Белогорская крепость - Наталия Иосифовна Ильина
Это о каком же «сплаве» речь?
Характерные для былинно-сказовой манеры автора выражения вроде «вражины крылатые», фольклорное «по-над лесом», инверсии вроде «ягоды сизые» и «цветок синеглазый» перемежаются в авторской речи словами и выражениями иного рода: «И глядит с улыбкой: довольна ли адресатка обслуживанием?»; «Слово за слово, и пошел Сашка раскручивать свой репертуар»; «А теперь вот еще рейсик»; «активничать» и т. п.
Слияние воедино «ягод сизых» с «обслуживанием», а «вражин крылатых» с «адресатками» вряд ли можно назвать органичным сплавом.
Огромный тираж и критические восторги придают заурядной книге значение, ею не заслуженное. Самому писателю безотчетные похвалы, наверное, приятнее, чем трезвое суждение о достоинствах и недостатках его труда, но они, похвалы, ставят писателя в особенно беззащитное положение, когда речь идет о действительно высоких критериях большой художественной литературы.
ПО ДРУГОМУ СЧЕТУ
Итак, мы познакомились с тремя произведениями, изданными в пяти выпусках. Эти книги из лучших, наиболее значительных произведений последних лет, ибо других «Роман-газета», как не раз объявлялось, не выпускает.
И внезапно нас с вами, читатель, охватывает горькое ощущение бедности, сиротства, какой-то даже бесприютности… Будто нет у нас богатства, каким мы привыкли гордиться, — русской литературы. Будто нет традиций. Потому что если богатство есть, и традиции существуют, и были написаны великие исторические романы, и хорошие исторические романы, то не мог быть издан трехмиллионным тиражом и причислен к историческим романам «Хмель»… И не могли быть изданы двухмиллионным тиражом и тем самым причислены к произведениям выдающимся «Солноворот» и «Любаша»…
Как это объяснить, как понять?
В критической заметке, принадлежащей перу И. Баукова (газета «Сельская жизнь»), читаем:
«О повести «Любаша» писателя Василия Семеновича Матушкина я узнал не от литераторов… «Интересно, есть ли сегодня в газете продолжение «Любаши»?» — говорили между собой пассажиры. Я невольно обратил на них внимание. Нет, это были не литераторы».
Автор другой заметки, опубликованной в «Неделе», А. Асаркин, узнал о романе «Хмель» тоже не от литераторов. «…790 страниц чтения, рекомендованного строителями и шоферами с Арадана. Кто хоть раз побывал в Сибири, никогда не отмахнется от такой рекомендации».
Критик не отмахнулся, прочитал «Хмель» и написал о нем так:
«Лихой литературовед или непреклонный учитель словесности могут разделаться с «Хмелем» просто и безапелляционно. Похвалить его так коротко не удастся… В короткой заметке можно только поддержать рекомендацию парней с Арадана, у которых нет такого образования, чтобы проанализировать эту книгу, и нет такого опыта, чтобы разобраться в своем восприятии, но зато есть такая душевная чистота, чтобы полюбить ее, ни о чем не спрашивая».
Очень странно, что критик противопоставляет образование душевной чистоте, давая понять, что одно исключает другое… Суть, однако, не в этом. И. Бауков бросил намек, А. Асаркан высказался прямее, но мысль обеих заметок та же самая: и «Любаша» и «Хмель» вряд ли будут иметь успех среди учителей, литераторов и литературоведов. Зато оба произведения понравятся тем, кто не умеет анализировать прочитанное. Не поздоровится от эдаких похвал!
И зачем понадобилось критикам противопоставлять «парней с Арадана» учителям словесности, а пассажиров электрички (колхозников?) литераторам? Дескать, мнение одних ценно, а мнение других неважно. Но, полагаю, что сами же парни с Арадана с этим не согласятся. Им, парням с Арадана, как раз может быть интересно знать мнение о той или другой книге учителей словесности и литераторов!
А кроме того, не обязательно надо уметь анализировать книгу, чтобы понять, хороша она или дурна. Достаточно иметь эстетическое чутье. Чутье же это не является непременной принадлежностью образования, оно встречается и у людей без высшего образования. На этом основании можно утверждать, что «Хмель» покорил не всех парней с Арадана.
Если бы оба критика сказали попросту, без противопоставлений и иных затей, что такое произведение, как «Хмель», своего читателя найдет, то на это возразить было бы нечего. И в самом деле — найдет.
Пятьдесят пореволюционных лет подняли культурный уровень масс и дали писателю аудиторию, о которой прежде нельзя было мечтать. В большинстве своем читатели несут сегодня домой «Белинского и Гоголя», а не «Милорда глупого»… Однако читатель невзыскательный, простодушный, не умеющий еще отличить литературу от подделки под нее, имеется.
Разумеется, есть спрос на такие произведения, как «Хмель»! Там много волнующего. Старообрядцы, которые поминутно пытают и убивают друг друга, — надо же! Подполковник, проигрывающий сапоги в Монте-Карло, — это подумать! Развратная жена купца-миллионщика с диадемами и жемчугами. Сказочный храбрец, он же революционер, борец за народное счастье, крестьянский сын Тимофей Боровиков…
А с «Любашей» дело иного рода. Эта повесть нашла читателя, который воспринимает ее как бы через призму собственных горьких воспоминаний о войне. Вон ведь и малым детям что вынести пришлось! И не замечает читатель, что нет в произведении ни детей, ни стариков, а есть условные фигуры. Одна фигура поименована Васяткой, другая — бабкой Матреной…
Каждому нормальному человеку свойственна любовь к своему отечеству, к его традициям, нравам, обычаям. И найдется, конечно, читатель, которому придется по душе подсюсюкиванье былинно-сказовым слогом, фольклорные слова, славянизмы и все эти «тысяцкие», «кунички» и «лебедушки». Псевдолубок выдается за «народность», поскольку смысл данного термина известен не всем читателям.
Речь пока шла о читателе невзыскательном, простодушном. А что же критика?
«Любашу» Матушкина в печати хвалили. Хвалили и «Хмель». Мне, правда, не случилось прочесть ни одной статьи, в которой содержался бы добросовестный анализ этих произведений и где свои выводы автор статьи доказал бы и подтвердил цитатами из текста. Посудите сами. Один критик пишет, что язык романа «Хмель» «нетороплив и плавен, словно сама природа тайги породила этот ритм». Другой критик утверждает, что слог повести «Любаша» «родился на немишкинских лугах и нивах». Доказать бы эти красивые высказывания цитатами! Но цитат нет. Подобный метод вряд ли можно назвать критическим. Это скорее метод рекламный.
Всем известны слова Ленина: «Не опускаться до неразвитого читателя, а неуклонно — с очень осторожной постепенностью — поднимать его развитие».
Но есть критики, которые невольно, а иные, быть может, и вольно (ложно понятый демократизм?) к неразвитым вкусам подлаживаются, им потакают.
И вот «Хмель» назван «социальной эпопеей», а «Солноворот» — романом. Но названия эти даны по другому счету, по другой как бы валюте. Есть в нашей литературе истинные социальные эпопеи, есть истинные романы. А есть и эрзацы социальных эпопей и романов. Там — для всех. А тут для тех, кто еще не умеет отличить настоящую литературу от подделки под нее. Для читателя невзыскательного сгодятся эпопеи удешевленного типа и уцененные романы…
Но еще И. Д. Сытин, действовавший
