Игорь Губерман - О выпивке, о Боге, о любви

Земная не постыла мне морока,

не хочется пока ни в ад, ни в рай;

я, Господи, не выполнил урока,

и Ты меня зазря не призывай.

Всеведущ, вездесущ и всемогущ,

окутан голубыми небесами,

Господь на нас глядит из райских кущ

и думает: разъёбывайтесь сами.

Хотя и сладостен азарт

по сразу двум идти дорогам,

нельзя одной колодой карт

играть и с дьяволом, и с Богом.

Господь посеял нас, как огород,

но в зарослях растений, Им растимых,

мы делимся на множество пород,

частично вообще несовместимых.

На всё происходящее гляжу

и думаю: огнём оно гори;

но слишком из себя не выхожу,

поскольку царство Божие – внутри.

Тюрьма была отнюдь не раем,

но часто думал я, куря,

что, как известно, Бог – не фраер,

а значит, я сижу не зря.

Творец, лепя людей со скуки,

бывал порою скуповат,

и что частично вышли суки,

Он сам отчасти виноват.

Уже с утра, ещё в кровати,

я говорю в несчётный раз,

что всех на свете виноватей —

Господь, на труд обрёкший нас.

Прости, Господь, за сквернословья,

пошли всех благ моим врагам,

пускай не будет нездоровья

ни их копытам, ни рогам.

Мудрость Бога учла заранее

пользу вечного единения:

где блаженствует змей познания,

там свирепствует червь сомнения.

Найдя предлог для диалога:

– Как Ты сварил такой бульон? —

спрошу я вежливо у Бога.

– По пьянке, – грустно скажет Он.

Дойдут, дойдут до Бога жалобы,

открыв Божественному взору,

как, не стесняясь Божьей фауны,

внизу засрали Божью флору.

Я, Господи, вот он. Почти не смущаясь,

совсем о немногом Тебя я прошу:

чтоб чувствовать радость, домой возвращаясь,

и вольную твёрдость, когда ухожу.

Я уверен, что Бог мне простит

и азарт, и блаженную лень;

ведь неважно, чего я достиг,

а важнее, что жил каждый день.

Моей душе привычен риск,

но в час разлуки с телом бренным

ей сам Господь предъявит иск

за смех над стадом соплеменным.

Творец, принимающий срочные меры,

чтоб как-то унять умноженье людей,

сменил старомодность чумы и холеры

повальной заразой высоких идей.

Когда я в Лету каплей кану

и дух мой выпорхнет упруго,

мы с Богом выпьем по стакану

и, может быть, простим друг друга.

Где вся держава – вор на воре,

и ворон ворону не враг,

мечта о Боге-прокуроре

уныло пялится во мрак.

Мне, Господь, неудобно просить,

но коль ясен Тебе человек,

помоги мне понять и простить

моих близких, друзей и коллег.

В силу Божьего повеления,

чтобы мир изменялся в муках,

совесть каждого поколения

пробуждается лишь во внуках.

И спросит Бог: никем не ставший,

зачем ты жил? Что смех твой значит?

Я утешал рабов уставших,

отвечу я. И Бог заплачет.

Творец, никому не подсудный,

со скуки пустил и приветил

гигантскую пьесу абсурда,

идущую много столетий.

Чувствуя добычу за версту,

по незримым зрению дорогам

бесы заполняют пустоту,

в личности оставленную Богом.

Поскольку творенья родник

Творцом охраняется строго,

момент, когда нечто постиг, —

момент соучастия Бога.

Неужели, дойдя до порога,

мы за ним не найдём ничего?

Одного лишь прошу я у Бога:

одарить меня верой в Него.

Господь сей миг откроет нашу клетку

и за добро сторицею воздаст,

когда яйцо снесёт себе наседку

и на аборт поедет педераст.

Создатель дал нам две руки,

бутыль, чтоб руки зря не висли,

а также ум, чтоб мудаки

воображали им, что мыслят.

В каждую секунду, год и час,

всё понять готовый и простить,

Бог приходит в каждого из нас,

кто в себя готов Его впустить.

