Юлия Славачевская - Непросто Мария, или Огонь любви, волна надежды
– Хорошо, – скривился бодигард, демонстративно отставляя стакан на каминную полку. Обижен он, видите ли, что его выпроваживают! Кого его бзики волнуют?! Процедил: – Что-то еще?
– Нет, – улыбнулась я. – Спокойной ночи.
Мужчина ушел. Лёна встала и пересела ближе ко мне.
– Что случилось? – нарушила я молчание.
Подруга нервно расправила серую строгую юбку и сказала севшим голосом:
– Здесь видели Рамона…
– Ясно, – выдохнула я, закрывая глаза и откидываясь на спинку кресла. С трудом вытолкнула из себя: – Следует ожидать неприят… неожиданностей…
– Нужно ждать очередных подлостей! – зло поправила меня Лёна. – Только я вот одного не пойму… Скажи: он же твой создатель? Тогда почему?..
– Он мое все, – тоскливо вздохнула я. На душе стало муторно. – И создатель, и лютый враг, и тот, кто управляет моими поступками.
– И все же… – хрустнула пальцами шатенка. – Не понимаю. Почему он так тебя ненавидит?
– Я живой пример его ущемленного, уродского мужского самомнения, – призналась я. – А это самолюбию Рамона перенести ой как нелегко.
– Ты можешь объяснить все нормально? – попросила подруга, придвигаясь ближе и с участием глядя в глаза. – Сейчас идет слишком серьезная игра. И я до сих пор считаю, что ты должна пойти к Эйдену и отказа…
– Нет! – вырвалось у меня. – Никуда я не пойду! Хватит уже с меня тяжелого груза на совести!
– Мария, – сжала мою ладонь Лёна, – хочешь, я пойду? Рамон не имеет надо мной власти. Эйден обязательно выслуша…
– Лёна, – устало сказала я, – я очень ценю твою помощь, но ни ты, ни кто другой никуда не пойдет.
– Не тебе решать! – фыркнула воздушная. – Я уже взрослая девочка!
Я поняла – настал момент истины. Если и дальше буду молчать, то моя совесть и душа отяготятся еще одним несмываемым пятном.
– Лёна, – с тяжким вздохом спросила я, – ты знаешь, как становятся низшими огненными?
– В общих чертах, – призналась подруга. Вспомнила теорию: – Если человек умирает…
– Если мучительная насильственная смерть происходит вблизи огня. Убийство с участием нескольких человек, – тихо поправила я. – Я умирала на пустыре, где жгли костры бомжи, окруженная троицей пьяных подонков…
Сжав кулаки, продолжила:
– В тот момент я так захотела жить, что приняла в себя часть Рамона… и еще другую… другие сущности…
– Не понимаю, – растерянно созналась Лёна.
– Знаешь, почему огненные – палачи? – криво улыбнулась я, не встречаясь с ней взглядом. Огорошила сотрудницу: – Потому что своих убийц мы носим в себе!
Я протянула ладонь, и на ней затанцевало три небольших огонька.
Лёна заинтересованно придвинулась, разглядывая жмущиеся к ладони струйки пламени. Знали бы парни тогда, чем их «подвиги» кончатся, месяц бы из дому не выходили! Год! К женщине на километр не подошли. Как монахи, целибат бы приняли!
– Вот они, – произнесла я. – Люди, принявшие на себя роль вершителей судеб. Рамон тогда сказал: «Они так хотели быть в тебе, что останутся там навечно!»
– Какой ужас, – прошептала Лёна, не в силах оторвать взгляда от огоньков.
Я аккуратно отстранилась.
– Именно они убивают, не я! – Продолжила: – Моя задача только удостовериться в правильности решения, выпустить их наружу и подпитать силой.
– Как ты живешь с этим? – Подруга никак не могла оправиться от шока.
– О, я живу с гораздо худшим! – горько рассмеялась я, впитывая обратно огненные сущности. – С гораздо более страшным…
Помолчала минуту, собралась с силами и начала:
– Когда я оказалась у Рамона, он предложил мне выбор – стать его личной игрушкой во всех смыслах или… палачом. Ни то ни другое меня не прельщало, как ты понимаешь…
– Игрушкой?!! В наше-то время? – выпалила Лёна. Недоуменно: – Это как?..
– Домашняя собачка, кошечка; рабыня в кандалах и ошейнике; грязь под ногами, – кивнула я. – Всегда доступная, послушная и безотказная. Охотно принимающая любое наказание хозяина… а у того фантазия о-очень бо-огатая… – Добавила: – Я видела его потайную комнату. Потом.
– Не может быть, – осевшим голосом сказала подруга, прикладывая руку к груди. – Какая… мерзость…
– Да, – тряхнула я локонами, выбившимися из косы. – Рамон поначалу не торопил. Он очень красиво ухаживал, показывая выгоды и прелести моего будущего положения… Но в какой-то момент… все изменилось. Он влюбился, если это темное чувство так можно называть. Скорей всего, то была болезненная зависимость, яростная слепая страсть к обладанию недоступной женщиной, ее телом, а главное – душой…
Я сунула руки в огонь, подпитывая силы.
