Арка вторая: "Башни в небесах" (СИ) - Иевлев Павел Сергеевич
— Мои сиблинги хотят сказать, — уточнил Эд, — что вбить в тугую башку юного голиафа тридцать восемь пьес и сто пятьдесят четыре сонета трудно, но если получилось, то он не забудет из них ни слова. Поэтому наши соплеменники разговаривают так, как завещано Великим Бардом. Ведь ни для чего другого места в их головах уже не осталось.
— А почему ты говоришь нормально? — спросил табакси.
— Я был настолько туп, что об меня переломали все палки, но я так ни строчки и не выучил. Меня выгнали из класса за неспособность, сказав, что мне никогда не стать почтенным голиафом. В итоге это привело нас на сцену. Шензи и Банзай не смогли меня бросить. А теперь мы стоим здесь и не знаем, что нам делать.
— Так вот же! — закричала в волнении Завирушка. — Вот оно!
— Что именно? — спросил грустно Эд.
— Ваш номер! Вам не нужно ничего играть! Вам нужно просто рассказывать!
— Нам? — удивился Эд. — Рассказывать? Но что?
— Что угодно! Важно не что, а как! Вы втроём прекрасные рассказчики, зрители заслушаются!
— А ведь действительно, — смешался Полчек. — Никто ещё не рассказывал со сцены забавных историй. Пусть это будет новый жанр. Назовём его… Стойговорильня?
— Стоять-смеяться? — предложил табакси.
— Стоп-трындёж? — скептически отреагировал Пан.
— Бормотайлинг? — задумчиво предположил Кифри.
— Назовите «стендапом», — сказала ядовито Спичка. — Это недержание речи, болезнь, когда пациент болтает и не может остановиться даже во сне.
* * *
— И правда, буффоны какие-то, — тихо сказала одна тёмная фигура другой тёмной фигуре.
Обе они сидят в кустах на опушке, укрываясь в тенях и ночной темноте.
— Откуда их принесло на нашу голову?
— Ходят слухи, что они здорово накосячили в Порте Даль и теперь сваливают. А ещё одна птичка мне напела, что у Полуслова на них изрядный зуб. Да и в Доме Теней есть те, кто сочтёт их исчезновение услугой, за которую можно и вознаградить.
— Мы менестрели, а не наёмники, — возражает второй. — Ладно, прибрать то, что плохо лежит, или попугать на ночной дороге паломников, но убивать…
— За хорошую денежку можно иной раз и ручки запачкать, — пожимает плечами первый. — Но ты прав: заплатят за них, или нет — неизвестно. С Домами связываться — себе дороже. Могут и концы в воду устроить исполнителю.
— Может, просто пуганём? — предложил второй. — Пусть знают, что на дороге не только куспидаты звенят, но и железо!
— Не стоит, — не соглашается первый. — Мало ли, как дело обернётся. Тут надо либо всех валить, чтобы свидетелей не осталось, либо не светиться, чтобы по дороге слух не пошёл, мол, «Развесёлые менестрели» не только с лютнями, но и с кинжалами выступают.
— Я видел в полумиле отсюда костёр вставших на ночлег орков-дембелей, — сказал второй. — Они возвращаются домой со службы и за десятку намнут бока кому угодно. Кроме того, они наверняка уже настолько пьяные, что даже не вспомнят, кто их нанял.
— А вот это хорошая мысль! — согласился первый. — Пойдём-ка, поболтаем с этими орками.
* * *
— Мне кажется, я что-то слышала… — приподнялась в постели Завирушка.
— Да спи ты, почудилось, — проснувшаяся Фаль расправила уши, прислушалась, пожала плечами и улеглась обратно.
— Как будто кто-то вскрикнул.
— Некому тут кричать, ночь на дворе. Спи давай. И постарайся поменьше сучить ногами во сне!
— Я не могу, это же во сне! А ты каждый раз, как поворачиваешься, щекочешь мне пятки ушами!
— Ничего не могу поделать! Носки надень!
— В носках жарко!
Девушки ещё немного повозились, тщетно пытаясь устроиться поудобнее вдвоём на узкой откидной койке, но потом благополучно уснули.
О бренном существовании четверых очень отважных и очень пьяных орков-дембелей, опрометчиво засевших с целью разведки в густых и сочных кустах на опушке, утром могли бы напомнить только обломки брони в куче навоза, оставленной реликтовым ленивцем. Но желающих в нём рыться не нашлось.
* * *
— Что за дым на горизонте? — спросил табакси на очередном привале, когда все разбежавшиеся по кустам (девочки направо, мальчики — налево) вернулись обратно к фургону.
— Это, — сказала задумчиво Спичка, — не что иное, как Жерло. Дварфовский город и технологический центр континента. Там была откована моя секира, там правит Дом Камарут — единственный дварфовский Дом Демиургов.
— Это твоя родина? — спросила Завирушка.
— Не вполне, — покачала головой дварфиха, — но у меня с ним многое связано.
— И как там относятся к эстрадным зрелищам? — спросил Пан. — Дварфы — народ строгих нравов.
— Только в рабочее время. Мои соплеменники умеют работать, но такой бурной ночной жизни, как там, вы не встретите даже в Корпоре.
— А главное, — сказал недовольно жмурящийся на яркое солнце Полчек, — Дом Камарут там влиятельнее Дома Теней. И если дварфы захотят на нас смотреть, то на лицензию им будет плевать.
— Если, — вздохнул Пан. — Если… Как же было хорошо, когда у нас был определённый, отрепетированный репертуар! Эта безудержная импровизация меня пугает!
— Просто тебе надо в ней участвовать! — обнимает его за лохматую шею Фаль. — У нас с Завирушкой как раз появилась отличная идея.
Город, вырастающий по мере того, как фургон катится по дороге, выглядит строго и торжественно. Бардак Смутного Времени его почти не коснулся. Сами дварфы были слишком заняты работой — оружие, производимое на фабриках Жерла, охотно разбирали все стороны конфликта, — а дураки, желающие пограбить богатый город, убеждались, что бородачи умеют не только делать оружие, но и им пользоваться. Высокие крепкие стены оснащены впечатляющим арсеналом «перечниц» — толстоствольных картечных пушек, каждая из которых стоит целое состояние, но зато может одним выстрелом смести с поля боя штурмовую фалангу.
Построенное в имперские времена Жерло впечатляет до сих пор — в отличие от полудеревянного и несколько легкомысленного Порта Даль, здесь всё сделано из основательного крепкого камня. Может быть, архитектура мрачновата, но в величественности ей не откажешь.
На въезде стража встретила реликтового ленивца с подозрением и долго рядила, какую брать въездную пошлину — как с быка или как с элефанта. Однако вмешательство Спички, направившейся в сторожку с бочонком эля подмышкой, уладило недоразумение, и плату взяли самую минимальную.
— С моими соплеменниками надо уметь разговаривать, — пояснила она, вернувшись без бочонка.
Под колёсами фургона загремела крупная брусчатка мостовых — незамощённых улиц в Жерле нет.
— Тут красиво, но как-то безжизненно, — сказала Завирушка, осторожно направляя ленивца вдоль улицы. — Где все?
— Работают, — ответила Спичка, забравшаяся во второе седло в качестве штурмана. — Туда сворачивай, эта улица к ярмарочной площади ведёт.
— Все работают?
— Ну да, а как ты думала? Работа — суть жизни дварфа. Утром он встаёт, одевается, расчёсывает бороду и принимается за работу. До вечера куёт, сверлит, точит, паяет, а потом снова расчёсывает бороду и идёт веселиться.
— А отдыхает он когда?
— Отдыхает? Дварф? — засмеялась Спичка. — Ну ты скажешь тоже. Не суди о дварфах по мне, я заблудшая душа, испорченная соблазнами внешнего мира.
— И что именно тебя так испортило? — смеётся Завирушка.
— Но-но, — отмахивается дварфиха, — я ещё слишком молода для мемуаров. Но вот что я тебе скажу: хотя Жерло и не центр культуры, как Всеношна или Корпора, артисты и менестрели тут неплохо зарабатывают. Сами дварфы горазды разве что застольные песни орать, чтобы эль легче лился, но любят, когда их развлекают, и готовы за это платить. Благо денег у них хватает — здешняя продукция развозится караванами по всему континенту. Так что вы постарайтесь, не запорите выступление, а я уж прослежу, чтобы с оплатой нас не обидели.
