Феликс Кривин - Полет Жирафа
Вы ж понимаете! Кому это нужно? Поэтому некоторые даже начинали терять к Рабиновичу интерес, но потом задумывались и опять находили интерес, потому что задумываться тоже бывает интересно.
Муравей и Корова
Один Муравей, козёл по национальности, полюбил Корову, по национальности муху. Корова немножко стеснялась своей национальности, но Муравей был по своим убеждениям интернационалист и прощал Корове её национальность.
Это было с его стороны великодушно, и Корова полюбила Муравья. Её даже не смущало, что он такой маленький, потому что чем мы меньше, тем большей в нас выглядит душа.
— Ну что ты, глупая, — говорил Муравей, утешая Корову в её национальности. — Ну подумаешь, муха. И не такие бывают национальности. У нас одна собака по национальности блоха и, представь себе, живёт, никто её за это не притесняет.
Корова немножко утешалась, но не до конца. Она мечтала, что, когда они поженятся, она всех детей запишет на национальность мужа. И сама запишется, если разрешат.
Но пока они только начинали ходить на свидания, причём ходила одна Корова, а Муравей ехал на ней, так что, ещё не дойдя до свидания, его можно было уже начинать. И она бы не шла, а летела на свидание, если б не боялась выдать свою национальность.
Они резвились, как дети, которые от этого могли появиться в любой момент, играли в прятки, которые Корова называла жмурками, потому что жмурилась она замечательно, а спрятаться никак не могла. А Муравей прятался просто великолепно.
Они играли в перегонялки, и муравей всегда Корову перегонял, забираясь на самый кончик её носа, и торчал вперед, а Корова вся торчала назад, и как бы быстро она ни неслась, она не могла перегнать кончик своего носа.
Муравей гулял по Корове, как по парку или проспекту, забредая в самые отдалённые места. У Коровы много отдалённых мест, потому что вся она состоит из больших расстояний. И, конечно, ей было щекотно, от муравья всем щекотно, некоторые так и валятся на землю от смеха, создавая у муравья впечатление, что он такой большой юморист, балагур, душа общества. И Корова падала на землю и визжала:
— Перестань, противный! Перестань, хулиган! Что ты себе позволяешь?
И всё у них могло бы быть хорошо, и Муравей женился бы на Корове, и у них на свадьбе гулял бы целый муравейник козлов и целое стадо мух, и после свадьбы они уехали б на корове, — нет, улетели бы, пускай думают, что хотят, — в свадебное путешествие, и Корове было бы не тяжело нести на себе Муравья, потому что любимого нести не тяжело, даже любимого слона нести на себе не тяжело, и у них была бы здоровая, дружная семья, и они были бы счастливы, и дети их были бы счастливы, и внуки их были бы счастливы, и все, все у них в семье были бы счастливы…
Если б не этот проклятый национальный вопрос.
Театр
Двое на скамейке. Вечер.
Неспешный, задумчивый разговор.
ПЕРВЫЙ: Разделённая любовь со временем делится на расчёт и привычку, и лишь неразделённая способна себя сохранить.
ВТОРОЙ: И как вы её сохраняете?
ПЕРВЫЙ: Мне помогает одна женщина. Потом другая женщина. Они у меня не задерживаются, но если б не приходящие женщины, как бы мы сохраняли непреходящую любовь?
Плач по несбыточному
Один Заяц очень хотел стать медведем. Начитался, что перед каждым открыты пути. Ну, а если открыты, то почему не стать? Заодно по этому пути можно уйти от Зайчихи к медведице.
Приходит к Медведю.
— Мишаня, расскажи, как ты стал медведем.
— Медведем? — призадумался Медведь. — Я уже и не помню. Такое ощущение, что я всегда был медведем. Хотя, возможно, я ошибаюсь. Что-то у меня с памятью.
Заяц говорит:
— Понимаешь, хочу стать медведем. Сколько можно в зайцах ходить? Медведь — это как-то солидней, крупней по большому счёту
— Я бы тоже не прочь стать медведем, — говорит Медведь, — но, боюсь, у меня не получится.
— Почему?
— Потому что я уже медведь, — сказал Медведь и заплакал. Видно, очень ему хотелось стать медведем.
Глядя на него, и Заяц заплакал. От сострадания. Ему-то, зайцу, хорошо, он ещё может стать медведем. А Медведь не может. Перед ним в медведи отрезаны пути.
Но за себя Заяц радовался, и слёзы сострадания к Медведю мешались у него со слезами радости за себя.
Стал он утешать Медведя:
— Ты не переживай, может, обстановка переменится, и ты сможешь стать медведем.
— Нет, не смогу я, — плакал Медведь.
— Ну почему, почему?
— Потому что я уже медведь.
И что это в мире делается? — думал Заяц. — Уже медведю медведем стать нельзя. Кому-ж ещё становиться медведем, как не медведю?
