Карина Демина - Чёрный Янгар
– Большая. Порой женщина красотой и словом может добиться большего, чем мужчины силой и сталью. Ину тебя ненавидят. И если Пиркко сумеет добраться до сердца кёнига… Малыш, с этим врагом ты не справишься.
– Почему? – Янгар даже обидеться не сумел.
Враг? Глупо враждовать с женщиной.
– Слишком наивен, – со вздохом сказал Кейсо.
Он замолчал, думая о своем. Молчал и Янгар, пытаясь понять, чем же сумеет повредить ему Пиркко-птичка. Сердце кёнига?
Оно такое же жирное и ленивое, как сам Вилхо. И в этом сердце время от времени рождаются чувства к женщинам, которых при дворе множество. Но чувства эти слабы и длятся недолго.
Вилхо чересчур любит себя, чтобы любить еще кого-то.
Олли лежал на циновке, подтянув колени к груди. Он больше не плакал, лишь дышал судорожно. Вздымались и опадали бока, и нить слюны сползала по щеке. Пальцы вцепились в ременную петлю ошейника. А взгляд и вовсе был безумен.
Присев рядом с врагом, Янгар коснулся коротких волос и сказал:
– Ты зря отказываешься от еды.
Олли словно не услышал. Только дыхание замедлилось.
– Если ты не будешь есть, то умрешь.
– И что? – Голос Олли был слаб.
– Ничего. Но тогда ты не сможешь убить меня.
Янгар сел и вытащил из-за пояса флягу. Прижав ее к губам Олли, он заставил сделать глоток. Крепкая перцовая настойка обожгла рот, и Олли закашлялся.
– Ты думаешь, что лишился всего. – Фляга легла в руку Олли, и пальцы сжались, проминая металл.
– Разве нет?
Он все же повернулся.
Мутный взгляд. Больной.
– Просто у тебя слишком много всего было. – Янгар подпер подбородок кулаком.
– А у тебя?
Олли встал на четвереньки и потряс головой, точно надеясь избавиться от пут сна.
– У меня… У меня когда-то не было ничего, кроме жизни и ошейника. Железного. – Янгар провел рукой по шее. Порой ему казалось, что на ней остался след. Он ведь долго не сходил, несмотря на все ухищрения Кейсо – красная намозоленная полоса, которая людям знающим сама за себя говорила.
– Ты раб, – с непонятным удовлетворением произнес сын Ину.
– Был. Но однажды я перерезал хозяину горло. Не смотри так. Он был сволочью и заслужил это. Жаль, что не умер медленно.
В своих снах, тех, которые появлялись до побега, Янгар убивал хозяина медленно. И тот, захлебываясь кровью, скулил. И вымаливал пощаду.
Хорошие были сны. Яркие. После них и жизнь становилась веселей.
– Ты проклят! – Олли сел. – Раб, убивший хозяина.
– Проклят. Еще до этого. Наверное, с рождения, если такая судьба, только какая разница? Я живу.
Вцепившись руками в короткие волосы, Олли дернул их.
– Что будет со мной? – спросил он.
– Не знаю. Мне ты не нужен.
Олли ждал. И решение было очевидно.
– Отправишься домой. Твой отец…
– Не простит мне того позора, который я навлек на семью! – Олли вскочил, покачнулся и тут же сел.
Он не знал, как вести себя. А Янгар не собирался подсказывать. Да и позора особого не видел.
– Твоя вина только в том, что ты оказался слабее.
– Я позволил взять себя в плен. А затем позволил надеть это. – Сунув палец под ошейник, Олли дернул его. – Отец предпочел бы видеть меня мертвым, чем… таким.
Он опустил голову и добавил:
– Он сделает то, что должен был сделать ты.
– Убьет сына? – В это Янгар не готов был поверить.
– Не сына, но раба, которого не должно было быть. И если ты хочешь спросить – да, я боюсь его гнева.
Видя, что Янгар молчит, Олли продолжал:
– Для моего отца честь рода – не пустой звук. Он скорее позволит умереть всем нам, чем…
– Породниться с таким, как я.
– И это тоже.
– По-моему, – Янгар поднялся, – нет никакой чести в том, чтобы убивать своих детей.
– Ты не понимаешь.
– Конечно, не понимаю. Куда мне.
За пологом шатра шел дождь, один из тех осенних, долгих, которые наводили тоску, выматывали душу и порождали странные мысли. В них не оставалось места для войны, зато был овраг, полный осклизлых отяжелевших листьев, и скрытая под ними могила.
Найти бы.
Овраг недалеко, а в сундуке Янгара лежат сапожки из красной мягкой кожи и каблуками посеребренными, со звонкими подковками.
Спросить про могилу? Кейсо вновь глянет с жалостью и отговаривать будет.
Но ведь овраг недалеко.
А Олли Ину остался.
Он был рабом, но относились к нему как к гостю. И Кейсо взял за обыкновение пропадать в синем шатре, проводя с Олли многие часы. Это было похоже на предательство и несказанно злило Янгара, до огненных мошек перед глазами, до бешенства, подступающего к горлу, и желания убить. Пожалуй, хорошая битва помогла бы избавиться от ярости, но осенние ливни приглушили пламя вражды. Отступил Тридуба к Лисьему логу, уводя остатки своих людей. Янгар же, вместо того чтобы двинуться по следу, ждал.
Чего?
Он сам не знал.
Война эта вдруг показалась ненужной, лишенной всякого смысла. И медлил Янгар. И все чаще, пытаясь сбежать от самого себя, уходил в лес.
К оврагу, ныне заполненному гнилыми листьями.
Водой.
И памятью.
Он пытался найти могилу, однако не преуспел. Переломив себя, Янгар готов был задать вопрос Кейсо, но заглянул в глаза и промолчал. Так ли важно, где лежит тело, если душа уже давным-давно пересекла порог? Надо было отпустить ее, но…
В овраге Янгару становилось легче.
Глава 19
Маленькая медведица
В тот день, когда Янгар меня спас, шел дождь.
Вообще дожди зарядили давно, наполнив некогда столь уютный лес сыростью. Вода смешала запахи и намочила листвяные ковры.
Лес засыпал.
И, прежде такой уютный, стал чужим.
Серое небо лежало на пиках ветвей. Пил влагу лесной мох. И каждый шаг мой отзывался всхлипом, словно бы лесу тяжело было держать мое неуклюжее медвежье тело. А человеку в нем вовсе не было места. Пусть холода я не ощущала, да и болезни людские были мне не страшны, но чем дольше пребывала я в медвежьем обличье, тем более неуклюжим и слабым казалось собственное тело.
Ветви цеплялись за волосы. Острые сучья норовили разодрать кожу, старая паутина липла к ней, точно желала поймать. Лишь Горелая башня была рада мне-человеку.
Осенний лес желал видеть медведицу.
Как я вышла к оврагу?
Не помню.
Просто шла, перебираясь с тропы на тропу, пытаясь справиться с одиночеством, которое стало совершенно невыносимым, и слушала жалобы ветра. Ему тоже было холодно и мокро.
Я не сразу узнала место.
Овраг. Черно-бурый покров гнилых листьев. Ручей, разбухший от осенних дождей, грязный. Корни деревьев торчат из глиняных стен. Вода устремляется вниз, вырезая на мягкой плоти земли узоры.
Я не собиралась спускаться и оставаться надолго.
Я уже развернулась, чтобы уйти, когда раздался лязг. А в следующий миг я заревела от внезапной боли. Железные зубы вонзились в мою лапу, пробив и мокрую шерсть, и кожу. Я рванулась, поднялась на дыбы, пытаясь стряхнуть капкан, но струна цепи прочно привязала его к старому дубу.
Холодное железо не собиралось отпускать добычу.
Я металась, дергалась, пыталась добраться второю лапой до скрытой пружины или хотя бы расшатать цепь. Но металл лишь крепче впивался в плоть.
И цепь держала прочно.
От обиды и боли мне хотелось плакать.
А потом я увидела Янгара.
Он шел по краю оврага, ступая беззвучно, словно и не человек – призрак. Вода стерла и его запах. Вымокли черные косы, прилипли к спине. Пропиталась влагой одежда. И лишь острие копья в руке блестело ярко.
Заметив меня, Янгар остановился. Копье поднял.
Ударит?
Ударит. Мне ли сомневаться. Ближе только подойдет, чтобы наверняка.
И он шел. Я же наблюдала.
Шаг. И прогибается листвяной ковер, выпуская мутную влагу. Всхлипывает моховая подушка, попав под сапог. Оседают брызги грязи на черном сафьяне. Еще шаг. Полусогнутые колени. И рука поднимается для удара. Идет складками влажная кожа куртки, а с локтя бежит водяная дорожка.
И снова шаг. Ближе. Коса соскальзывает с плеча и переваливается, ложится на грудь широкой лентой. Янгар раздраженно отбрасывает ее назад.
Глаза его по-прежнему черны.
А на щеке свежая ссадина. Лес оставил?
Надо обернуться человеком.
…успеть до удара.
…сказать.
…что сказать?
Оборотня в живых не оставят.
Но Янгар, оборвав нить взгляда, вдруг опустил руку.
– Никогда не видел зеленоглазых медведей, – сказал он, и я заворчала, отползая под низкие ветви крушины. Лишенные листьев, они были плохим укрытием, да и цепь не отпустит далеко.
– Спокойно, девочка. – Янгар медленно наклонился и положил копье на листья.
Он не собирается бить?
– Ты еще маленькая, верно? И тебе больно. – Он говорил ласково. И приблизился еще на шаг. Теперь, пожалуй, я могла бы добраться до него.
Ударить.
Лапой по лицу. Наотмашь.
Плети у меня нет, но есть когти. И разве не справедливо ответить ударом на удар?
Я легла на листья и прижала уши. Шерсть на загривке поднималась дыбом, и рычание предупреждало Янгара: не подходи.
