Гадина Петровна (СИ) - Платонова Вера
— Такое место подойдет?
— Прекрасно подойдет, — королева спешилась и пошла к озеру, оставив Дефорта разбираться с лошадьми и выгружать вещи.
«Вроде как выходной, — подумал он, таща корзину, одеяла и раскладную скамейку к бережку, — а вроде и нет. Еще и в счет отпуска!».
— Ну что, все готово! — он разложил все по местам, оборудовав сидячие места и небольшой столик в середине, и подошел к Ровене.
Та повернулась к нему, посмотрела печальными глазами, вздохнула и уткнулась лбом капитану в грудь. Тут даже Дефорт догадался, что в такой ситуации женщину необходимо крепко обнять, а еще утешительно погладить по волосам. И той наверняка станет легче. Он обнял хрупкую девушку-женщину, словно отгородив собой от всего враждебного и несправедливого мира, легонько провел жесткой ладонью по голове, и замер на месте, почти не дыша.
— Вот теперь отпустило немного, спасибо, — произнесла королева, аккуратно отстраняясь. — Болит еще? — она взяла его левую ладонь в руки и посмотрела на розовый след от трехгранного оружия блеклого убийцы.
— Нет, просто будет отметина теперь на всю жизнь. Одной больше, одной меньше… Ну что грустить? Я пока корзинку нес, заприметил в ней кое-что любопытное.
— Я тоже это заприметила! — хитро заулыбалась королева. — Так что я, как хозяюшка, накрываю на стол тем, что Фрэн послала, а ты разбирайся с бутылками и пробками.
— Есть!
Хлопнула пробка игристого полусухого, капитан разлил по бокалам напиток и они выпили за благополучный исход операции под кодовым названием «Рыжая бестия». С шампанским пикник пошел веселее. Королева выложила в тарелки холодные закуски, сыры, Дефорт развел костерок и изыскал прутики, чтобы поджаривать ломтики ветчины и бекона.
— Хорошо сидим, только музыки не хватает! — вздохнула Ровена, пытаясь равномерно подрумянить свой ломтик на огне. Кусочек шипел и пузырился с одной стороны, но никак не поворачивался другим боком.
— Так я сейчас сбегаю! — Дефорт заглянул в карету, пошарил там, и выудил маленькую гитарку.
Он вернулся к костерку, деловито потренькивая на инструменте.
— Сейчас, — капитан важно откашлялся, и начал напевать, подыгрывая себе:
— Однажды у Козетты
Спросили про приметы,
Зачем, тебе, Козетта,
Такая вот… ой, эту петь не буду. Там непотребные слова.
— Ну что я непотребных слов что ли не слыхала, чай не «шешнадцать» уже! — успокоила его Ровена.
— Не, не могу. Совсем огрубел, ни одной порядочной песни не помню.
— Давай я тебе спою, ты подыграешь. — Она допила содержимое бокальчика, тоже откашлялась и затянула писклявым голоском:
— «Холодный ветер с дождем усилился стократно, все говорит об одном, что нет пути обратно!»… Господи, почему у меня такой ужасный голос?
— Какая грустная песня! Про безысходность, — капитан печально призадумался.
— Ну да, — согласилась королева. — Там дальше еще трагичнее: «я тосковал по тебе в минуты расставанья, ты возвращалась ко мне сквозь сны и расстоянья, но несмотря ни на что пришла судьба-злодейка и у любви у нашей сееела батарейка! ООООООИЯЯЯИЙООО», — она взяла чудовищно высоко и громко.
Однако капитану песня понравилась, да и исполнение вполне устроило, поэтому он кивал головой в такт и даже пытался аккомпанировать солирующей Ровене. В финале он даже подвыл: «Оооооияяяийооо, бакалейка».
Со стороны озера послышался шумный всплеск.
Королева повернула голову на шум и проморгалась: вроде всего один бокал шампанского, а эффект, как от целого ящика.
Из озера высунулись по пояс две совершенно зеленые и обнаженные девицы с интригующими формами. Они повернули свои головы в сторону отдыхающих и зашипели:
— Прекратиите, прекратиите, вы убиваете нашши ушшии! Это невоссможжно слышшать!
— У насс руссалята плаччут от вашшего виссга.
Королева с капитаном обиженно переглянулись.
— Не нравится, не слушайте! — сказал Дефорт девицам. — Мы тут насильно никого не держим.
— Нам скучно без музыки, — добавила Ровена. — А вы могли бы и прикрыться, мужчина все-таки смотрит, — она бросила бесстыжим рыбёхам пару покрывал.
