Джером Джером - Веселые картинки
Рассеяность
— Приходите в четверг пообедать с нами; вы встретите несколько человек, которые очень хотят познакомиться с вами.
— Ну, смотрите же, не перепутайте, — говорите вы ему, зная его рассеянность не придите в среду.
Он добродушно смеется, ища по всей комнате записную книжку.
— В среду прийти не могу, — говорит он, так как я буду рисовать план в Манивон-Гаузе, а в пятницу поеду в Шотландию, чтобы присутствовать на открытии выставки в субботу. На этот раз все будет хорошо. Но куда же завалилась моя записная книжка? Ну, ничего, я уж отмечу здесь. Вот, смотрите, как я пишу.
Вы смотрите, как он записывает ваше приглашение на листе бумаги и прикалывает его к стене. Затем, успокоившись, уходите. — Надеюсь, что он придет, — говорите вы жене в четверг вечером во время одеванья.
— Уверены ли вы, что он все понял? — подозрительно говорит она, — и вы инстинктивно чувствуете, что во всем, что бы не случилось, она будет вас обвинять.
Наступает восемь часов. Являются все другие гости. В половине девятого вашей жене таинственно делают знак пальцем, она выходит из комнаты, и горничная сообщает ей, что если обед продержать дольше, то кухарка умывает руки и отказывается отвечать за испорченные кушанья. Ваша жена возвращается и объявляет, что уж если есть обед, то лучше начинать сейчас.
Она, очевидно, думает, что вы, ожидая его, просто разыгрываете роль, и с вашей стороны было бы более честным сказать с самого начала, что вы забыли его пригласить.
Во время супа и рыбы вы вспоминаете анекдоты о его неаккуратности, а пустое место наводит на вас уныние.
С появлением жаркого разговор переходит на умерших родственников.
В пятницу, четверть девятого, он кидается к дверям и громко звонит. Услышав его голос в передней, вы идете навстречу.
— Очень жаль, что я так запоздал, — весело кричит он, дурак извозчик отвез меня не туда, куда следовало…
— Ну, чего же вы теперь пришли? — прерываете вы его, совсем не чувствуя к нему никакой симпатии. Он старый друг, и вы можете с ним обходиться без всяких церемоний.
Он смеется и похлопывает вас по плечам.
— Да, а мой обед, мой милый? Я умираю с голода.
— Вы можете отправиться и обедать, где угодно, здесь обеда нет для вас.
— Какой там еще черт! Вы меня звали на обед?
— Ничего подобного, — говорите вы ему. — Я вас звал на обед в четверг, а не в пятницу.
Он недоверчиво смотрит на вас.
— Как же мне пришла в голову пятница? — спрашивает он.
— Потому, что у вас такая голова, в которую вечно приходит пятница, когда нужен четверг, — объясняете вы. — Я думал, что вы должны сегодня ночью поехать в Эдинбург!
— Великий Боже! А ведь это правда, — кричит он, кидается прочь и слышно, как он бежит по улице и зовет извозчика, которого только что отпустил.
Возвращаясь в свой кабинет, вы думаете, что ему придется приехать в Шотландию во фраке и в вечернем костюме, а наутро послать слугу из отеля купить новое платье. Эта мысль вас радует.
Бывает еще хуже, когда он приглашает гостей к себе. Я помню, мне раз пришлось быть у него в его домике — яхте. Это было немного после полуночи. Мы сидели на краю лодки, болтая в воде ногами. Место было довольно уединенное: на половине дороги между Валлингфортом и Дейслоком; вдруг за поворотом показались две лодки с шестью изысканно одетыми персонами в каждой. Как только они заметили нас, то принялись размахивать платками и зонтиками.
— Ну, вот, — сказал я, — несколько людей нас окликают,
— О, они все так делают, — ответил он, не подымая глаз, какая-нибудь вульгарная компания из Абингдона.
Лодка приблизилась. Когда она подошла на расстоянии 200 ярдов, пожилой господин, сидевший на носу передней лодки, поднялся и что-то закричал нам.
Маккей услыхал его голос и так подпрыгнул, что чуть не опрокинул всех нас в воду.
— Боже! — закричал он, — я ведь совсем забыл!
— Забыли, что забыли? — спросил я.
— Да ведь это Памэры, Грэмы и Грендерсоны; я их пригласил к себе на завтрак, а в лодке нет ничего, кроме двух кусков баранины и фунта картофеля, да к тому же я еще отпустил мальчика.
Как-то раз я с ним обедал у младшего Гогарта, и к нам подошел человек, по имени Галльярд, — наш общий друг.
— Ну, что вы будете, господа, делать после полудня? — спросил он, усаживаясь на противоположной стороне стола.
— Я думаю остаться здесь и писать письмо, — сказал я.
— Пойдемте со мной, если вы хотите делать что-нибудь, — сказал Маккей. — Я повезу Лину в Ричмонд (Лина была молодой девушкой, с которой он считал себя помолвленным. Оказалось впоследствии, что в это время он был помолвлен с тремя девушками, но о двух других он забыл). У меня есть свободное место сзади коляски.
— О, отлично, — сказал Галльярд, и оба отправились на извозчике.
Спустя полтора часа, Галльярд вошел в курильню утомленный и измученный и бросился на кресло.
— Я думал, что вы отправитесь в Ричмонд с Маккей? — спросил я.
— Так я и сделал, — ответил он.
— Случилось что-нибудь? — спросил я.
— Да.
Его ответы были, право, слишком коротки.
— Коляска перевернулась? — продолжал я.
— Нет, только я.
Его грамматика и его нервы казались совершенно разбитыми. Я ожидал объяснения, и немного спустя он рассказал мне следующее:
— Мы доехали до Патни, — сказал он, и у нас было только одно маленькое приключение, а именно наскочили на конку, и затем подымались на холм, как вдруг, он повернул за угол. Вы знаете, как он поворачивает за угол, — через тротуар, наискось через дорогу, и налетает на противоположный ламповый столб; само собою разумеемся, что мы уже привыкли к этому, но я не рассчитывал, что он повернет там. И первая вещь, которую я мог вспомнить, было то, что я сижу посреди улицы, а дюжина дураков смеется надо мною. В этих случаях нужно несколько минут, чтобы обсудить человеку, где он находится и что с ним случилось, когда я встал, они уже уехали. Я бежал за ними четверть мили, крича во все горло, а за мной бежала целая толпа мальчишек и орала, как целый ад. Сколько я ни кричал, ни до чего не докричался и должен был уехать назад на конке. Они могли бы догадаться о том, что случилось, — прибавил он, хотя бы уже на ходу коляски; я совсем нелегок.
Он жаловался на то, что разбился, и сказал, что пойдет домой. Я посоветовал ему поехать на извозчике, но он сказал, что лучше пойдет пешком.
Я встретил Маккей вечером в театре «Святого Якова». Это было первое представление и он снимал рисунки для «Графика». Увидев меня, он тотчас же подбежал ко мне.
— Вот кого мне нужно было! — сказал он. — Брал я с собою сегодня после обеда в Ричмонд Галльярда?
— Да, — ответил я.
— Так и Лина говорит! — с большим удивлением ответил он. — Но я готов поклясться, что его там не было, когда мы добрались до королевского отеля.
— О, ничего, — сказал я, — вы потеряли его в Патни.
— Потерял его в Патни? — сказал он. — Да я этого не помню!
— Но зато он помнит, — сказал я. — Спросите-ка его, он верно вспомнит.
Все говорили, что он никогда не женится, так как было бы глупо предположить, что он в одно и то же утро запомнит день, церковь и девушку. А если он даже доберется до алтаря, то забудет, зачем пришел и отдаст невесту шаферу.
Галльярд был уверен, что он уже женат, но что он совершенно об этом забыл. Я был уверен, что если бы он и женился, то забыл бы об этом на другой же день.
Впрочем, все ошиблись: каким-то чудесным образом церемония совершилась. Так что, если идея Галльярда и правильна, что вполне возможно, то предстоят большие хлопоты. Что касается моих собственных опасений, то я оставил их, как только увидал даму его сердца. Она была очаровательной, веселой, маленькой женщиной, но выглядела совсем не такой, которая бы позволила ему забыть о себе.
Я не видал его со дня свадьбы, которая происходила весной.
Возвращаясь назад из Шотландии, я на несколько дней остановился в Скарборо и после обеда, накинув макинтош, я отправился на прогулку; шел сильный дождь, но проведя месяц в Шотландии, перестаешь обращать внимание на перемены английской погоды. Мне хотелось поскорее подышать свежим воздухом.
Идя по темной аллее, я наткнулся на сгорбленную фигуру, ищущую убежища под навесом стены. Я ожидал, что эта фигура начнет ругаться, но оказалось, что она от горя и утомления перестала обращать внимание на мир Божий.
— Извините пожалуйста, я не видал вас! — сказал я.
При звуке моего голоса, фигура вскочила на ноги.
— Это вы, друг? — вскричала она.
— Маккей! — воскликнул я.
— Клянусь Юпитером! — сказал он, — я никогда не был так рад за всю мою жизнь!
С этими словами он чуть не оторвал мне руку.
— Но, ради Бога, что вы тут делаете? Ведь вы промокли до костей!
