творцу всеобщую славу и любовь.
– Вот так, – любуясь результатом, возвестил рыжий и разогнулся. А после сделал величайшую глупость – быстрым росчерком подписал свою работу.
– Не-е… – застонала я, но договорить не успела. Маркус подпрыгнул от неожиданности и ударился о выступ шкафа. Глаза его лихорадочно метались, видимо, выискивая магистра.
– Та-а-а-а-ари, – потирая ушибленную голову, выдохнул парень. – Ну за что?
– За дурость, – объяснила я закон мебельного воздаяния. – Нечего было портить, а потом оставлять улики против себя. Зачем подписался?
– Ну так…
– Страна и безымянных героев помнит и гордится. А по известным – скорбят и плачут, ибо не оставит Даорисий от тебя и мокрого места. Ты сам взорвешься, когда вновь услышишь балладу о роковой любви Тарвиэла и Мариситы. Или…
– Не напоминай, – взвыл Маркус.
– А если он у тебя еще что-нибудь вести будет? Или принимать выпускной экзамен? Вот спорим, так оно и будет. Придешь сдаваться – а он в комиссии сидит и ехидно скалится. Все тебе припомнит – до последнего зевка на последней парте.
Я замолчала, спиной чувствуя, что что-то не так. Быстро сориентировавшись, затащила в импровизированный склад гнома с эльфом и сделала знак молчать. Если все вместе попадемся – Даорисий не только Маркусу припомнит издевательства над своей рисованной шевелюрой.
– …я должен это подписывать? Я что – ректор? Пусть он сам решает, как оборотней обучать в полнолуние. Преподаватели не согласны жизнью рисковать!.. А кто согласен – я сам на порог не пущу. Незачем мне тут эти отчаянные. Чему они детей научат?!
В ответ на тираду чей-то высокий голосок принялся доказывать нелогичность такого решения и просил немножко потерпеть и дать шанс всем кандидатам.
– Выходим, – разрешила я, когда голоса стихли. Доверять командование нелюдям было глупо – их слух острее, и мы здесь битый час простоим, пока милорд у себя в кабинете скроется и успокоит собеседницу. Не секретаршу – голос госпожи Крымси мне до сих пор в страшных снах слышится.
Опасный участок покидали мелкими перебежками. Самым первым шел Алест, поскольку заподозрить его в сговоре с гномами или людьми не смог бы даже мнительный магистр Даорисий. После, тарабаня себе под нос стихотворение, шла я. Риск шел следом, озираясь по сторонам с видом крайне любознательного туриста. И замыкал шествие Маркус, которому вручили мою сумку со словами:
– А ты бежишь за Тари, потому что она сумку в аудитории оставила. Держи реквизит.
Бежать бедному рыжему пришлось до самого холла. И я подозревала, что Алест с Риском попросту сговорились, дабы ни я, ни они сами тяжестей не таскали. Хорошо еще, что молоток я успела выхватить, а то инерция – вещь беспощадная, а Маркус регенерацией нелюдей не обладает.
– Ну что, к Грыту вернешься или со мной до общежития?
До вечера у гномов оставалось около двух часов. Один я потрачу на дорогу, а еще один – чтобы привести себя в порядок: косички заплести, нарисовать веснушки, подпалить кончики волос где-нибудь сзади, собрать подарки для Грытовой родни. И лучше все это проделывать без внимания принимающей стороны.
– До общежития, – нарушил все мои планы Риск.
– Что ж… – Я посмотрела на Алеста и Маркуса. – Тогда и вам хорошего вечера.
– Я тоже в общежитие иду, – мрачно заметил рыжий. В глазах его читалось мстительное удовольствие.
– И я, – не остался в стороне эльф, ревностно хватая меня за руку. – Доведу и удостоверюсь, что по дороге никто не пострадает.
Риск промолчал, но посмотрел на эльфа неодобрительно.
– А я до комнаты провожу, – влез Маркус, вешая мою сумку себе на плечо. – Нечего девушке такие тяжести таскать.
Я едва удержалась от сдавленного стона. И этот человек минуту назад стонал, что его заставили тягловой лошадью работать.
– Ребят, я сама дойду, – приняла я решение. Если и Маркус с Риском из-за чего-то сцепятся, не будет мне нигде спокойствия. – Риск, прости, мне нужно подготовиться. Давай отложим экскурсию на завтра.
– Как тебе будет удобнее, – легко согласился гном, но недобрым взглядом прожег обоих своих соперников.
– Спасибо. О времени договоримся вечером. И… Грыт так и не сказал, на сколько ты к нам приехал?
– Есть пожелания, мелкая?
– На выходных мы собираемся в Клязь, и мне бы хотелось…
– Я с вами, – кивнул гном и перехватил покрепче рукоять молота. – Должен же быть среди вас хоть один настоящий… – Риск сделал паузу, решая, как бы закончить не обижая меня, и выбрал: – Разведчик.
– Должен, – я с благодарностью улыбнулась. Все же чувство такта было у Риска не совсем гномье и от него можно было ждать уступок людскому самолюбию и тонкой душевной организации эльфов.
Глава 6
До чего доводят прогулки
Поход к Грыту еще долго будет мне сниться. В кошмарах ли, в мечтах ли, но сниться будет. Так просто из памяти не выкинешь ни полное собрание моих любимых блюд на столе, ни смущенного Риска, протягивающего мне веник целебных горных трав, – Аника бы за них убила! – ни родителей Грыта, которые утирали платочками скупые гномьи слезы, по случаю купленные у мастера иллюзий.
Радовало одно: что бы там себе ни придумал мой приятель, а Риск ничего второпях не делал и, кроме целебного веника, ничего не дарил. Разве что свое внимание, которого в этот вечер вылилось на меня полным ковшом. И мне даже совестно было сидеть как на иголках и ждать подвоха, а потому и я расслабилась и предалась обычному гномьему веселью. Благо соседи у четы Штратов были с пониманием: сами любили полночи песни петь и приплясывать под звездами. Оборотни – милейшие люди.
