Дмитрий Быков - Новые письма счастья
Немало строчек в рифму накорябав, лишь одного покуда не пойму: что может посоветовать Зурабов, товарищи? И главное – кому? Каких еще советов просит Путин, чья популярность выше облаков? Зачем тому, чей рейтинг абсолютен, терпеть того, чей рейтинг никаков? А я скажу: так будет благородней. Пускай расформирован кабинет – пределов нет для милости Господней, и вообще у Бога лишних нет! Признаюсь честно, как перед Всевышним: в возлюбленном Отечестве порой я чувствую себя немного лишним. Не то что я, но и любой второй. У нас, конечно, счастье и свобода, от бабок раздувается Москва – но как-то стало можно без народа, не без всего, но все ж без большинства. Закуксишься, бывало, нос повесишь, грустишь, как осень в средней полосе, – но тут стране внезапно явлен месседж: никто не лишний. Нам потребны все. Уж если тот, кто вызывал в финале проклятия во сне и наяву, кого старухи дружно проклинали как Фонда пенсионного главу, кто отменил пособия и льготы, кто не был ни блестящ, ни языкаст, кто после многомесячной работы оставил инвалидов без лекарств, кто обгонял Немцова или Коха по степени общественной вражды, – востребован… то, значит, все неплохо. И мы, выходит, власти не чужды. Войдите в состояние покоя, из подсознанья выдернув иглу. Нам всем найдется место, хоть какое. Хоть под столом, под плинтусом, в углу.
И кто бы в марте где ни оказался – не сгинут представители элит! Швыдкой уйдет на сельское хозяйство, Сеславинский тяжмашем порулит, Грызлов пройдет в начальники Госцирка, рулить привыкши в думском шапито; взлетит в культуру бывший лидер ВЦИКа… Пристроят всех, не пропадет никто.
Мне даже стало вериться немного, хоть богословье мне не по уму, – что тот же принцип кадровый у Бога. Мы все нужны зачем-нибудь ему. Когда придет конец земного срока и все к Творцу вернутся в свой черед, то тех, кто здесь проштафился жестоко, он там к себе в советники берет: грабителя, нахала, святотатца иль бюрократа, падкого на лесть…
Поэтому не стоит удивляться, что этот мир таков, каков он есть.
ЭМОБОЙ
Государственная дума разработала законопроект, согласно которому главными врагами молодежи являются неформалы – в первую очередь эмо с их суицидальными наклонностями и готы с культом бисексуальности (?!). С ними предполагается бороться пропагандой патриотизма.
Как скучно, боюсь, депутатам в Госдуме! Как травам в бессмысленной, душной охапке. Другие едят, закупаются в ГУМе, идут на свидания, делают бабки, – а ты заседаешь (зачем – непонятно) бессмысленной мышью, томящейся в сыре, стираешь и драишь последние пятна на глянцевом имидже новой России… Какая еще остается проблема? Кого не прикрыли еще патриоты? «Я слышал, бывают какие-то эмо…» – «Неправда, они называются готы!»
Какая проклятая это работа – в парламент играть неподвижно и немо, ни разу не видев реального гота и толком не зная, как выглядит эмо! Вот так же, я помню, в советское время, в последнем припадке, в бессмысленном хрипе, – бороться взялись с неформалами всеми, и главной опасностью сделались хиппи. Они населенью желали добра ведь, никто не видал безобидней народца, – но было в стране ничего не поправить, а надо же было хоть с чем-то бороться! Вот так и сегодня: и рейтинг вознесся, и бабки текут, и безмолвствует паства, и больше в стране ни за что не возьмешься: все либо бессмысленно, либо опасно. На фоне того шоколадного крема, которым нас медиа кормят до рвоты, – остались одни непокорные эмо да в черную кожу одетые готы.
Должно быть, мы вправду во славе и силе – кого бы еще-то к порядку призвать бы?! – коль нету другого врага у России, чем эмо, и готы, и эрос до свадьбы. (Про эрос до свадьбы – не чьи-нибудь бредни: декан Добреньков на соцфаке расселся – так он предложил прокурорам намедни повысить положенный возраст для секса.) Я в ужасе вижу: овамо и семо, взамен созидательной гордой работы – крадутся в подвал кровожадные эмо, в кладбищенский склеп забираются готы… Им всем наплевать, что в стране перемены, что юные стали для власти опорой, – и эмо кидаются вспарывать вены, а готы стремятся к любви однополой. Из этой среды и появится вскоре Раскольников новый, убийца старухин… Уже мы теряем учащихся в школе, как грозно сказал режиссер Говорухин: они закоснели в цинизме и злобе, а их педагоги как раз оробели… Спасем же хоть тех, кто покуда в утробе, хоть тех, кто сегодня лежит в колыбели! От нашей морали остались руины. На них депутаты взирают, угрюмы. Настала пора запретить Хэллоуины! Достойное, в общем, занятье для Думы.
Такое читал я у Кафки, у Лема, – но все это сделалось былью, чего там… Я честно скажу – не завидую эмо. А больше всего не завидую готам. Какие погромы начнутся – поэма! Какие облавы устроятся – что ты! В колонии строем отправятся эмо, на каторгу маршем проследуют готы. Точнейшая нашей эпохи эмблема – бредущие в суд, в арестантские роты, одетые в розово-черное эмо, одетые в черно-лиловое готы… Как Остин заметила в повести «Эмма», – тоска, если в силу войдут идиоты…
А завтра Каспаров окажется эмо.
А следом Касьянов запишется в готы.
ГЕНЕТИЧЕСКОЕ
В Швеции обнаружили генетическую последовательность, отвечающую за мужскую склонность к семейным скандалам. Эта склонность связана с уровнем гормона вазопрессина. Я давно подозревал что-то такое.
Открыли ген семейного скандала! Настрою лиру, перья очиню… Жена со мной помучилась немало, но лишь теперь понятно, почему. Когда я бил бокалы и плафоны, когда в углу дрожал случайный гость – все это были гены и гормоны, а я считал – распущенность и злость! Вот потому ты так и офигенна, а я, мой друг, унылое говно: у женщин нет, мой друг, такого гена, а у мужчин, мой друг, его полно. Конечно, трудно жить с таким мужчиной. Я сам ни дня не выдержал бы с ним. Всему виной, мой друг, всему причиной – вазопрессин, мой друг, вазопрессин! Агрессия естественна, как брюки, как воздух, как копыта у коня… Спасибо буржуазной лженауке, снимающей ответственность с меня. Поносы происходят от пургена, от курицы – котлеты де-воляй, а наши неурядицы – от гена: претензии к нему и предъявляй. Об стену я швыряю бутерброды, рычу как лев и гну тебя в дугу – все потому, что я такой породы: я жажду быть другим, но не могу. Какою справкой, впрочем, ни тряси я – я многим страшен, как страна-изгой; я в этом смысле, знаешь, как Россия. Она не может, знаешь, быть другой.
В других краях возможны перемены; кто любит их – съезжайте из страны! На взгляд пришельца мы несовременны, но генам наших предков мы верны. В Париже нету зданий некрасивых; без партии не может жить Китай; а мы не быть империей не в силах – Доренко слушай, Дугина читай! Противники, засуньте в попу перья. Вы ни к чему в стране родных осин. По тайным нашим генам мы – им-перья. У нас какой-то свой вазопрессин. У всех – свое призванье в мире этом; мы призваны к бряцанью, зуб даю! Мы называем суверенитетом такую предназначенность свою. Борисы, Анатолии и Гены пытались нас менять, но все вотще. Ведь это же не прихоть. Это гены. Жена уже отчаялась вообще. Она и так, и сяк меня ругала, плеща крылами, словно махаон, – и мировым сообществом пугала, и что-то говорила про ООН, гумпомощью надеялась исправить и фиточай пыталась мне варить – все думала, что можно и осла ведь заставить по-английски говорить… Но я и ей, и дочери, и сыну скажу открыто, сколько ни крути: я верен своему вазопрессину, генетике и третьему пути. Я помогаю немощным и сирым, дарю семейству ситец и парчу – но если я хочу скандалить с миром, я буду с ним скандалить, как хочу!
Но рано ликовать, аборигены. Научный мир по-прежнему неслаб. Я слышал, что уже открыли гены, которые в нали-чье лишь у баб. Они не жаждут несвобод кандальных, желают справедливости во всем: на нас, на генетически скандальных, у них гормон особый припасен. И если мы – не дай, конечно, Боже, – однажды слишком сильно пригрозим, они однажды нам дадут по роже, и не поможет весь вазопрессин. Все женщины бывают эрогенны, но бойтесь разъяренной красоты!
Я крикну с пола:
– Дура… это ж гены…
– Есть гены и у нас! – ответишь ты.
МОСКОВСКАЯ КАЗАЧЬЯ
Войсковой атаман Центрального казачьего войска Валерий Налимов объявил о строительстве казачьей станицы на 30 000 семей в Ступинском районе Подмосковья. Казакам выделен участок в 118 гектаров.
Наша древняя столица не ударит ликом в грязь: наконец своя станица у столицы завелась. Подмосковные казаки – запорожским не чета: брюки, фраки цвета хаки – наша главная черта. Челки, усики и баки – украшенье наших морд. Мы – гламурные казаки, мы – казачества бомонд! Степь подходит прямо к Дону. Удалые казаки разгулялись не по Дону, а по берегу Оки. Бродишь этак с папироской, агрессивный, будто еж… Вместо Сечи Запорожской – Подмосковную даешь! Среднерусские туманы расступились, смущены. Мы – Рублевки атаманы, славной Жуковки сыны!
От кого пошли казаки? Вечно длится этот спор. Враки, версии и драки не стихают до сих пор. По науке объясняли, что когда-то в старину типа беглые крестьяне поселились на Дону. Разгулялись на просторе, как гласит народный стих, ибо рабство крепостное не устраивало их. Много всякого народа устремилось им вослед – на Дону-то ведь свобода! С Дону выдачи-то нет! Большинство, само собою, – я вам точно говорю, – отдавало дань разбою, но служило и царю. Все хотели, право слово, этой доблестной судьбы: быть опорою престола, но отнюдь не как рабы! Я уверен, что и ныне много доблестных мужчин – по причине ли гордыни, от других каких причин, – утомившись жить богато, бросив нажитый уют, убежали бы куда-то в край, откель не выдают. Скучно, скучно жить без риска! Закусите удила: наша Русь – авантюристка и всегда такой была. Все сбегут, кто нынче ярки (или правильно – ярки?). Журналисты, олигархи подадутся в казаки… К нам отправятся, воспрянув, сразу сделавшись бодрей, Абрамович, и Касьянов, и Колесников Андрей, все кумиры миллионов, все, в ком виден Божий дар, – и Парфенов, и Лимонов, и Потанин, и Гайдар, все, кого теперь прижали (чисто русская судьба), кто готов служить державе, но не в качестве раба! Новодворская-казачка подковала мне коня; С. Доренко, крякнув смачно, чаркой потчует меня; не желая в мире подлом всех лизать и жить по лжи, «Огонек» в составе полном спит над пропастью во ржи… Этот образ жизни лаком! Этим миром я влеком! Я желаю быть казáком. Или надо – казакóм?
