Константин Берегов - Смотря по обстоятельствам

— Наконец-то, Оленька! — обрадованно вздохнул он.

— Прости, Андрюшенька, я немного опоздала. — Ольга небрежно забросила сетку с ананасами за плечо.

— С праздником, дорогая, — Феофанов протянул ей букетик гиацинтов и попытался чмокнуть в щеку. Мешали ананасы. Андрей галантно подхватил сетку одной рукой, а другой — Олю.

— Куда мы пойдем? — спросила она.

— Можно в кино.

— С утра?

— Но в праздничные дни цены все равно вечерние, — попытался сострить Феофанов.

Они пошли в кино. Билетов не было ни на один сеанс.

— Видно, не судьба, Андрюшенька, — сказала Оля.

— Я позвоню тебе, — изображая досаду и целуя руку, проворковал Феофанов…

Ласковое весеннее солнце бликами играло в стеклах автобуса. Феофанов нервно смотрел на часы. У киоска «Мороженое» стояла Валентина.

— Валюша, с праздником! — бросился к ней Андрей, на ходу вытаскивая из портфеля коробочку «Фиджи». — Прости, милая, серьезно заболел Илья Григорьевич, спешу в больницу, завтра позвоню. — Феофанов запрыгнул в автобус и помахал рукой.

Ирине он подарил английскую косметичку, Гале — бельгийские колготки в цветочек. С Натальей пришлось минут на двадцать заскочить в кафе. Зато с Мариной вышло удачно: гуляя, они подошли к парку — там предстояло важное свидание с Катюшей.

Восьмое марта для Феофанова, как и все праздники, — трудное испытание, но не самое страшное: в его распоряжении был целый день. Сложнее приходилось в Новый год. Тогда Андрей брал такси и за каких-нибудь пять-шесть часов успевал побывать в шестнадцати местах. В такие напряженные дни случались накладки. Однажды он подарил Тамаре финский шампунь восьмикратного действия, который она же ему и достала несколько дней назад.

Заходящее весеннее солнце бликами играло в стеклах трамвая. Утомленный, но еще бодрый Феофанов возвращался домой.

— Андрюша, что так поздно, ты же обещал пораньше? — с ласковым упреком сказала жена. — Ты все успел?

— Да, Танюша, дорогая, с праздником! — он протянул жене изящную коробочку с французской компактной пудрой двадцати четырех тонов с запасными блоками.

— Спасибо, милый, ты так внимателен.

— Родная, ты прекрасно выглядишь. — Феофанов никогда не забывал говорить жене комплименты. Благо, это было не очень трудно.

— Андрей, милый, ты Ольгу из парфюмерного поздравил?

— Да.

— А Валю из галантереи?

— Конечно.

— Иру из комиссионного и Валю из гастронома?

— Не забыл.

— А Лидочку из ателье?

Феофанов вздрогнул и вытащил блокнот.

— Забыл, — тяжело вздохнул он.

— О, боже! Что теперь будет с моим платьем? И ты после этого говоришь, что любишь меня! Немедленно беги.

Феофанов виновато посмотрел на жену.

— Ну что ты? Вызвать такси?

— Подарков больше нет.

— На, только скорее! — Татьяна протянула французскую компактную пудру двадцати четырех тонов с запасными блоками.

ПРИВЕТ ИЗ ЗАНЗИБАРА…

Доцент кафедры общей электротехники Петр Петрович, пользующийся в студенческой среде авторитетом неприступного и неумолимого педагога, вошел в аудиторию и стал раскладывать на столе экзаменационные билеты. Предстояло минимум шестичасовое сидение. Хорошо, если подбежит кто-нибудь с кафедры подменить, а то не то, что в буфет, но и… Да при этом надо еще слушать электротехнический бред: ведь учил же, лекции читал! Поставил на прошлом экзамене десять двоек, так на кафедре самого же и обвинили: чему и как учил в семестре? «Ладно, в этот раз ограничусь девятью», — решил про себя Петр Петрович и пригласил студентов.

Вошли первые пять человек, расхватали билеты, сели, начали списывать… Все шло своим чередом. Петр Петрович углубился в свежий номер «Крокодила», случайно оказавшийся на столе, прикрылся для верности букетом цветов: незачем людей смущать, когда работают.

В дверь постучали. Петр Петрович кашлянул и поднялся. Все пять студентов нервно вздрогнули. Стараясь не глядеть в сторону готовящихся, доцент на цыпочках вышел в коридор. Ему передали записку: «Петя, ты уж с Ивановым помягче, нужный парень. С приветом. Федя». Петр Петрович недоуменно пожал плечами. Федю, доцента с кафедры, он знал, а Иванова за семестр не встречал ни разу.

Завкафедрой физвоспитания вошел без стука.

