Светлана Багдерина - Универсальное оружие
— Я ж… по делу… пришел!.. — чихая через каждое слово, жалобно выкрикнул визитер из-за колонны красно-сиреневых корзин.
— Пришел… ушел… зашел… перешел… по делу… — шершавым эхом отозвались корзины, и юноша прикусил язык.
— По нему и останешься!!! — скрежетнул зубами старик, выплетая пальцами новую атаку.
— Не останусь! Пчхи! Он меня всего на две недели! Пчхи! Прислал! Пчхи! — не понимая — или не желая понимать многозначительности угрозы, горестно прочихал визитер.
Облако пепла поднялось с его головы и принялось оседать заново, распределяя себя равномерно по всей поверхности лица.
— Кто тебя прислал?! — свирепо гаркнул хозяин лавки.
— Ректор! — размазывая по физиономии зеленоватую блестящую массу, отчаянно выкрикнул пришелец.
— Кто?..
— Ректор ВыШиМыШи! Уллокрафт!
— Улло… Что?.. — глаза старика вытаращились — но тут же сузились в страшном подозрении. — Он тебя нанял! Чтобы ты здесь устроил… устроил… специально…
Пальцы его сжались в кулаки, но тут же выпрямились и заплясали в головоломных пассах. В воздухе запахло тяжкими телесными повреждениями с летальным исходом.
— Не нанимал он меня! — испуганно взвыл парень из-за своего хлипкого укрытия. — У меня тут это… Рак… Типа… Тика… П… Практика! Весенняя! Две недели!
— Что?..
Пальцы замерли, не доплетя заклятье, и паутина его повисла грязным мочалом вокруг головы волшебника.
— Я студент! Первого курса! — чуя возможность избавления — по крайней мере, от летального исхода — с удвоенным энтузиазмом вскричал парень. — И я тут это!.. Нечаянно!.. Она первая на меня напала!
— Кто? — выдавил маг, медленно опуская руки.
— Зверюка! Которая сгорела! Они на куски меня разорвать хотели! С тем на пару! Со здоровым!
— Что?..
Заметил старый волшебник или нет, но в последнюю пару минут его вербальная реакция разнообразием явно не страдала.
— Я только вошел, а этот, горелый, как загундосит: «Выдергивай ему ноги!» А второй…
— Фарон!!! — взревел старикан.
Из глубин подсобки, в пыли, путине и еще в чем-то блестящем и липком выскочил рыжий парень.
— Какое заклинание ты наложил на восьмихватов?! — прорычал волшебник.
— Говорить «Вытирайте ноги»! — испуганно выпалил ученик. — Неделю назад! Когда слякоть началась! Как вы меня просили! Только у меня тогда насморк был… поэтому немного нечетко вышло… а переналожить было некогда… но ведь никто никогда не жаловался…
— Кроме меня сегодня, — тихо и зловеще проговорил мэтр Броше, искоса наблюдая, как на полу беглые анинэцкэ играют в пятнашки с мышами.
— Но я же… — расстроенно моргнул ученик.
— Но я же… — сконфуженно промямлил гость.
— А ты вообще иди отсюда! Студент, драть твою через кочерыжку! — спохватился Броше и яростно передразнил: — «Ноги выдергивайте!» Чучела испугался! Ворона! Проваливай отсюда, и чтобы глаза мои тебя тут больше…
Студент через кочерыжку выпрямился во все свои метр восемьдесят пять, рассыпая возмущенно загомонившие корзины по полу, скрестил руки на груди и оскорбленно сообщил:
— Я не чучела испугался, а об вешалку вашу споткнулся! Потому что расставляете где попало у людей под ногами! И хорошо еще, что поймать успел — а то хуже было бы! А еще ректор Уллокрафт сказал, что если вы меня прогоните, то по правилам Мильпардона вам больше не дадут… лить… лицо… Лизать… лицом…
— Не дадут… лизать… лицом?.. — потрясенным эхом повторил мэтр Броше.
— Лей… цену… — сделал новую попытку студент и потерянно смолк.
Волшебник впал в ступор.
— Лицензию? — робко нарушил Фарон из-за его спины затянувшееся молчание.
— Сам знаю! — одновременно зыркнули в его сторону посетитель и хозяин.
И студент воодушевленно продолжил:
— А еще он велел напомнить, что по тем же правилам на время практики я должен быть единственным учеником!
Фарон радостно встрепенулся: отпуска у него за пять лет ученичества не было ни разу — но тут же поспешил согнать улыбку — на всякий случай. Но его учителю, похоже, было сейчас не до него.
— А… можно попросить в Школе другого практиканта? — холодея в предчувствии недоброго и заранее зная ответ, слабо выдавил хозяин лавки.
— Ректор сказал, что вы это непременно будете спрашивать, и чтобы я вам ответил, что все другие уже пристроены, — с мстительным самодовольством проговорил студент и добавил: — Так что давайте знакомиться. Меня Мельников зовут. Агафон. Чего делать надо?
Под тяжелым взглядом хозяина Фарон протараторил: «Увидимся через две недели, магистр Броше», — и выскочил на улицу, на ходу застегивая куртку. Старый волшебник остался с практикантом наедине.
— Порядок наведи… студент, — хмуро выдавил он и кивнул на анинэцке, радостно шнырявшие под ногами.
— А-а… это… — понимающе улыбнулся Агафон. — Это я мигом! Это у меня как раз!..
Не мешкая больше ни мгновения, он вытянул из рукава маленький обрывок пергамента, встал в позицию мага номер один и бойко затараторил слова заклинания.
— Что это за?!.. — только и успел воскликнуть опешивший магистр Жюльен, как воздух ожил у него под ногами и со скоростью смерча на допинге взметнулся вихрем под потолок, прихватив с собой статуэтки, мышей, пыль, мусор, мелочь из карманов, шейный платок хозяина лавки, табуретку, корзины — и оставшегося восьмихвата.
Контрзаклинание магистра захлебнулось пригоршней песка на втором слоге. Впрочем, ударившись несколько раз о балки перекрытия, вихрь рассеялся сам, осыпав его и Агафона беглыми анинэцкэ, обломками табурета, битым хрусталем, изумленными мышами и остальной добычей, что удалось за несколько секунд захватить в радиусе трех метров. Освобожденный от своих шнуров и от поддерживающей силы вихря, восьмихват грохнулся ему на плечи, повергая под ноги исступленно чихавшему и плевавшемуся старику.
— Кабуча!!! — с последней пригоршней пыли изрыгнул страшное магическое ругательство Броше.
Но чувствуя, что не выразил этим и тысячной доли кипевшего у него в возмущенном разуме, маг яростно взмахнул кулаками и проревел дилетантские, но куда более полно демонстрировавшие его отношение:
— Идиот!!! Кретин!!! Дебил!!! Болван!!! Недоумок!!! Какого лешего?!
Не совсем понимая, риторический это был вопрос или экзистенциальный, студиозус горестно воззвал то ли к волшебнику, то ли к справедливости, похоже, тоже, взявшей этим утром отпуск на две недели:
— Но я ж как лучше хотел! Это заклинание мы учили недавно! Оно подходило! Знаменатель…сумма… разность… частное… Произведение! Произведение крайне бережного удаления пыли из замкнутого пространства неопределенного объема! И я его даже сдал! Почти!..
Почти убежденный в том, что «почти» не считается, он покосился на руководителя своей так энергично начавшейся практики — и зажмурился. Весь вид магистра Броше говорил о том, что еще слово — и из замкнутого пространства будет произведено крайне не бережное удаление студента первого курса. Возможно, через окно — без предварительного открывания.
— Неопределенного!.. Неопределенного!!!.. — прорычал сквозь зубы чародей и вскинул руки, выплетая пассы.
Студент панически зажмурился в предчувствии, которое его не обмануло. Что-то огрело его по голове раз — мягко, другой — звонко, и третий — с глухим тяжелым стуком.
— Ай!..
— Так вот! Пока не определишься, — зловеще проговорил Броше, склоняясь как гриф над распростертым подшефным, — твоим орудием труда в моей лавке будет веник, совок и ведро! И если ты за эти две недели еще хотя бы раз применишь здесь магию…
— Но мне не засчитают практику!.. — только теперь до конца осознав, насколько его не обмануло предчувствие, взвыл Агафон.
— Ты не представляешь, как меня это огорчит, — не удержался от плотоядной ухмылки волшебник.
Видя, что Броше на жалость не возьмешь, Агафон прибег к новому-старому аргументу:
— …А вас лишат лица… лицей…
— Лучше быть магом с лавкой, но без лица… лицей… лицензии, тьфу ты, чтоб тебя!.. чем наоборот! — пылко притопнул чародей. — И вообще, я не понял, чего ты тут разлегся! Если ты не передумал оставаться — лови этих вамаясьских финтифлюшек!
Агафон торопливо вскочил, окинул фронт работ с видом профессионального ловца финтифлюшек… и хихикнул. При ближайшем рассмотрении фронтом его можно было назвать лишь условно. По крайней мере, теперь, когда мыши разбежались, а анинэцкэ-женщины поняли, что в кои-то веки в их компании оказался мужчина. И пусть он был старый, толстый, лысый, босой, а из собственности имелась всего одна килька и не очень новый зонт… «На безрыбице — и старый башмак рыба», говаривал Бруно Багинотский, и аниженщины прочувствовали это сейчас в полную силу.
Как и толстяк с зонтом.
