Виктор Папков - Будни драконоборцев
— Draconus poeticus! — одновременно выдохнули мы с Шуриком.
— Ой! — слезы снова хлынули из глаз королевы. — Ужас-то какой!
— Да бросьте вы, — пришлось успокаивать мать, — совершенно безобидный вариант. Практически никакой угрозы для жизни и здоровья похищенных, только стихами сильно… — я запнулся, подбирая подходящее слово. — Достает сильно. Этот еще милашка. Вот тот, который за бронированной дверью был, тот вообще гекзаметром шпарил, вот где ужас-то! Кстати, вы по поводу поэзии как? Прививались?
Королева зарыдала сильнее…
— Зря, сильно смягчает последствия!
Чувствовалось, что король тоже держался из последних сил, он постоянно разводил руками, сжимал и разжимал кулаки.
— Я могу помочь, я должен помочь, я тоже на тренингах был, я могу выбить дверь и попытаться…
— Никогда не надо спешить, — можно было только вздохнуть, знакомое положение, все проходили военный тренинг. — Во-первых, дверь в ванную открывается к нам, а не от нас, тут не выбивать надо, а аккуратно замкодерчиком подцепить, а во-вторых — если мы ворвемся, нам придется применять излучатель. Эдак не только дверь пострадает, скорее всего, и сантехнику придется менять.
По лицу короля пробежала тень печали о государственной казне, чувствовалось, что расходы на сантехнику в ней предусмотрены не были. Возможно, он бы и решился, но его жена, вскрикнув, бросилась к нам:
— Нет, никаких излучателей, ее же можно поранить… осколками…
Король махнул рукой, нежно обнял ее и, гладя по голове, повел в комнату:
— Ну, что ты, они профессионалы, они все сделают как надо…
Шурик неловко потоптался у двери ванной и обернулся ко мне:
— Отвлечь бы поэта…
Легко сказать — отвлечь, не дракон же, по стояку не пролезешь. И тут меня осенило.
— Ваше Величество, а у вас же слив на кухне должен к общему стояку подключаться?
Минут десять-пятнадцать ушло на то, чтобы вытащить из-под мойки мусорное ведро и разобрать сливную трубу. Конечно, проем получился не ахти, Шура бы точно застрял, да и мне пришлось броньку и шлем-каску снять, но все-таки. Дождавшись, пока напарник займет позицию у двери, я, кое-как протиснувшись внутрь, зашипел, подражая драконьим интонациям:
— Никого не милую,Кто захватил любимую.
Дракон поперхнулся на полуфразе, но собрался и, сделав вид, что не заметил внезапно появившегося соперника, начал заново:
— Нет лучше этого дня,Потому что ты есть у меня.
Пришлось использовать более сильные выражения:
— Просыпаясь утром рано,Не слушай этого графомана!
И тут я попал! Можно сказать, прямо в желтушный драконий глаз попал! Никому из соперников сей дракон не мог позволить уронить свое достоинство и обозвать себя графоманом! Мгновение — и я увидел перед собой чешуйчатую морду. Я даже оторопел на секундочку… и это могло бы не очень хорошо закончиться, но дракон тоже оторопел. Ну никак не ожидал он встретить рыцаря у канализационной трубы. У него даже челюсть нижняя клацнула от оторопи.
— ПОШЕЛ! — что есть мочи завопил я, через секунду Шура вскрыл дверь, через минуту дракон с отвисшей челюстью был втянут назад в ванну и спеленат. Еще полчаса ушло на то, чтобы извлечь меня из-под раковины и залепить пластырем поцарапанный о какой-то канализационный кронштейн лоб.
Дело было сделано. Королева хлопотала с успокоительными средствами возле принцессы, король пытался налить нам из своих запасов и долго тряс руки, мешая заполнять документы.
— Вот видите, — сказал я, подавая Его Величеству протокол для подписи, — все цело, только замок в ванной поменять надо. И используйте вы репелленты противодраконьи! На сто процентов, конечно, гарантии не дает, но очень хорошо отпугивает. Советую «Антидраконин» с запахом рыцаря в латах в солнечный день.
Настало время прощаться.
— Освобождение от уроков литературы на две недели я выписал, так что лечитесь. Да, — я обернулся на пороге, — чуть не забыл. Постарайтесь первое время при девушке не говорить в рифму. Могут быть осложнения.
И мы пошли на следующий вызов.
ИСТОРИЯ ТРЕТЬЯ
— Молодой человек, должен вам сказать, что вы прекрасно осведомлены! Откуда?
Великий Герой удивленно и как-то даже немного испуганно посмотрел на меня из глубины своего кресла.
Я едва сумел сдержать победный вопль. Целый месяц, безвылазно — библиотеки и архивы, бумажная и музейная пыль, десятки встреч в надежде узнать еще хотя бы что-то, хотя бы крупинку. Это был мой шанс, мой выигрышный билет, и я собирался получить по этому билету все, что было можно.
Когда я вызвался сделать интервью с Великим Героем, шеф-редактор посмотрел на меня сочувственно-скептически. Уже после, просматривая предыдущие интервью в старых газетных подшивках, я понял причину и этого взгляда, и отказов наших ведущих журналистов. Судя по интервью, Великий Герой крайне неохотно говорил о себе. После чтения маленьких заметок и больших статей оставалось впечатление, что все они написаны под копирку. Одинаковые вопросы, одинаковые краткие ответы. Именно из них и вылепился иконографический облик, чуть ли не вошедший в учебники. Но кроме раз и навсегда созданной иконы не было ничего. Я не верил в то, что журналисты, бравшие интервью, боялись или стеснялись лезть в прошлое. Многих из них я встречал, на статьях других учился — это были мастера своего дела, но Великого Героя они так и не раскрыли. Даже асам своего дела (а я был готов где угодно написать, что это были действительно асы) не удалось проникнуть в суть этого человека, найти в его биографии, в его образе жизни что-то, кроме банальностей, и так всем известных. Я понял, что у меня оставалась единственная возможность: за предоставленный месяц я должен был умудриться не просто узнать все о своем интервьюируемом, но настолько проникнуться им, чтобы он принял меня за своего единомышленника, брата, за самого себя, в конце концов! Но боже мой! Как сложно все это было сделать!
Представьте себе, что Вам надо восстановить прекрасную статую по нескольким отдельным пылинкам. Великую картину — по остаткам краски на кисти художника. Нечто подобное предстояло мне. Но игра стоила свеч. В случае успеха я без лишней скромности мог бы причислить к Великим самого себя. Именно эта мысль питала меня на протяжении всего времени от задания шеф-редактора до сегодняшнего дня. Я выкинул из расписания все развлечения, ел на ходу, спал по три-четыре часа в сутки и тоже на ходу, или скорее сидя — в библиотеке. Находя пару новых строк в каком-нибудь сухом официальном отчете, я откладывал все в сторону, вертел их и так и сяк, трогал, смотрел на просвет, нюхал. Я бы съедал эти строки, если бы не строгие взгляды хранителей архивов, которые смотрели на меня как на помешанного.
В результате всех моих медитаций к концу отведенного мне срока образ Великого Героя прочно овладел моим сознанием. Он там жил, ходил, говорил, сражался с драконами, даже завтракал и спал. Я уже не мог сказать, что в этом образе было найдено в скупых на описания источниках, а что домыслено в том полубредовом состоянии, в котором я все это время находился. Для исследователя это была катастрофа. Но ни один из исследователей до меня не добрался до цели, а следовательно, только катастрофа могла стать моим триумфом. Впрочем, точно так же она могла остаться и просто катастрофой. Никакими теоретическими рассуждениями предугадать исход моего сумасшествия было невозможно. Оставалась практика.
И вот настал назначенный день.
Дорогу до замка я не запомнил совершенно. Очнулся только тогда, когда понял, что дверь уже открыта и сам хозяин стоит передо мной. В облике Великого Героя на первый взгляд не было ничего героического. Пусть высокая, но худая, жилистая и какая-то даже нескладная (возможно из-за небольшой сутулости) фигура. Длинные руки, которые, казалось, жили своей жизнью: они постоянно были в движении, хлопали по карманам, потирали друг друга, пытались пригладить волосы. Волос, кстати, было мало. Ни во лбу, ни в подбородке не было ничего от волевых подбородков и высоких лбов песенных богатырей. А на второй взгляд я встретился с его глазами. Совершенно невообразимая страсть пылала в его глазах, хотелось отойти в сторону, чтобы не сгореть заживо. Но я выдержал испытание и тем самым сделал первый шаг к доверию.
Начало было банальным. Я представился, хозяин совсем не сухо, а скорее как-то скованно пропустил внутрь, предложил кофе. Я согласился, пробормотав про хаонский. Герой заинтересовался — вкус хаонского немоден, к тому же мои коллеги из него сделали что-то вроде легкого наркотика — во всех изданиях твердили, что к нему привыкают и он обостряет мысли, суживает их, заставляя сосредотачиваться на чем-то одном. Сам Герой не мог пить ничего, кроме хаонского, об этом нигде не было написано, но я рискнул — и попал! Меня пригласили в обеденный зал и хозяин, лично поколдовав где-то на кухне принес две дымящиеся чашечки. Мне доводилось пробовать хаонский, но по сравнению с этим то было не хаонским и не кофе. То ли этот напиток действительно оттачивал мысли, то ли после перенапряжения последних дней меня просто несло, но я обнаглел и спросил, глядя в пылающие глаза:
