Татьяна Андрианова - Хренодерский переполох
Ведьма окинула дочь главы нарочито медленным, задумчивым взглядом, словно выбирала стог сена для своей козы и сильно подозревала, что тот с гнильцой. В том, что будущая супруга после замужества попортит Сарату не один литр крови, она как раз не сомневалась. Что ж, так ему и надо. Будет знать, как отлынивать от возведения дворовых построек, да и, к слову, кур он так и не принес. «А может, это он был основным застрельщиком пожизненных похорон? — сверкнула шальная мысль в белокурой голове, но девушка не позволила ей прочно укорениться в сознании и безжалостно изгнала ее оттуда. — Неужели он мог додуматься до такого? Этакая ряха… Нет, вряд ли».
— Ладно. Живите пока, — ухмыльнулась Светлолика. — А отцу передай — зря он так со мной. Очень зря.
Ведьма грозно взмахнула косой, немного покружилась на левой пятке, разразилась гомерическим хохотом и удалилась. При первых подозрительных движениях Лики Доненька пронзительно взвизгнула, рухнула на Сарата, закрывая будущего супруга своим телом и в глубине души надеясь, что заклинание пройдет мимо. Так и случилось. На всякий случай она еще полежала немного после ухода ведьмы, тем более что внезапно очнувшийся парень приоткрыл один глаз и, убедившись, в отсутствии угрозы, обнял подругу с явным намерением продолжить грубо прерванное занятие. Но не тут-то было. Внезапно земля под парочкой зашевелилась, застонала, пошла крупной рябью, заходила ходуном. Оба вскрикнули. Доненька вскочила на ноги раньше парня и помогла ему подняться. Вместе, держась за руки, спотыкаясь и падая, кинулись они бежать в сторону крыльца. Хотя ступеньки на нем вздымались и опадали, словно в каком-то неизвестном ранее танце, все же крыльцо, как неотъемлемая часть отчего дома, казалось чем-то вечным и незыблемым. Сарат же был слишком напуган, чтобы действовать самостоятельно. Так они и упали на порог — грязные, напуганные, запыхавшиеся, с многочисленными ушибами.
— Что происходит? — потрясенно выдавил парень, глядя расширенными глазами на то, как прыгают столы, катается по их поверхности посуда и столовые приборы, падает на землю еда.
— А я почем знаю? — пожала плечами дочь головы.
— Не иначе ведьма нас прокляла, — догадался Сарат, стиснув ладонь подруги так, что она вскрикнула от боли. — Эх! Все-таки надо было кол вбить!
Из-под земли наружу полезли огромные листья знакомого до боли овоща. Это был не просто хрен, а всем хренам хрен. Огромные корни, как стволы пятилетних яблонь, листья по размерам могли соперничать с самой большой лодкой, которую доводилось видеть Сарату.
— Охренеть… — выдавил он, когда вылезший из-под земли гигантский овощ перевернул стол, похоронив этим надежду парня на оптический обман зрения.
В кои-то веки обычно не поощрявшая ругательств Доненька была с ним согласна.
После того как колдовской туман рассеялся, сельчане получили возможность воочию убедиться в позорном бегстве врага и теперь не знали, радоваться этому или нет. Вроде бы нежить бежала с поля боя, и этот простой факт позволял каждому хренодерчанину гордиться победой. С другой стороны, многочисленные синяки, ссадины и шишки взывали к отмщению. А мстить было уже некому. Кто-то из особо воинственных мужиков, кого распирала жажда деятельности, предложил разыскать след умертвия, чтобы популярно, а главное, доступно объяснить нежити, что соваться в Хренодерки чревато последствиями. С ним не без изрядной доли опаски, но согласились. Дружно рванули к месту, где буквально несколько минут назад прокралось умертвие. Факелами осветили следы и поразились размеру ноги нежити. Такой могучей ступней не каждый мужик в Хренодерках мог похвастать. Только голова щеголял в огромных сапожищах, но его-то как раз заподозрить никто не мог. Он с самого начала был с коллективом.
— Ну, дела! — зачесали все еще хмельные головы хренодерчане. — Смотрите, какой размер! Тут без нашего жреца не обойтись.
— Тише вы, окаянные, отойдите от следов, затопчете ведь, ироды! — выдвинулась вперед тройка лучших охотников Хренодерок.
Они принялись деловито кружить вокруг следов, обнюхивать землю, ковырять рисунок отпечатков. Следы измеряли ладонями, прикидывали к собственным подошвам и вынесли вердикт:
— Это какое-то очень маленькое умертвие.
— С чего такие выводы? — тут же вклинился дед Налим, неизвестно как выдержавший ночную гонку по пересеченной местности. — Глаза-то разуйте! Гляньте, какие ступнищи! Это великан, не иначе.
— Согласен, — выступил вперед охотник самого авторитетного вида, чье суровое, обветренное лицо было перечерчено шрамами.
Сам он не без гордости утверждал, что эту памятку ему оставил огромный матерый медведь-шатун, злые же языки утверждали, что шрамами мужчину разукрасила его собственная жена, после того как неожиданно застала супруга с полюбовницей. О судьбе незадачливой разлучницы история скромно умалчивала, но многозначительное молчание рассказчиков неизменно намекало на ужасный исход.
— Ну сам посмотри, дед, отпечаток ноги умертвия не так глубок, как у старосты, значит, его обладатель легок весом или же хрупок телосложением. Такое умертвие мы наверняка одолеем и без ведьмы.
Народ воодушевленно зашумел. Прибить кого-нибудь хотелось до неуемной почесухи в кулаках, а затем и за стол можно вернуться, помянуть почившую, да и отпраздновать победу не лишним будет. Рассудив так, хренодерчане галопом рванули по следу. А наследило умертвие изрядно. Создавалось впечатление, что оно вообще находилось в состоянии подпития, так как явно путалось в собственных ногах, спотыкалось и петляло, как мартовский заяц.
— У-у-у, зловредное, запутать хочет! — дружно решили все и ускорили бег.
Никому не хотелось оставлять родное село поганой нечисти на поругание. В Хренодерки влетели дружно, едва не своротив деревянные ворота, проделанные в частоколе из бревен, опасно заостренных сверху. Предосторожность в этих глухих местах очень даже не лишняя. К ужасу Панаса, четкий след вел явно к его дому. Мужчина принялся рвать на себе волосы еще задолго до собственного плетня. Параскева громко голосила, умудряясь не сбиться не только с дыхания, но и с темпа. Ближе к дому к ней с удовольствием присоединились местные собаки, вплетая свой вой в общее многоголосье ночи.
Когда толпа сельчан, запыхавшаяся и запаленная, ввалилась во двор головы, никто сразу не понял, куда попал. Создавалось стойкое ощущение, что они чудесным образом перенеслись снова в лес. Широко и вольготно раскинулись листья хрена, в темноте напоминая пальмы, которые Панас видел только в книгах у жреца. Части корня могучими колоннами возвышались над землей, не сразу поймешь, что это не ствол дерева. Потрясенный народ некоторое время слонялся меж растений, мерил обхватами, восхищенно вздыхал и цокал языком:
— Вот уж хрен уродился, всем хренам хрен. Такого чуда в Хренодерках отродясь не видывали!
В отличие от других, Панас с Параскевой радоваться и восхищаться не спешили. В конце концов, соседям все равно, что произрастает на участке головы, а хозяевам придумать применение такому количеству гигантских овощей — всю голову сломаешь. К порогу своего дома голова с женой добрались в состоянии легкого шока, которое резко перетекло в буйную стадию, как только оба нежных родителя увидели собственную растрепанную дочь в крепких объятиях не менее взъерошенного Сарата.
— Ах ты, мерзавка! — мощно выдохнула родительница. Взор ее гневно рыскал в поисках скалки.
Когда весомый аргумент не был обнаружен в шаговой доступности, женщина переключилась на поиски более подходящего, но не менее достойного заменителя универсального кухонного инвентаря. Голова мгновенно налился гневом от пят до головы, достигнув точки кипения быстрее, чем капля пота, выступившая на лбу застигнутого с поличным парня, упала на ступеньки крыльца.
— И что это вы здесь делаете? — хриплым от распиравших его эмоций голосом поинтересовался он.
Сарат судорожно вздохнул; он еще не был готов быть представленным как потенциальный жених дочки самого головы. Да и положа руку на сердце, он не был для нее подходящей парой: жил с отцом, матерью и тремя братьями мал-мала меньше в покосившейся избенке, а из всей живности по двору шныряли пять кур, да деловито вышагивал облезлый петух, которого в суп не отправляли из-за уважения к почтенному возрасту птицы. Доненька тоненько пискнула и юркнула за спину ухажера.
— Ты что, старый, сдурел, что ли? Или ослеп на старости лет?! — презрев неписаное правило не ставить своего супруга в неловкое положение перед односельчанами, голосисто поинтересовалась жена. — Неужели не видишь, чем эта пара занята?
— Да выдрать их обоих надоть! — внес свою лепту в диалог взявшийся откуда-то из зарослей хрена дед Налим, многозначительно поглаживая свою седую длинную бороду. — Чтобы месяц сидеть больно было.
