Дарья Земская - К чёрту на рога! (СИ)

Бутылка пошла по кругу.

Паранойя отплясывает румбу и бьёт в бубен.

- А может и вы не вы? - скалюсь во все зубы когда бутылка доходит до меня. - Вот скажите мне что-нибудь, что знаем только мы.

- Девочки по вызову, - тут же говорит Полина.

- Я - трепло, - напоминаю я. - О девочках знает довольно много народу.

- Научим плохому, - продолжает копаться в памяти Полина.

- Это грех не растрепать, - отмахиваюсь я, и передаю бутылку дальше.

- Форточка.

- Там ещё двое были, и даже сфотографировали. А фотографии потом уехали в Томск.

Полина напрягает память, даже лоб трёт. Наконец выдаёт то, на чём я постоянно палюсь:

- Мелькор Акбар.

- Воистину Акбар, - успокаиваюсь.

- Так, - Анжелика вцепилась в Настю, - первые три эпизода я знаю, а что связано с Мелькором?

- О-о-о-о, - тянет Настя, открывая следующую бутылку, - дело было давно и неправда, но имело место быть. Вот эта вот курица...

Дальше мы ностальгировали и доканчивали остатки вина. Мы очень старались. Очень. И потому, нет ничего удивительного в том, что я проснулась в поезде.

***

- Вставай, синявка! - иерихонской трубой орёт Настя у меня над ухом.

С трудом разлепляю глаза.

- А я где? - задаю самый дебильный вопрос, какой только может быть.

- Ты ещё спроси, кто ты, я тебе с удовольствием отвечу, - продолжает глумится Настя.

Она такая, если говорит что думает, то исключительно правду. Причём в таких выражениях, что мой многоэтажный русский матерный и рядом не стоял. И даже чупа-чупс не сосал.

- А какой сегодня день? - уточняю я, с трудом отлепляя себя от нижней полки.

Полка находилась в миленьком, двухместном купе.

- Дать бы тебе по пустой башке, - Настя смотрит на меня крайне выразительно, - да она у тебя и без того болит. Воскресенье сегодня. Хорошо, у меня отпуск и нет детей. Так бы ты нас всех потащила.

- Куда? - всё ещё туплю я.

- В Новокузнецк, к Саше, квартиру твою продавать.

М-да-а-а... Это же сколько мы вчера выпили, если меня понесло к чёрту на рога? Ящик? Два? Нет, ящик мы могли осилить в лучшие года, а сейчас мы уже допились, нас с бвух бутылок на рыло развозит. Но то развозит, а не в нули. Значит, пили по старинке, с перерывами на часовой сон и под хорошую закуску. Но всё равно, сколько?

- Много! - рывкает Настя. - Собирайся, через пять минут объявят.

Что мне собирать? Рюкзак на плечи, и пошла.

Настя выразительно косится под столик. Перевожу взгляд туда же и хватаюсь за голову. Судя по количеству мусора и пустых бутылок, мы спаивали весь вагон.

- Не спаивали, это ты развлекалась, - хмыкает эта злая женщина. - Ты оттачивала свои новые магические навыки. По твоим словам.

В четыре руки открываем форточку и вышвыриваем весь мусор, который попадался нам на глаза.

Пока приводим купе в относительный порядок, я судорожно вспоминаю, что вчера вообще было.

После того, как мы поностальгировали, моим девкам стало интересно, а что же я ещё могу, кроме как скакать во времени? И началось... Кажется, меня даже хотели утопить в ванне. Я усиленно сопротивлялась. Потом в меня кидались колюще-режущими предметами. Потому у мужа Полины сдали, наконец, нервы и он, сцапав детей в две охапки, утащил их гулять. Мелкая Анжелики сопротивлялась не долго. Потом, когда я сидела и высыхала на давешнем подоконнике, кто-то столкнул меня на улицу. Благо у Полины первый этаж и лететь мне предстояло не долго. Однако полёт затянулся. Сильно затянулся. И даже чувства полёта не было. В голове проскользнуло, что я, оказывается, хочу домой. А дом у меня где? Правильно, дом там, где сердце. Но вынесло меня не к моей великой любви, а в мою старую квартиру, в которой я до одиннадцати лет жила. Почему бы и нет, собственно? Эта квартира мне до сих пор сниться, как будто я в ней до сих пор живу. Люблю я её, эту квартиру.

Открываю глаза и вижу мелкое, сопливое чудовище. В прямом смысле. Пацанёнок лет семи-восьми смотрит на меня ромбовидными глазами, а у самого сопли ниже подбородка свисают.

- Привет, - тщательно выговариваю я, и аккуратно собираю себя к кучку.

Пацанёнок шмыгает носом и втягивает сопли до половины. Старательно кашляет и делает глотательное движение.

- Бе-е-е-е, - комментирую я, в красках представляя, как у меня висят такие же сопли.

Есть у меня нехорошая привычка такое же представлять и примерять на себя. Фантазия у меня буйная. А если кому-нибудь рядом со мной приспичит поблевать, я тоже присоединяюсь. За компанию, наверное.