— Петр Петрович, физкультпривет! У тебя, дорогой, некий Иванов учится. Не припомнишь? Смышленый такой паренек. Так ты у него много не спрашивай, — уже шепотом добавил завкафедрой, — парень все время тренируется, наша спортивная гордость.

…Экзамен подходил к концу. Петр Петрович поставил девятую запланированную двойку и устало посмотрел за окно. Начинало темнеть.

— Включите, пожалуйста, свет, — попросил он.

На огонек заглянул декан, шепотом поинтересовался:

— Иванова не было?

— Пока нет.

— Петр Петрович, уважь, поставь парню автомат, а то он совсем изнервничался, а скоро первенство среди юниоров.

Вошла секретарь деканата.

— Петр Петрович, вас срочно к телефону… не то междугородный, не то международный…

— Я слушаю, — как можно громче сказал Петр Петрович в трубку.

— Вы преподаватель по техмеху?

— Нет, по электротехнике.

— Ну, это не очень существенно. С вами Иванов говорит…

Петр Петрович вздрогнул и как-то весь внутренне собрался.

— Вы меня вчера по телевизору видели? Нет?.. Я из Занзибара вам звоню. Да… Первенство мира… Уже золотая медаль. Петр Иванович, простите, Сергеевич.

— Петрович.

— Да, да, Петрович, вы уж не обижайтесь на меня, сами понимаете, спортивная честь… Зачетку вам мою еще не передавали? Автограф, пожалуйста, поставьте, а я вам свой, по приезде. Физкультпривет! Смотрите телевизор.

Растроганный вниманием, Петр Петрович пошел искать зачетку спортивной гордости.

А Иванов вышел из телефонной будки, которая стояла напротив института, и жизнерадостно сказал другу Коле:

— Один есть. Неси зачетку. Авторитетом, старик, надо пользоваться! Паблисити — великая вещь!

Семен Нестеров

ЭНЕРГЕТИЧЕСКИЙ КРИЗИС

Как-то пришел Борис Истомин и, изучающе посмотрев на меня, спросил:

— Что ты делаешь для того, чтобы бороться с энергетическим кризисом, охватившим весь мир?

— Живу в малометражке, — ответил я, — езжу в малолитражке. И вообще-то: сам не акселерат.

— Этого мало! — Он достал из портфеля маленький раскладной мотоцикл. — Моя конструкция. Расход бензина минимальный.

Скрючившись так, что колени стали выше головы, Истомин сел на крохотное сиденье, мотоцикл чихнул и покатил вокруг стола, заполняя комнату дымом.

— Интересно! — покрутил я головой.

— Нет, — возразил он, — это пока еще не то…

Однажды я увидел Истомина, который сидел прямо на проезжей части улицы.

— Хоть бы газетку постелил, на мокром асфальте ведь сидишь.

— Я не сижу, — ответил он, — я еду! — И, поднявшись с асфальта, добавил: — На автомобиле собственной конструкции.

«Свихнулся», — ничего не увидев под ним, решил я.

— Где он? — заоглядывался Истомин.

Он достал из кармана лупу и встал на колени. Поднял какую-то гальку и долго смотрел на нее через стекло. Буркнул:

— Не то!

— Инспекцию вызвать надо! — сказал я усмехаясь.

Истомин продолжал ползать по мокрому асфальту.

— У тебя вон по спине мокрица какая-то ползет, — дернул я его за руку.

Хотел щелчком сбить ее со спины Истомина, но она вдруг резко затормозила, и сзади у нее ярко вспыхнули два красных фонарика.

АПЕЛЬСИНЫ

— В какую цену? — громко спросил Мальков, подойдя к мраморному прилавку, на котором возвышалась ярко-оранжевая горка.

— Рубль, — меланхолично ответила из-за горки усатая голова, прикрытая широкой кепкой.

— Одна штука рубль? — переспросил Мальков.

— Зачем одна? Килограмм, — ответила голова. Глаза его хитро улыбались.

— Гнилые, что ли? — спросил Мальков и ткнул в апельсин пальцем.

— Сам гнилой! — заметила голова.

— А почему так дешево? У других по восемь, — не отставал Мальков.

— Вот и бери у тех, у кого по восемь.

— И возьму, — сказал Мальков. — Три килограмма возьму и денег не пожалею, чем твои ворованные покупать.

— Обижаешь, дорогой, — сказала голова и прикрыла один глаз.

— Вас обидишь. Как же! От прилавка отойти не успеешь, — громко, чтобы все слышали, сказал Мальков. — И ты давай, друг ситцевый, надо мной не издевайся. Я на базар пришел не шутки шутить. В последний раз спрашиваю, в какую цену? Ты что дурачком прикидываешься?

— Рубль, — непреклонно ответила голова.