И поехал Заяц домой, горюя и радуясь.
Пришёл — и прямо с порога:
— А у меня, жена, радость. Собираюсь медведем стать.
— Медведем? — ужаснулась Зайчиха. — Этим толстым? Мохнатым? Неповоротливым? Только попробуй стать медведем, можешь домой не приходить.
Она бы предпочла, чтоб он стал горным козлом. Она давно на горных козлов заглядывалась.
— А ты о семье подумал? — продолжала Зайчиха. — Станешь медведем, мы тут все будем лапу сосать. Он же по полгода спит без просыпа.
А тут и Ворона постучалась соли одолжить.
— Вы чего, зайцы, такие кислые? Опять муженёк дома не ночевал?
— Хуже, — говорит Зайчиха. — Он, видишь ли, в медведи наладился. Заляжет на полгода, а мне детей поднимать.
— С кем заляжет? — подкинула Ворона.
— С кем хочет, только не со мной. Чтоб я с медведем жила? Не будет этого!
А Ворона умная была — ух! От её ума все мужья поразбегались. И сказала Ворона:
— Хочет стать медведем, ну и пускай. А будет ли — это другой вопрос. В жизни важно хотеть, а не быть. Вот я, например, всю жизнь хочу стать вороной. Но не могу стать вороной. И знаете, почему?
— Почему?
— Потому что я уже ворона, — сказала Ворона. И заплакала.
Г-н удав и тов. Кролик
Г-н Удав и тов. Кролик жили по соседству, но по-разному. Г-н Удав жил крупно, размашисто, по большому счёту, а тов. Кролик более бесхитростно, заурядно. У него была семья, которая не давала ему сидеть сложа руки: жена, та ещё стерва, дети выродки, тёща, старая шлюха, тесть, алкоголик и хулиган, и надо было кормить всю эту ораву. Не может быть, чтобы Кролик в одиночку столько детей нарожал, наверно, тут кто-то со стороны прикладывается.
А у г-на Удава всё было по-другому. Жена — красавица, дети — вундеркинды, тёща — родная мать, тесть — интеллигент в четвёртом поколении. Конечно, у жены не было таких стройных ножек, как у Крольчихи, зато шея, она же бюст, она же талия и бедра, — с ума сойти! Поэтому тов. Кролик заглядывался мимо своей жены на жену Удава. И на детей его заглядывался, и на тёщу с тестем, и на их гостей.
И заслушивался. Ему нравилось, как тесть, интеллигент в четвёртом поколении, говорил: «Алё!». Прямо так, без телефона. Когда его красавица-дочь обращалась к нему: «Папа!», он отзывался: «Алё!» — баритональным басом, а не матерным, как тесть Кролика.
А г-на Удава тёща называет «мой мальчик». — Он уже давно взрослый и при этом довольно гнусный субъект, а она его — мой мальчик Это надо послушать!
Кролик не только слушал, он даже немножко подсматривал. В их кругу это считалось нехорошо, но он подсматривал из своего круга. И всё чаще появлялась мысль устранить Удава и завладеть его семьёй, а свою пожертвовать в фонд бедных родственников. И гостями Удава завладеть, а своих пожертвовать в фонд бедных знакомых. Но как это сделать?
Первое, что пришло в голову, — проглотить Удава, как это между соседями делается. Стал готовиться. Заказал растопырки, чтоб рот пошире раскрывать, недрожалки, чтоб не дрожать от страха. Главная трудность — от взгляда Удава не цепенеть. И это сосед называется. С таким соседом только в гробу лежать и то не в одном, а в разных и на приличном расстоянии.
Когда наступило время Икс, стал подбираться к Удаву. Со спины ползёт и морду воротит, хотя на носу взглядозащитные очки, чтоб не цепенеть от взгляда соседа. И всё-таки оцепенел. Морда отвёрнута, уши прижаты, рот на растопырках, хвост на недрожалках, но привычка цепенеть — вторая натура.
Расцепенел — Удава нет. Неужели, думает, проглотил в бессознательном состоянии?
И сразу в нём что-то заколотилось. Ну, конечно, Удав. Колотится, пытается вырваться наружу.
Совсем запаниковал товарищ Кролик. Плохо, когда Удав снаружи, но ещё хуже, когда он внутри. Он же проглотит изнутри, от него не спрячешься.
Бросился домой предупредить об опасности. Узнав, что отец проглотил Удава, дети закричали «ура!», тесть выпил на радостях, но женщины отнеслись к этому иначе. Жена упала в обморок, тёща лишилась чувств. Но обе быстренько пришли в себя и, собрав монатки и бросив пожитки, пустились наутёк. Вместе с проглоченным Удавом, который, конечно, был недоволен, что его уносят от любимой семьи.