– Если не хочешь, не рассказывай, – предложила Лёна, оттягивая воротник платья.
– Раз уж начала… – криво ухмыльнулась я, подавляя щемящую боль в сердце. Эти воспоминания мне не забыть никогда. До самого смертного часа. – Ты просто должна понять – почему я никогда не пойду к Эйдену. Потому что для сотворенной невозможно пойти против своего создателя. Непростительно. Немыслимо.
Подруга судорожно вздохнула и опустила стиснутые руки на колени. Воздушные могли ощущать эманации чужих чувств как свои. А здесь и сейчас было много, много боли…
– Я не смогла, – призналась я. – Не смогла найти в себе силы и ответить ему. Рамон меня до смерти напугал. Его звериная жестокость, причудливые садистские замашки, которые все равно выглядывали наружу из-под маски хорошего парня, вызывая во мне глубинный первобытный ужас.
– И? – Зрачки Лёны стали огромными.
– Тогда он вручил новую сотворенную Совету, где меня неожиданно вполне официально признали огненной и палачом вместо того, чтобы уничтожить как неудавшийся эксперимент. И все же… Ну не могла я убивать, даже имея такую силу! Людская жизнь, пусть и самая скверная, была для меня свята. Наверное, дело в том, что я по натуре не убийца.
Слезы покатились по моим щекам. Дыхание Лёны участилось.
Утерев слезы и кое-как собравшись с силами, я продолжила:
– Его звали Мигель. Всегда такой спокойный, выдержанный. Надежный. Он стал моим первым телохранителем и опорой. Впервые после всего этого кошмара я почувствовала себя живой и… чистой. Любимой. Достойной чего-то светлого.
– Не надо! – зажала уши Лёна. – Остановись! Ты убьешь себя!
– От душевной муки не умирают, – скривилась я, незаметно растирая левую сторону груди, где поселилась привычная резкая боль. Глухо: – Я провалила свое первое задание – не смогла убить. Мигель понял меня и помог бежать. Какое-то время нам удавалось скрываться. Но моя сущность – огонь, и без него мне не выжить. Рамон быстро нашел нас…
Лёну начала бить крупная дрожь.
Я произнесла мертвым голосом:
– Есть палачи по должности, а есть по призванию. Рамон… – У меня пошел спазм.
– Рамон?.. – переспросила подруга.
– Огненный убивал Мигеля медленно и мучительно. – На глаза навернулись слезы. Горло стиснуло рыдание. – Он подвесил его и… Рамон сжигал моего телохранителя, моего друга, моего возлюбленного по кусочкам, заставляя меня смотреть. Сначала выборочно. Руки. Ноги. Глаза. Кожу… по большей части, потом… – Я всхлипнула. – Обколол его наркотиком, чтоб Мигель раньше срока не ушел… Все, мерзавец, урод моральный, предусмотрел! – Соленые капли горя бежали безостановочно. Меня колотило.
Ко мне подошел кот и уселся на коленях, начиная мурлыкать. Дарси всегда тонко чувствовал мое плохое настроение.
Я утерлась бумажным платочком. Раз начала, нужно этот рассказ закончить.
– Сказал, что если не он, то никто меня не получит, пока он жив. И если я не стану палачом, то все, кто мне дорог, удостоятся той же участи, – выплескивала я свою муку, хранимую десятилетиями. – Потому что я ему больше не нужна, но легко уйти он мне не даст. Вот так…
– Почему он просто не убил тебя? – простонала подруга. – Это было бы милосерднее…
В воздухе перемешались эманации страха, ненависти и отчаяния.
– Я просила смерти, – горько призналась я, икая от слез. – Просила не трогать Мигеля, взять меня. Он не слушал, он наслаждался. – Прошелестела: – А после того как меня по запросу Эйдана признал Совет, Рамон не имеет права убить меня сам. Иначе будет отвечать по закону…
– Господи! – вскрикнула Лёна.
– Я смотрела в синие, полные боли глаза Мигеля, – продолжила я рассказ, – потом в его выжженные глазницы… И поклялась страшной клятвой: пока я жива, никто больше не станет жертвой Рамона по моей вине! Никогда! Именно поэтому я стараюсь держаться подальше от мужчин и не заводить ни с кем тесную дружбу, понятно? Ни с кем!
– Прости меня! – плакала Лёна. – Прости, я не знала! Это так страшно! Мучительно… Но Эйден все равно обязательно должен узнать…
– Это смертельно больно, – согласилась я, ласково промокая ее щеки платочком. – Но пусть эта мука из-за меня больше никого не коснется. И больше мне не придется умирать вместе с кем-то из вас и возрождаться одной…
