Алексей Черных - Так говорил Петрович

Ницше. Это был большой поэт. Однако ему весьма не повезло с поклонниками.

1

Когда Петровичу исполнилось за тридцать,

Но не дошло до сорока немного,

Ушёл из дома он и стал бродить страною,

Что до окраин самых от Москвы.

Петрович наслаждался сладким духом,

Витавшим над бурлящею отчизной:

"Даёшь в три года!" - и давал Петрович,

"Все на защиту!" - он и защищал.

Как в мелком захолустье проститутка

Познала всех мужчин своей округи,

Познали сапоги его пылищу

Великих строек всех наперечёт.

Петрович там работал, словно трактор,

С такою неестественной отдачей,

Что в ужас приходили бригадиры

И дохли со смеху все тамошние псы.

Петрович не от мира был рождённый,

На это довод был и очень сильный:

Он всей официальной пропаганде

Беспрекословно верил от души.

Понятно даже бабушке Евдотье,

По-прежнему считавшей Землю плоской,

Что был Петрович конченным болваном,

И видно было то за километр.

Но вдруг однажды словно осенило

Петровича полишинельной мыслью:

Не всё в стране у нас благополучно,

И нужно что-то срочно предпринять.

Петрович тут же, как и был в спецовке

И в сапогах, не чищенных с рожденья,

Направился в Москву, чтоб там к ответу

Правителей зарвавшихся воззвать.

И он воззвал. Его арестовали,

А позже в дом весёлый поместили,

Чтоб меж уколами подумал на досуге

Он о глубоком смысле бытия.

Спустя какое-то несчитанное время

Петрович был отпущен на свободу

С диагнозом таким, что дерьмовозом

Его б не стали на работу брать.

Запил Петрович горькую со скуки

Или с тоски, что в общем-то не важно,

А важно то, что странные виденья

Являться стали в пьяный мозг его.

Почувствовал себя он то ль мессией,

То ль кем ещё из оному подобных,

Хотя Петрович с детства был безбожник

И бога непреклонно отвергал.

Петрович вышел на свое подворье,

Взглянул на небо и воскликнул солнцу,

Поскольку неожиданно потребность

Общения возникла у него:

"Великое светило! Разве б было

Ты счастливо, когда б ни отыскалось

Ни одного наземного объекта,

Кому ты светишь с неба день от дня?

И люди, и животные, и птицы -

Мы все тебе внимаем ежедневно,

Ждем ежеутренне тебя, благословляем

Тобою нам даримое тепло.

Взгляни! Я, как пчела, что сладким мёдом

Бывает переполнена до края,

Перенасыщен мудростью глубокой.

И не смогу спокойно жить, пока

Кому-нибудь не передам крупицы

Явившихся во мне глубоких знаний.

Имея их, вовек не буду счастлив,

Коль не смогу их людям подарить.

Благослови ж мое стремленье, Солнце,

Петь мир людей". Так говорил Петрович.

2

Поскольку он других аудиторий

Пока не знал, решил Петрович, нужно

Начать с пивных, шашлычных, ну и прочих

Ему известных выпивошных мест.

Петрович говорил: "Ведь как ласкает

Красивой песней соловей сердца нам!

Но – чувствую! – он смог бы спеть поглубже,

Когда бы душу пивом усладил.

Прекрасным свойством пиво обладает:

Даёт настрой особый философский,

Ум направляет к осмысленью разных

Суперглобальных и простых проблем.

Не зря Германия в свой час явила миру

Классическую радость философий -

Философы там пиво обожали,

Как и свою науку, мать наук".

И вот в одной пивной от пары кружек

Дойдя до философского настроя,

Он оглядел по столику соседа

И осторожно бросил пробный шар:

"Когда гляжу я, - начал так Петрович,

Кивнув на доходного забулдыгу,

Который допивал чужое пиво,

Поскольку на своё не заимел. -

Когда гляжу я на таких субъектов,

То не могу себе того представить,

Что человек - есть мост меж обезьяной

И суперчеловеком, что грядёт".

Сосед по столику взглянул на забулдыгу,

Кивнул Петровичу и на него уставил

Припухшие глаза интеллигента,

Пропившего последние очки.

Хотя соседский взгляд был замутнённый,

В глазах, налитых кровью, всё ж читались

Остатки там когда-то бывших мыслей,

Не вымытых от вечного питья.

