Михаил Михайлов - Кольцо Кощея
– М-да, – крякнул я от неожиданности. – Что же ты его не засвистел?
– Так у меня от его слов мерзких, – сплюнул Соловей на пол, – прямо скулы сводит, свистнуть нормально не могу.
– Прям-таки от одних слов? – позволил я себе усомниться. – А ничего больше?
Соловей помялся, поправил шапку, надвинув ее сильнее на лоб, скрывая следы удара богатырского, и сказал как на духу:
– Плод он заморский ест, как приходит ко мне. Я его раз попробовал мальцом, когда один обоз пощипал, так теперь начинает корежить от одного вида или названия.
– Что за плод-то? – спросил я, уже догадываясь, что к чему.
– Лямоном зовут его люди и купцы заморские. Сам желтый, словно солнышко, а кожура твердая и горькая, как редька. А внутри дольки сочные, но такие кислые-е-е, никакой молодой щавель не идет в сравнение.
– Лимон, значит, – задумчиво проговорил я. – Богатырь, значит… Ладно, помогу тебе, отважу богатыря от дуба твоего и леса. Только ты дуй давай.
Соловей повеселел прямо на глазах и подошел к лодке.
– Куда дуть-то, Кощей? – почесал он затылок.
Я дернул пробку клапана, освобождая отверстие. Потом мысленно шлепнул себя по лбу и, попросив Соловья немного обождать, отправил одного из домовых на замковый пруд, чтобы сорвать толстую тростинку. Минут через пять тот вернулся и выдал мне неплохую пустотелую трубочку природного производства, с метр длиною.
– Вот, – довольно сказал я Соловью, вставляя один конец тростинки в клапан, а второй передавая разбойнику, – дуй сюда, только аккуратно, а то вещь порвешь.
С некоторыми сомнениями на лице – при этом еще и сильно морщился от запаха клея – Соловей ухватил губами край тростинки и надул щеки. Почти мгновенно лодка заполнилась воздухом.
– Хватит! – испуганно закричал я и толкнул Соловья в плечо.
Тот поперхнулся, выпустил из рук плавсредство, которое удерживал на весу, чтобы удобно было надувать. При этом, не выдержав тяжести лодки, тростинка обломилась возле самого клапана. Воспользовавшись таким головотяпством, лодка шустро вырвалась на свободу и понеслась в сторону ворот, понемногу задирая нос и со свистом спуская воздух.
По несчастью, на воротах сидел один из воронов, которых я использовал в качестве почтальонов и посыльных, а еще – разведчиков и диверсантов. Здоровенная птица, размером с гуся, обернулась на странный шум и от изумления раскрыла клюв. На нее летела странная штука, громко свистевшая и вонявшая чем-то таким мерзким, что не могло забыться и до конца жизни.
– Берегись, – закричал я, опасаясь за ворона.
Тот лишь в последний момент успел захлопнуть клюв и дать деру, чудом разминувшись с лодкой.
– Кар-роши дур-раки… – откровенно прокричал он то, что думал о моем и Соловьином психическом здоровье. – Ненор-рмальные!
Вот только не успел он усесться обратно на забор, как Соловей выдохнул остаток воздуха, по пути выплюнув и тростинку. Свистнув, словно стрела, та пролетела до ворот и сбила обалдевшего ворона. Куча перьев, разлетевшихся по сторонам, отчаянный карк, и – все.
Мы с Соловьем ошарашенно переглянулись, начав соображать, что сейчас натворили. Вороны – древние птицы – служили всем Кощеям на протяжении веков на правах вольнонаемных сотрудников. Убив сейчас одного из них, я мог лишиться большей части своих гонцов-разведчиков.
– Я это… не хотел… – выдавил из себя Соловей-разбойник. – Само так вышло.
– Само? Вот сейчас и пойдешь к воронам объяснять про это «само», – прошипел я, пытаясь под маской раздражения скрыть собственное замешательство.
Дальше нашему разговору помешало карканье, очень похожее на ругань, раздавшееся из-за ворот, потом сквозь металлическую решетку протиснулся и сам ворон. Он шел по земле, стыдливо прикрывая крыльями копчик, где напрочь отсутствовал хвост. Подойдя, зыркнул на меня своим желтым глазом, а потом резко взлетел и тюкнул Соловья клювом в глаз. Тот, не вытерпев такой наглости, попытался ухватить птицу за крыло, но ловкая птица смогла увернуться.
– Это тебе за хвост, – каркнул ворон, опустившись обратно на землю. – Еще и в лесу увижу – вовек не отстираешься.
Совершив возмездие, ворон с довольным видом ушел ковыляющей походкой куда-то в глубь замка. М-да, а ведь стопудово нажалуется Яге, и та уже и не слезет с моей шеи, пока не сделаю что-нибудь злодейское. Блин, придется в срочном порядке с богатырем разбираться. Так я сразу двух зайцев убью – и перед бабкой отчитаюсь, и Соловью помогу, выполнив обещание.
– Ладно, пошли за лодкой, – сказал я своему помощнику. – Надо дело доделывать.
Лодку унесло аж в глубину сада, что раскинулся сразу за внутренним двором замка. Как ее не порвало на сучках – ума не приложу. На этот раз Соловей дул бережно, сдерживая себя. Как только лодка приобрела нужную упругость, я выдернул тростинку и закрыл клапан.
– Все, можешь идти отдыхать, – сказал я Соловью-разбойнику. – Завтра пойдем с твоим богатырем разбираться. Когда, говоришь, он приходит?
– Не мой он, – обиженно засопел разбойник. – А приходит перед вечерней зорькой, когда еще все хорошо видно, но начинает солнышко опускаться за горизонт.
– Ну, не мой же, – весело отозвался я, щелчком пальцев заставляя следовать лодку за собой. – До завтра.
– До завтра, – грустно попрощался Соловей, наверно, думая о том, что еще один вечер придется терпеть общество развеселого богатыря.
Врагу не сдается наш гордый Варяг,Пощады никто не желает! —
громко распевал я, двигаясь в сопровождении лодки к реке. —
Все вымпелы вьются и цепи гремят,Наверх якоря поднимая,Готовятся к бою орудия в ряд,На солнце зловеще сверкая.
Конечно, с орудиями я немного загнул. Да и лодка совсем не походила на легендарный крейсер. Из всего более или менее опасного у меня была только пара удочек из орешника с лесой из конского волоса. Последние надергали из хвостов лошадей домовые по моему указанию. Крючки заказал у своего кузнеца – карлы подгорного, прибившегося к замку во время правления предыдущего Кощея. Зато наживка с подкормкой была самая разная. Начиная от червей, накопанных мелкой домашней нечистью, и заканчивая жмыхом и распаренными зернами.
Я собирался устроить себе самую замечательную рыбалку на реке Смородина, что протекала неподалеку. Неподалеку – это километрах в десяти, но мне было только в охоточку пройтись по земле под солнышком, чтобы размяться. А то каменные стены, мрачные подземелья и прочая зловещая атрибутика вконец достали.
Добравшись до речки, я с наслаждением расстегнул кафтан из черного бархата и шелка, чтобы немного остыть. Мне, по моей злодейской сущности, полагалось быть во всем черном, так что бархат, шелк и кожа в одеждах были непременно черного цвета. От кожаных одеяний я наотрез отказался. Вот еще, по такой жаре ходить в такой толстой и малодышащей сбруе, причем напоминая участника ролевых игр определенного толка.
Скинув кафтан на бережок, разувшись и закатав штанины до колен, я послал лодку в воду и прыгнул в нее. Уже в полете успел заметить, что одним бортом она уперлась в расщепленную корягу, острые края которой зацепились за резину лодки.
– Вот блин! – успел произнести я в тот момент, когда ноги коснулись дна посудины и деревяшка проткнула резину.
В лодку ударил фонтан воды, а потом она перевернулась, не преминув накрыть меня сверху.
«А мы подводники, мы силачи», – промелькнули в голове слова шутейной песенки, услышанной как-то по телевизору во время просмотра юмористической программы. Вода резво и с готовностью хлынула мне в раскрытый, видимо от удивления, рот, заставив кашлять и отплевываться, что под водой мог нормально сделать разве что Гудини.
Частично сдувшаяся лодка, накрывшая меня сверху, сковывала движения и мешала выбраться на поверхность. Грудь стало распирать от нехватки воздуха.
– Бурлибл, буль-буль, – выпустил я из себя остатки воздуха.
На несколько секунд мне показалось, что вот-вот я вернусь обратно к себе домой, к ребятам возле речки, девчонкам-сокурсницам, но ничего не вышло. Дурацкое кольцо не желало терять свое приобретение в моем лице. Начав опасаться, что мое бессмертие может оказаться липовым, я активировал левитацию. И немедленно пробкой вылетел из речки, прихватив, естественно, и лодку на своих плечах.
Поднявшись метров на десять в воздух, я стал плавно спускаться вниз. За все время пребывания здесь так и не сумел нормально овладеть таким полезным свойством: вся моя левитация сводилась к прыжкам ввысь и возвращениям обратно. Вот так я и по лесу скакал (когда пытался овладеть магией полета), подлетая до верхушек деревьев и падая на землю. Все лесное население в такие моменты пряталось по берлогам и норам, рассчитывая на то, что окончательно сбрендивший Кощей попрыгает и оставит их в покое.
