Эстер Паперная - Парнас дыбом
— Да, душенька, да, Дарья Дмитриевна, яблочко сладкое, но недозрелое. Не знаете вы народа нашего. А ведь знакомец ваш, поэт Бессонов, которого так оболгал сочинивший всех нас автор, мудро сказал: «Умом России не понять, аршином общим не измерить». Верно это: уезд от нас останется — и оттуда пойдет русская земля. А сейчас хорошо бы поесть для веселья души и тела, поесть-покушать эссен-фрессен, манже-бламанже, или, как говорили мы в семинарии, доводя до крайностей ирритации отца келаря, шамо-шамави-шаматум-шамаре. Кстати же где-то на полочке и кусок мяса лежать должен, а сейчас с речки и Дарья Дмитриевна придет, после купанья голодная.
Однако на полочке, кроме неизвестно как туда попавшей трехфунтовой гирьки, ничего не было. Но зато ясно видны были следы собачьих лап, недвусмысленно показавшие, чьих рук это дело. Хозяйка этих лап, попова собака Бурбос, помесь меделяна с левреткой, тихо лежала в углу, разомлев от нечаянной сытости.
— Так, так, — сказал Кузьма Кузьмич, — я прочел огромную массу книг и в одной из них вычитал: «Блажен, иже и скоты милует». Но стоишь ли ты милованья, скот Бурбос? Ты ведь помнишь, что сказал Ричард Бринсли Шеридан: «Когда неблагодарность острит жало обиды, рана вдвойне болезненней». Вот и меня острит жало обиды. Я ли тебя не любил, я ли тебя не кормил? А ты? Не могу снести этого, Бурбошка! Вспомни, Бурбосе, эпиграф к «Анне Карениной»: «Мне отмщение, и аз воздам». Так иди сюда, собака!
Ничего не подозревая, Бурбос подошел к попу, и тут же точный удар трехфунтовой гирьки свалил его мертвым.
— Да, Бурбошка, — сказал, вздохнув, Кузьма Кузьмич, — вот и стал ты разгадкой Самсоновой загадки: «Из ядущего вышло ядомое, а из сильного сладкое». Был ты ядущим, а теперь быть тебе ядомым.
Когда Даша вошла в землянку, Кузьма Кузьмич поджаривал на Бурбосовом жиру его же печенку, фальшиво при этом напевая:
— У попа была собака, он ее любил.
Но Дашу это не раздражало; до встречи с Телегиным оставалось всего две главы.
1941 г. (А. Финкель)Семен Кирсанов
ПРО ПОПА И СОБАКУ
СКАЗАНИЕ ЧИТАТЕЛЮ В НАЗИДАНИЕ
(невысокий раек)
Сие сказанное мое гишпанское, игристое, как шампанское, не сиротское и не панское, и донкихотское, и санчо-панское. Начати же ся песне той не по замышлению Боянову, а по измышлению Кирсанова, того самого Семы, с кем все мы знакомы. Раз-два, взяли!
У Мадридских у воротПравят девки хоровод.Кровь у девушек горит,И орут на весь Мадрид«Во саду ли, в огороде»В Лопе-Вежьем переводе.
Входят в круг молодчики,Хороводоводчики,Толедские, гранадские,Лихачи Кордовичи.Гряньте им казацкую,Скрипачи хаймовичи!
Вот на почин и есть зачин и для женщин, и для мужчин, и все чин чином, а теперь за зачином начинаю свой сказ грешный аз.
Во граде Мадриде груда народу всякого роду, всякой твари по паре, разные люди и в разном ладе, вредные дяди и бледные леди. И состоял там в поповском кадре поп-гололоб, по-ихнему падре, по имени Педро, умом немудрый, душою нещедрый, выдра выдрой, лахудра лахудрой. И был у него пес-такса, нос — вакса, по-гишпански Эль-Кано. Вставал он рано, пил из фонтана, а есть не ел, не потому что говел, а потому, что тот падре Педро, занудре-паскудре, был жадная гадина, неладная жадина, сам-то ел, а для Эль-Кано жалел.
Сидел падре в Мадриде. Глядел на корриду, ржал песню о Сиде, жрал олла-подриде, пил вино из бокала, сосал сладкое — сало, и все ему мало, проел сыр до дыр, испачкал поповский мундир.
Вот сыр так сыр,Вот пир так пир.У меня все есть,А у таксы нема,Я могу все естьВыше максимума.
Ох и стало такое обидно, ох и стало Эль-Кано завидно, и, не помня себя от злости, цапанул он полкости и бежать. Произнес тут нечто падре про собачью мадре, что по-ихнему мать, схватил тут дубинку и убил псих псинку, и в яму закопал, и надпись надписал, что во граде Мадриде падре в тесноте и обиде от такс. Так-с! Ну и дела — как сажа бела!
А нас счастье не минь, а Педро аминь, а критика сгинь! Дзинь!
