Саша Черный - Собрание сочинений. Т. 1
БОЛЬНОМУ*
Есть горячее солнце, наивные дети,Драгоценная радость мелодий и книг.Если нет — то ведь были, ведь были на светеИ Бетховен, и Пушкин, и Гейне, и Григ…
Есть незримое творчество в каждом мгновенье —В умном слове, в улыбке, в сиянии глаз.Будь творцом! Созидай золотые мгновенья.В каждом дне есть раздумье и пряный экстаз…
Бесконечно позорно в припадке печалиДобровольно исчезнуть, как тень на стекле.Разве Новые Встречи уже отсняли?Разве только собаки живут на земле?
Если сам я угрюм, как голландская сажа(Улыбнись, улыбнись на сравненье мое!),—Это черный румянец — налет от дренажа,Это Муза меня подняла на копье.
Подожди! Я сживусь со своим новосельем —Как весенний скворец запою на копье!Оглушу твои уши цыганским весельем!Дай лишь срок разобраться в проклятом тряпье.
Оставайся! Так мало здесь чутких и честных…Оставайся! Лишь в них оправданье земли.Адресов я не знаю — ищи неизвестных,Как и ты, неподвижно лежащих в пыли.
Если лучшие будут бросаться в пролеты,Скиснет мир от бескрылых гиен и тупиц!Полюби безотчетную радость полета…Разверни свою душу до полных границ.
Будь женой или мужем, сестрой или братом,Акушеркой, художником, нянькой, врачом,Отдавай — и, дрожа, не тянись за возвратом.Все сердца открываются этим ключом.
Есть еще острова одиночества мысли.Будь умен и не бойся на них отдыхать.Там обрывы над темной водою нависли —Можешь думать… и камешки в воду бросать…
А вопросы… Вопросы не знают ответа —Налетят, разожгут и умчатся, как корь.Соломон нам оставил два мудрых совета:Убегай от тоски и с глупцами не спорь.
Если сам я угрюм, как голландская сажа(Улыбнись, улыбнись на сравненье мое!), —Это черный румянец — налет от дренажа,Это Муза меня подняла на копье.
<1910>ПРИЗНАНИЕ*
Какая радость — в бешенстве холодномМетать в ничтожных греческий огоньИ обонять в азарте благородномГорящих шкур дымящуюся вонь!
Но гарь от шкур и собственного салаНичтожных радует, как крепкий вкусный грог:«В седьмой строке лишь рифма захромала,А в двадцать третью втерся лишний слог…»
Цветам земли — невиннейшим и кротким —Больней всего от этого огня…Еще тесней встают перегородки,Еще тусклей печальный трепет дня.
От этой мысли, черной и косматой,Душа кричит, как пес под колесом!Кричи, кричи!.. Ты так же виновата,Как градовая туча над овсом…
<1910><ДОПОЛНЕНИЯ ИЗ ИЗДАНИЯ 1922 ГОДА >
ВИЗИТ*
Садик. День. Тупой, как тумба,Гость — учитель Ферапонт.Непреклоннее КолумбаЯ смотрю на горизонт.
Тускло льются переливы.Гость рассказывает вслухПо последней книжке «Нивы»Повесть Гнедича «Петух».
Говори… Чрез три неделиСяду в поезд… Да, да, да! —И от этой канителиНе останется следа.
Садик. Вечер. Дождик. Клумба.Гость уполз, раскрывши зонт.Непреклоннее КолумбаЯ смотрю на горизонт.
<<1911>><1922> КривцовоРОЖДЕНИЕ ФУТУРИЗМА*
Художник в парусиновых штанах,Однажды сев случайно на палитру,Вскочил и заметался впопыхах:«Где скипидар?! Давай, — скорее вытру!»
Но рассмотревши радужный каскадОн в трансе творческой интуитивной дрожиИз парусины вырезал квадратИ… учредил салон «Ослиной Кожи».
<1922>«Книжный клоп, давясь от злобы…»*
Если при столкновении книги с головой раздастся пустой звук, — то всегда ли виновата книга?
Георг ЛихтенбергКнижный клоп, давясь от злобы,Раз устроил мне скандал:«Ненавидеть — очень скверно!Кто не любит, — тот шакал!Я тебя не утверждаю!Ты ничтожный моветон!Со страниц литературыУбирайся к черту вон!»
Пеплом голову посыпав,Побледнел я, как яйцо,Проглотил семь ложек бромуИ закрыл плащом лицо.Честь и слава — все погибло!Волчий паспорт навсегда…Ах, зачем я был злодеемБез любви и без стыда!
Но в окно вспорхнула МузаИ шепнула: Лазарь, встань!Прокурор твой слеп и жалок,Как протухшая тарань…Кто не глух, тот сам расслышит,Сам расслышит вновь и вновь,Что под ненавистью дышитОскорбленная любовь.
<1922>ТРАГЕДИЯ*
(«Я пришел к художнику Миноге…»)
Я пришел к художнику Миноге —Он лежал на низенькой тахтеИ, задравши вверх босые ноги,Что-то мазал кистью на холсте.
Испугавшись, я спросил смущенно:«Что с тобой, maestro? Болен? Пьян?»Но Минога гаркнул раздраженно,Гениально сплюнув на диван:
— Обыватель с заячьей душою!Я открыл в искусстве новый путь,—Я теперь пишу босой ногою…Все, что было, — пошлость, ложь и муть.
— Футуризм стал ясен всем прохожим.Дальше было некуда леветь…Я нашел! — и он, привстав над ложем,Ногу с кистью опустил, как плеть.
Подстеливши на пол покрывало,Я колено робко преклонилИ, косясь на лоб микрокефала,Умиленным шепотом спросил:
«О Минога, друг мой, неужели? —Я себя ударил гулко в грудь,—Но, увы, чрез две иль три неделиНе состарится ль опять твой новый путь?»
И Минога тоном погребальнымПробурчал, вздыхая, как медведь:«Н-да-с… Извольте быть тут гениальным…Как же, к черту, дальше мне леветь?!»
<1922>СОВРЕМЕННЫЙ ПЕТРАРКА*
Говорите ль вы о Шелли, иль о ценах на дрова,У меня, как в карусели, томно никнет голова,И под смокингом налево жжет такой глухой тоской,Словно вы мне сжали сердце теплой матовой рукой…
Я застенчив, как мимоза, осторожен, как газель,И намека, в скромной позе, жду уж целых пять недель.Ошибиться так нетрудно, — черт вас, женщин, разберет,И глаза невольно тухнут, стынут пальцы, вянет рот.
Но влачится час за часом, мутный голод все острей, —Так сто лет еще без мяса настоишься у дверей.Я нашел такое средство — больше ждать я не хочу:Нынче в семь, звеня браслетом, эти строки вам вручу…
Ваши пальцы будут эхом, если вздрогнут, и листокЗабелеет в рысьем мехе у упругих ваших ног,—Я богат, как двадцать Крезов, я блажен, как царь Давид,Я прощу всем рецензентам сорок тысяч их обид!
Если ж с миною кассирши вы решитесь молча встать —И вернете эти вирши с равнодушным баллом «пять»,—Я шутил! Шутил — и только, отвергаю сладкий плен…Ведь фантазия поэта, как испанский гобелен!
Пафос мой мгновенно скиснет, — а стихи… пошлю в журнал,Где наборщик их оттиснет под статьею «Наш развал»,Почтальон через неделю принесет мне гонорарИ напьюсь я, как под праздник напивается швейцар!..
<1922>«Безглазые глаза надменных дураков…»*
