Феликс Кривин - Жизнь с препятствиями

— Ваше величество, — отвечали доумки, — мы просто удачники, что у нас король такой честивец, а королева такая складеха, какой свет не видал.

— Я знал, что вы меня долюбливаете, — скромно сказал король. — Мне всегда были вдомек ваши насытность и угомонность в личной жизни, а также домыслие и пробудность в делах. И, при вашей поддержке, я бы и дальше сидел на троне, как прикаянный, если б не то, что я уже не так домогаю, как прежде, бывало, домогал.

— Вы домогаете, ваше величество! — запротестовали доумки. — Вы еще такой казистый, взрачный, приглядный! Мы никого не сможем взлюбить так, как взлюбили вас.

— Да, — смягчился король, — я пока еще домогаю, но последнее время стал множечко утомим. Появилась во мне какая-то укротимость, я бы даже сказал: уемность. Удержимость вместо былой одержимости. Устрашимость. Усыпность.

— Вам бы, ваше величество, частицу «не»! — сказал доумок, слывший среди своих большим дотепой. — Вместо того, чтоб восторженно восклицать: «Ну что за видаль!» — пожимали бы плечами: «Эка невидаль!» Вместо того, чтоб ласково похлопывать по плечу: «Будь ты ладен!» — махали б безучастно рукой: «Будь ты неладен!» И вся недолга… То есть я хотел сказать, что если раньше у нас была вся долга, то теперь было бы немножко другое.

И король Годяй, который и сам уже почти не употреблялся без «не», тщательно скрывая это от своих подданных, решил: а чего в самом деле?

— Эка невидаль! — сказал он и подписал указ.

Вот радости было всем веждам, доумкам, честивцам, что они могут не скрывать отныне частицу «не», а появляться с нею открыто в приличном обществе! И уже какой-то поседа, который был одновременно дотрогой — сидел на своем скромном месте, всеми затроганный, — оседлал частицу «не» и помчался по белу свету, оповещая, что у них в королевстве произошло. Но никто не верит его былице, потому что как же поверить ей, если былицы тоже без «не» не употребляются?

Изобретение ножа

Давным-давно, когда еще многого не было (и сейчас-то нет, а тогда не было еще больше), призвал к себе король изобретателя и говорит:

— Изобрети мне какой-нибудь нож. Хлеба нечем отрезать.

Пошел изобретатель изобретать. Чтоб долго не думать, взял кусок глины, повалял в песке, водой покропил — и готово, получай патент на изобретение.

Приходит во дворец. А король голодный сидит — хлеба нечем отрезать.

Взял нож, тычет в хлеб, а хлеб не поддается. Нож поддается, а хлеб не поддается.

— Что-то это не то, — говорит король. — Вообще-то хороший нож, только крошится, и это снижает его достоинства.

— Переизобретем! — обещает изобретатель.

Из стекла переизобрел. Оно как раз в моду входило.

Повертел король нож в руках — загляденье. Ударил об стол — прямо звенит.

Раз ударил-позвенел, два ударил-позвенел, а на третий разбил. И опять хлеба нечем отрезать.

Пошел изобретатель переизобретать.

— А что если его из железа? — прикидывает. — Из нержавеющей стали. Да наточить острее бритвы. Небось, тогда королю понравится.

Изобрел из нержавейки. Три дня точил. Наконец вытер об штанину — и во дворец.

А король голодный, одной рукой хлеб к животу прижимает, а другой хвать за нож — и, конечно, сразу в больницу.

— Ты чего это мне суешь? — кричит из больницы. — Я нож просил, а ты чего суешь — острое?

Остановили ему кровь, руку перевязали, ввели обезболивающее. И сидит он, успокоенный, — правда, голодный.

Позвал изобретателя.

— Теперь, — говорит, — ты знаешь, каким должен быть нож. Он должен быть мягким, как глина, и твердым, как сталь, должен звенеть, как стекло, но не биться. И, конечно, резать не все подряд, а только то, что потребуется.

Пошел изобретатель переизобретать. И до сих пор изобретает.