У Бога нет бессонницы,

Он спал бы как убитый,

но ночью Ему молятся

бляди и бандиты.

Из-под грязи и крови столетий,

всех погибельных мерзостей между,

красота позволяет заметить,

что и Бог не утратил надежду.

А так ли ясен Божий глаз

в делах немедленно судимых,

когда Господь карает нас

бедой и болями любимых?

Куда кругом ни погляди

в любом из канувших столетий,

Бог так смеётся над людьми,

как будто нет Его на свете.

Вон злоба сочится из глаз,

вот некуда деться от лая;

а Бог – не боится ли нас,

что властвует, нас разделяя?

Наш дух изменчиво подвижен

в крутых спиральностях своих;

чем выше он и к Богу ближе,

тем глубже мы в себе самих.

Стечение случайных обстоятельств,

дорогу изменяющих отлого, —

одно из чрезвычайных доказательств

наличия играющего Бога.

Принудить Бог не может никого,

поскольку человека произвёл,

вложив частицу духа Своего,

а с нею – и свободы произвол.

Покуда есть вино и хлеб

и дети льнут к отцу,

неблагодарен и нелеп

любой упрёк Творцу.

Бог сутулится в облачной темени,

матерится простуженным шёпотом

и стирает дыханием времени

наши дёрганья опыт за опытом.

Когда бы Бог в свою обитель

меня живым прибрал к рукам,

имел бы он путеводитель

и по небесным бардакам.

Я мироздания пирог

в патриархальном вижу духе:

над нами – власть, над нею – Бог,

над Ним – лучи, жара и мухи.

Всеведущий, следит за нами Бог,

но думаю, вокруг едва взгляну,

что всё-таки и Он, конечно, мог

забыть одну отдельную страну.

У Бога нету черт лица,

исходной точки и границы,

самопознание Творца

Его твореньями творится.

Совесть Бога – это странные,

и не в каждом поколении,

души, мучимые ранами

при любом чужом ранении.

Лентяй, люблю я дня конец

в дыму застольных посиделок;

а не лентяй ли был Творец,

оставив столько недоделок?

Мы все общенья с Богом жаждем,

как жаждут грешник и монах,

а личный бог живёт при каждом —

в душе, талантах и штанах.

Обрызгивая кровью каждый лист,

история нам пишется не впрок,

и кажется порой, что Бог – садист

и нами утоляет свой порок.

Я жил как все другие люди,

а если в чём-то слишком лично,

то пусть Господь не обессудит

и даст попробовать вторично.

Надеюсь, что правду, едва лишь умру,

узнаю при личном свидании,

пока же мы с Богом играем в игру,

как будто Он есть в мироздании.

Есть нечто вне формы и меры,

вне смысла, вне срока, вне фразы,

что острым предчувствием веры

тревожит незрячий мой разум.

Послушно готов я гореть на огне,

но только в преддверье огня

Всевышний обязан ответствовать мне,

горят ли, кто хуже меня.

Зачем Господь, жестокий и великий,

творит пожар, побоище и тьму?

Неужто наши слёзы, кровь и крики

любезны и прельстительны Ему?

Терпимость Бога в небесах —

терпенье по необходимости:

Он создал сам и терпит сам

наш нестерпимый дом терпимости.

Творец устроил хитро, чтоб народ

несведущим был вынужден рождаться:

судьбу свою предвидя наперёд,

зародыш предпочёл бы рассосаться.

Помилуй, Господи, меня,

освободи из тьмы и лени,

пошли хоть капельку огня

золе остывших вожделений.

Душа летит в чистилище из морга,

с печалью выселяясь на чердак:

создавши мир, Бог умер от восторга,

успев лишь на земле открыть бардак.

Бог, собирая налоги, не слышит

стонов, текущих рекой,

плата за счастье значительно выше

платы за просто покой.

Бог лежит больной, окинув глазом

дикие российские дела,

где идея вывихнула разум

и, залившись кровью, умерла.

Устроил с ясным умыслом Всевышний

в нас родственное сходство со скотом:

когда народ безмолвствует излишне,