1964 г. (А. Финкель)Новелла Матвеева
Какой смешной случай,Какой сюжет старый!Попу был друг лучшийЛюбимец пес Карый.Но поп — гроза в рясе.На пса огонь молний.А дело все в мясеИз кладовой полной.Свиные в ней тушиГрузней земной суши.Тугих колбас кольцаКруглы, как диск солнца.И съел-то пес малость —Всего один ломтик,Но поп, придя в ярость,Сломал о пса зонтик.Кричал, глаза пуча:«Издохни, вор гнусный!»Какой смешной случай,Какой финал грустный!
1964 г. (Э. Паперная)Булат Окуджава
Стояла во дворе хибарка,В хибарке поп Харламов жил,А у попа была овчарка,И он ее, как водится, любил.Она была красавица собака.И он ее, товарищи, любил.А на столе лежал кусок грудинки,И лампочка светила над куском.Овчарка проглотила слюнки,И в комнате запахло воровством.Собака съела мясо без заминки,А мясо, между прочим-то, с душком...Овчарке воздержаться бы, ребята,Да, что ли, не хватило бедной сил...А поп со зла покрыл собаку матомИ тем ее, товарищи, убил!А ведь она ни в чем не виновата:Ведь он ее, скупяга, не кормил.
1965 г. (Э. Паперная)II
КОЗЛЫ
* * *Жил-был у бабушки серенький козлик.Вот как, вот как, серенький козлик.
* * *Бабушка козлика очень любила.Вот как, вот как, очень любила.
* * *Вздумалось козлику в лес погуляти.Вот как, вот как, в лес погуляти.
* * *Напали на козлика серые волки.Вот как, вот как, серые волки.
* * *Оставили бабушке рожки да ножки.Вот как, вот как, рожки да ножки.
СТАРОФРАНЦУЗСКАЯ БАЛЛАДА
* * *Старушка раз в лесу жила,э лон алле, э лон алле,старушка раз в лесу жила,и козочка у ней была.
* * *Однажды в лес ушла коза,э лон алле, э лон алле,однажды в лес ушла коза,куда глядят ее глаза.
* * *В лесу ее встречает волк,э лон алле, э лон алле,в лесу ее встречает волки козочку зубами щелк.
* * *Ах, не придет она назад,э лон алле, э лон алле,ах, не придет она назад,лишь рожки с ножками лежат
1281 г. (А. Финкель)Симеон Полоцкий
Благороднiи, благочестивiи,государи премилостивiи.О козлi и старусi рЪчь будеть наша,аки вещь живу узритъ милость ваша.Старуха древня въ градЪ нЪкоемъ бяша,козловi брадата вельми любяша.Але взалкалось тому козлятиво темнiи лЪси идти гуляти.Худый обычай у волковъ бываетъ,козловi узря, его терзаютъ.Увы, увы, и козi и розiкозловi убита лежатъ на дорозi.Юнымъ се образъ старЪйшихъ слушати,на младый разумъ свой не уповати.
1637 г. (А. Финкель)И. М. Карамзин
Любезный читатель! Сколь приятно и умилительно сердцу видеть дружбу двух существ любящих. Всей чувствительной натурой своей бедная старушка любила серенького козлика; знайте же, грубые сердцем, что и крестьянки чувствовать умеют.
Но увы! Сколь часто неблагодарность, сия змея, на груди человеческой отогретая, свивает себе гнездо в душах существ обожаемых.
Сей серенький козлик был склонен более к опасностям жизни бурной, нежели к прелестям мирного существования селянина на лоне сладостной Натуры под кущами зеленых садов, среди цветущих дерев и приятного ручейков лепета.
В чаще непроходимых дубрав нашел наш серенький козлик погибель свою от острых когтей и зубов косматого чудовища лесов Гиперборейских — серого волка. Лишь в знак любезной памяти дружбы и умиления сердечного оставило оное чудовище бедной старушке, горькие слезы в тиши ночной проливавшей, рожки и ножки существа, столь горячо любимого и столь печально погибшего.
1803 г. (Э. Паперная)И. А. Крылов
У старой женщины, бездетной и убогой,Жил козлик серенькой, и сей четвероногойВ большом фаворе у старушки был.Спал на пуху, ел сытно, пил допьяна,Вставал за полдень, а ложился рано:Ну, словом, жили не тужил.Чего же более? Но вот беда —Мы жизнью недовольны никогда:Под сению дерев на вольной волеЗапала мысль козлу прогулку совершить,И, не раздумывая доле,В соседний лес козел спешит.Он только в лес — а волк из лесу шасть!В глазах огонь, раскрыл грозящу пасть —И от всего козла осталося немножко:Лишь шерсти клок, рога да ножки.
————————Сей басни смысл не трудно угадать:Не бегай в лес, коль дома благодать.
1811 г. (Э. Паперная)А. С. Пушкин