Хотя задание четко сформулировано, в этом нужно отдать королю справедливость, но не изобретается нож. Сколько ни бьется изобретатель — то слишком мягко, то слишком твердо, то ничего не режет, то режет все подряд…

А король голодный сидит: хлеба нечем отрезать.

Герои арифметики

Единица и Ноль — коллеги по работе, только Единица умножает на себя, а Ноль с собой складывает.

9x1 =9 (это работа Единицы).

9 + 0 = 9 (это работа Ноля).

Недавно Ноль сложил с собой двузначное число. Об этом даже писали в газетах.

Единица приняла вызов и умножила на себя двузначное число.

Ноль поднатужился и сложил с собой трехзначное число.

Единица героическим усилием умножила на себя тоже трехзначное.

Пресса ликовала. В какую газету ни загляни, всюду крупно значилось:

999x1 =999.

999 + 0 = 999.

За высокие достижения в работе Единице и Нолю было присвоено почетное звание Героев Арифметики.

Дистрофики

Пригласили правду отобедать враки.И узнала правда, где зимуют раки.Как дошло до драки из-за пятака,Наломали правде честные бока.

Видно, только голод правде по карману,Ни гроша у правды за душою нет.А когда покормится правда у обмана,То обычно дорого платит за обед.

Среди многих загадок на светеЕсть загадка семи мудрецов:Почему нас не слушают дети?Почему они против отцов?

И ответов найдется немало,Вот один, подходящий как раз:Как бы зеркало нас отражало,Если б. не было против нас?

Человек рождается, и его утешают:«Агу!»Он растет, подрастает, и его поощряют:«А ну!»

Он стареет, и молодость новая свищет:«Ату!»И уходит он так далеко, что его не отыщешь:«Ау!»

Хотя богатству бедность не чета,Но как-то встретились они на рынке:Богатство — о карете возмечтав,А бедность — просто чтоб купить ботинки.

И как же были счастливы они,В карете сидя и в ботинках стоя!У всех на свете радости одни,Но беднякам они дешевле стоят.

Мы далеко не так глупы,Как в поговорках говорится.И расшибаем мы не лбы,Когда заставят нас молиться.

Вы слышите чугунный стук?О чем он миру возвещает?Все расшибается вокруг,И только наши лбы — крепчают.

Мы на лень всегда смотрели косо,От нее не ждали мы добра.А она изобрела колесаИ вообще на выдумки хитра.

Так зачем же мыслить однобоко?Лучше постараемся понять:Может, лень не только мать пороков,Может быть, она пророков мать?

Если в глубины веков заглянутьИли же просто поверить исследователям,

Для всех великих — единственный путь:Путь от преследователей — к последователям.

Пусть иные становятся в позу,Это тяжкое бремя неся, —Проза жизни — прекрасная проза,От нее оторваться нельзя.

Хоть приносит она огорченияИ исход ее предрешен, —Лишь в бездарном произведенииВсе кончается хорошо.

Протоптана тропинка на реке.Когда морозом все заледенило,Наперекор морозу и пургеДва берега она соединила.

Прошла зима. Оттаяла река.Над нею бури больше не кружили.И радовались солнцу берега,Счастливые — и снова как чужие.

Привет из литературы

У нас на лестнице живет Некрасов. Не писатель, конечно. И живет у нас на лестнице Белинский — тоже не критик, а так. И вот Белинский (не наш) написал статью про Некрасова (тоже не нашего). Вообще-то он ее написал давно, только мы о ней недавно узнали.

Наш Белинский говорит:

— Неудобно хвалить, но написано здорово. Я специально, чтоб почитать, записался в библиотеку. Прочитаю — выпишусь.

— Надо и себе записаться, — говорит наш Некрасов. — Интересно, как там твой моего…

Некрасов — тот еще — выпустил сборник. Не то московский, не то ленинградский, словом, по какому-то из городов. Правда, он не весь сборник написал, были там еще, не с нашей лестницы. А Белинский (тот) возьми и грохни статью.

Наш говорит:

— Их там на сборник человек десять, а он один — про всех.