Рядом с пацаном образовывается содержимое моего желудка. Тот шарахается, натыкается головой на угол дивана и визгливо орёт:

- Бабушка-а-а-а!!!

Вытираю рот и отползаю от малоприятной лужи. Бабушка, это серьёзно. Но что это за бабушка такая, которая не научила своего внучонка сморкаться? Хреновая бабушка, точно вам говорю.

Между тем в комнату вплывает сама бабушка. Какая знакомая бабушка, однако! Помниться, в детстве я её терпеть не могла. Непонятно за что. То ли за дебильные кудряшки, вечно выкрашенные в несуразный, морковный цвет. То ли за постно-презрительное выражение, никогда не сходившее с её лица. То ли за стукачество всем родителям. То ли за всё вместе.

Оцениваю бабушку. Морковные кудряшки с выражением за двадцать лет никуда не делись. Кривлю - копирую такую же рожу. И что эта бабушка делает в моей квартире?

- Значит так, - привожу себя в вертикальное состояние. Меня слегка шатает, но не суть. - Передай нынешним хозяевам моей квартиры, что бы выставляли её, квартиру, то бишь, на продажу. Я её покупать буду.

- Что-о-о-о?! - орёт бабушка. Так же визгливо, как и её внучонок. Понятно, от кого пацан научился. Или не научился. Сморкаться. - Вы вообще кто?!

Не узнала, значит. Ну что же, хоть и грешно издеваться над старым человеком, но я её никогда не любила. Да что уж там, я её ненавидела.

- Ау, бабка, ты меня вообще воспринимаешь? - машу руками перед её лицом. - Или продаёшь мне мою квартиру, или не будешь знать, куда деваться от той чертовщины, что здесь будет происходить.

- Да я милицию вызову! - угрожает мне бабушка, и замахивается на меня костылём.

Отбираю клюку и выкидываю её в окно. Пластиковый стеклопакет по летнему распахнут. Были бы окна стеклянные, был бы каскад осколков.

- Не-а, - мотаю головой, - не вызовешь. А знаешь почему?

- Почему? - квакает бабушка, наконец обратив на меня своё внимание.

- Потому, что милиция уже несколько лет как полиция, а у тебя отрыв во времени, - мерзко хихикаю я, и замечаю, что на шее у бабушки, на золотой цепочке, в золотой же оправе, висит миленький, синенький камушек.

Воровать нехорошо. Тем более у стареньких бабушек. Пусть даже эти бабушки вам никогда не нравились и отравили вам какую-то часть вашего детства. Но попробуйте объяснить это пьяной мне! У вас стопроцентно не получится.

- В общем, ты меня поняла, - икаю я, и, сорвав с шеи бабушки камушек с цепочкой, подхожу к раскрытому окну и сажусь на подоконник.

"К девкам!" - даю я мысленные координаты, и, пока бабушка ловит ртом воздух, вываливаюсь из окна. Один раз прокатило, прокатит и второй.

Лечу я со второго этажа быстрее, чем с первого. Удачно падаю на асфальт, на тень, отбрасываемую машиной, и вновь оказываюсь за сорок километров от города.

Девки пустили по кругу очередную бутылку. К ним присоединился муж Полины, кому-то сплавивший детей. Бабушкам, наверное. Уж в ком, в ком, а в маменьке Полины я не сомневаюсь, эта женщина точно научит мелких не только следить за собой, но и друг за другом. Мать Анжелики находиться за теми самыми сорока километрами. И слава всем Богам, что там, а не здесь. Людей, которые могут отбить мне аппетит, можно пересчитать по пальцам одной руки, и мать Анжелики одна из них.

- Пьёте, заразы? - рявкаю я, тихо подкрадываясь. - И без меня?! Полина, а где моя хитрая коробочка, которая храниться у тебя и которую никому нельзя открывать?

У меня в руке до сих пор синенький камушек, и он буквально жжёт мне руку диким желанием его продать.

Через пол часа поисков хитрая коробочка находиться и мои девки с мужем Полины раскладывают пасьянс из всех моих паспортов.

- И вот это лежало у меня всё это время? - удивлялка Полины наконец сломалась.

- Угу, - киваю я.

Я говорила, что у меня только парочка не лишних паспортов? Я соврала. У меня их, как оказалось, гораздо больше.

Полина смеряет мужа любящим взглядом.

- Где брала не подскажешь? - а голос сладкий - сладкий.

Интересно, чем Вадик там довёл Полину, что она принялась выяснять отношения на людях? Или это я просто вижу в людях всё самое поганое из-за своего развода? Тоже вариант.

- Подскажу, - вновь киваю я. - Потом. Сейчас мы пойдём до ближайшего ломбарда и сдадим эту цацку.

Демонстрирую камень на порванной цепочке и хватаю первый попавшийся паспорт.

- Где ближайший ломбард? - встав, интересуюсь я.

Меня пошатывает пуще прежнего.