Сверкающие мелкими чешуйками дамы полупоглазили немного, а затем одна из них провозгласила: «Сслушшайте муззыку».
— Толлько не подпевайтте, — предупредила другая.
Русалки расселись на больших камнях и, надев на головы одеяла на манер монахинь, запели.
— Они не поняли, что именно нужно прикрывать, — прошептал Дефорт королеве. Та махнула рукой: пусть уже так выступают.
— У нас весь шоу-бизнес примерно так одевается, какой музыкальный канал ни включи, картина такая же, — негромко пояснила она капитану.
Звучали русалочьи песни диковинно. Совсем не как привычные нам композиции из слов и музыки, а больше похожие на звуки чудных духовых музыкальных инструментов вроде флейты, только с гипнотическим шипением и подсвистыванием на фоне.
— Я на минуту, — сказал Дефорт Ровене, и ушел куда-то в сторону, за кусты.
Русалки тут же прекратили петь.
— Группа «Блестящие», в чем дело, где концерт? — Ровена как раз заняла удобную позицию для наслаждения музыкой, сложив ноги на скамеечку, а источник наслаждения умолк.
— Мы тоолько мущщинам можем петть. У насс инсстинкты… Завлечччь в пуччину, заззватть, залюбитть, утопитть.
— То-то наш мужчина от ваших песен в противоположную сторону от озера удалился!
— На эттого не дейсствует. Ссердце ззанято. Любоффь есстть.
— Интересно это, с кем любовь у него, — королева насупилась, ловя себя на неожиданном и неприятном уколе ревности.
— Дуурра, или притвооряетсся? — спросила одна певица другую.
— Дуурра, похошше, — констатировала вторая.
— Сами вы — дуры пучеглазые, — пробурчала Ровена себе под нос.
Русалки снова затянули свою магическую мелодию. Капитан вышел из-за кустов с охапкой ярко-алых маков:
— Вот, — протянул он королеве, краснея при этом не меньше макового цвета, — присмотрел полянку, когда подъезжали.
Маки! Что-то колыхнулось глубинное и настоящее в душе у королевы. Она сказала скомканное спасибо, и стала суетливо оглядываться, не поднимая глаз на Дефорта:
— Куда-то ж надо поставить, в посудину какую! Завянут, жалко! Сейчас я соображу, куда…
Он забрал из рук королевы цветы, положил их на край столика, а затем взял ее ладони в свои, успокаивающе сказав:
— Все потом.
И поцеловал под аплодисменты русалок, прервавших ради такого момента свою песнь.
— Догадаалиссь! — одобрительно прокомментировали они.
Но эту фразу услышал только капитан Роберт Дефорт, сознание королевы в этот момент находилось глубоко под землей в заброшенной шахте рудника, в котором с невообразимой для обычной природы динамикой зацветал иггдрасиль. Древо ожило на три четверти.
— Я знаешь, мечтала в детстве, что стану известной пианисткой, или хотя бы просто певицей, — рассказывала Ровена, сидя у костра, и засыпая ароматные травы в кипящий котелок.
— И не стала?
— Ну как видишь. Училась немного на фортепиано играть, да только слуха музыкального совсем не дано. Что-то простое могу сбряцать, но талантом там и не пахнет. Вон, у девчат аж кровь из ушей от моего пения чуть не пошла.
«Девчат» они уже отпустили, поклявшись, что на берегу этого озера больше никогда не будут даже пытаться музицировать.
— Не знаю, мне понравилось, как ты поешь. И как играешь, я бы тоже с удовольствием послушал. У нас в Фэй девицы все больше на арфах обучаются. Но на те выступления без подушки приходить вообще пустая трата времени.
— Интересно так, помню, как разучивала бетховенскую «К Элизе» до одури, пока пальцы не занемеют, а перед кем, когда и где — не помню, хоть убей. Где стояло это пианино, в каком доме, на какой улице, в каком поселке, деревне ли? И так страшно от этого становится. Как будто себя теряешь.
Капитан обнял ее за плечи.
— Нет, надо возвращаться, — продолжала она размышлять. — Не знаю, как. Как мне раскаяться? Я как будто давно уже все осознала. Разве это не раскаяние? Я о многом жалею. Единственное, что держит меня, — она сделала паузу, подбирая слова, а затем продолжила. — Единственное, что меня держит, только то, что я впервые почувствовала здесь, что не одна. Я лишь сейчас это поняла. С моего первого дня здесь ты всегда был рядом. Ты всю дорогу шел за мной, прикрывая, вселяя уверенность, вытаскивая из беды, подставляя себя под удар. И как мне теперь вернуться в мир, в котором тебя нет? Зачем?