Петрович, ободряемый киваньем,

Стал мысль свою разжёвывать яснее,

Что человек, мол, не венец природы,

Но эволюции срединное звено.

"Какой сверхчеловек? - сосед очнулся. -

Не тот, что будет жить при коммунизме?" -

Соседу словно с легким опозданьем

Слова чужие добирались в мозг.

Петровича последние рулады,

Произнесённые сейчас с мятежной страстью,

Достигнут непременно пониманья

Соседского, но пять минут спустя.

"При коммунизме будут жить сверхлюди, -

Сей мудрый муж продолжил изреченье. -

Искусством будут заниматься всяким,

Науками и прочей ерундой.

Но только мне пока ещё не ясно:

Кто же из этих суперчеловеков

Дерьмо скрести и мыть посуду будет...

И подмывать всех этих суперОв?"

"При чем здесь коммунизм?! - в ответ Петрович

Воскликнул энергично. - Я имею

В виду, конечно же, не суперменов,

А кое-что получше, посильней.

Я говорю, что человек есть нечто,

Что нужно непременно превзойти нам.

И спрашиваю вас: что каждый сделал,

Чтоб превзойти обрюзгшего себя?"

Петрович "вас" воскликнул с полным правом,

Поскольку от его ретивых криков

Вокруг их столика успело подсобраться

Приличное количество людей.

"Я говорю: все существа на свете

До сей поры в итоге создавали

Такое что-нибудь, что становилось

Хоть в чём-то выше этих же существ.

И я надеюсь, вы не захотите

Отливом быть волны великой этой

И возвратиться к состоянью зверя,

Себя не превзойдя на зло судьбе.

Вы совершили путь безмерно долгий

И сложный - от червя до человека,

Но многое по-прежнему осталось

В вас от червя", - Петрович говорил.

3

Однажды на предвыборном собранье,

Где кандидаты в что-то нагло врали,

Решил Петрович выступить с докладом

На тему "Вред холодных государств".

Но почему холодных? "Потому что, -

Как нам туманно объяснил Петрович, -

Все государства холодней холодных

Из всех чудовищ, живших на земле.

Холодными устами говорит нам

Оно холодным голосом утробным:

"Я, государство, есмь народ!" Представьте

Вы больше гадкую и выспреннюю ложь.

Когда сочувствует волк съеденному зайцу,

Когда козёл жалеет о капусте,

Когда попы нам обещают вечность,

То все они гораздо меньше лгут,

Чем государство то, что есть последним

Дерьмом, отходами цивилизаций -

От первых прародителей шумеров

И до последних наших - с СНГ.

Я называю ныне государством

Всё то, где разом мы вкушаем яды,

Хорошие, дурные люди - вместе,

Хотя никто ни в чём не виноват;

Здесь жизнью величаем мы все то, что

Самоубийством стоит называть нам,

Считаем прессою - ошибочно! - то место,

Куда всё общество выблёвывает желчь.

Переродив себя, мы переступим

Чрез государства жуткое явленье,

Пройдём по радужным мостам к сверхчеловеку -

Моей мечте", - Петрович говорил.

4

4

Однажды в кабаке каком-то шумном

Петровича позвали на пирушку

По поводу печати новой книжки,

Что модненький поэтишка сверстал.

Петрович относился философски

К тому, что примет он рюмаху водки

Из рук нечистых иль из рук кого-то,

Кого учитель наш не уважал.

Присел спокойно, выпил сколько нужно,

Поел он с неизменным аппетитом,

Послушал с интересом дифирамбы,

Что для поэта наплели льстецы.

Когда же, наконец, ему сказали:

"Произнеси, Петрович, речь во славу", -

Он встал и с жёстким заявил укором,

Что всем поэтам - просто грош цена.

Заверещал народ: "Из уваженья

К тому, кто нас сегодня угощает,

И ты бы мог, Петрович, разродиться

Не значащею парой сладких фраз".

"Да мог, конечно, - отвечал Петрович, -

Тем более что все поэты мира,

За жизнь свою родившие хоть строчку,

Бросаются словами только так.

Поэты вызывающе бесстыдно

Эксплуатируют терзания и чувства,

Они себя считают высшей кастой,

Хотя нет повода такими их считать: