Александр Моралевич - Фельетоны
Но позвольте, по всем статьям и историческим идеологизмам полагалось бы вновь возродившемуся гаденышу подкатиться под крыло, знатно траченное пероедами и боле не имеющее взлетно-подъемной силы, под крыло коммунистической партии, КПРФ. Полагалось бы — но нету гаденыша под этим облезлым крылом. Ибо — "союз нерушимый попал под машину". Опереточны и прискорбны поползновения бывших кэпээсэсных укротителей масс разыгрывать из себя грозную и необоримую силу. Тогда как гаденыш всегда именно там, где сила подлинная. Посему не под стервятничье крыло он затискивается, а под перья двуглавого орла, снесшегося красными звездами.
Ах, Владимир Владимирович Маяковский! Ах, безусловно гений, но уподобившийся неумехе-спортсмену по спортивному ориентированию, у которого и буссоль вместо севера показывает восток, а для ориентирования на просторах Калужской губернии взята карта Ямало-Ненецкого округа! Уже и не цитируется нигде гений Владимир Владимирович, вытесненный другим Владимиром Владимировичем, а уж какой был певец коммунии и комсомолии. Но были у сбившегося с пути поэта бессмертные стихи, а в числе прочих — "если звезды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно".
А вот — кому? Кто возжег звезду, кто проплачивает выгребную яму — радиостанцийку бывших комсомолистов "Свободная Россия"? Почти уже призывающую есть евреев-ашкенази на завтрак, на обед во фритюре жевать евреев-сабра, а на ужин вместо мусса употреблять евреев-сефардов? Совершенно неясный вопрос, кто проплачивает, даже более неясный, чем в орнитологии вопрос о местах зимовки ворон.
И вот были некие сосущие порознь, ныне перековавшиеся в идущих вместе. Кто возжег их звезду, кто проплачивает железнодорожные экспрессы недавно сосущих порознь, когда им, теперь идущим вместе, приспичивает из глубин России с демонстрациями нагрянуть в Москву? Кто оплатил униформу этих идущих вместе (блэйзеры и футболки) с нагрудными портретами Владимира Владимировича (не поэта), кто подливает им пивка для рывка, стимулирует пэйджерами на верность движению?
Ах, симпатяги лимоновцы, баркашовцы, скинхеды, васильевцы в скороходовских мокроступах и черных шальварах из бостон-дерюги. Куда меньшую опасность для отечества представляют эти временно заблудшие души, по которым и ОМОН с прилежанием пройдется дубинками, и судебный укорот им будет обеспечен.
А умытеньких выползков из шеренг идущих вместе почему-то ни в пучину, ни в геенну не ввергает ОМОН, а даже берет под защиту. И режим наибольшего потворства простер над идущими вместе крыла. И эх, любимая наша отчизна! Нельзя дважды войти в одну и ту же реку — это правило для всех прочих стран, а для России четырежды подряд вляпаться в одно и то же говно — дело обыденное. Поэтому свободненько под рррррреволюционным лозунгом "Предадим мерзость цветку пламени!" идущие вместе публично (пока, видимо, для разминки) устраивают на площадях кострища из книг В. Сорокина и того же В. Ерофеева. Звонкими, поставленными голосами кирча в публику, что идущие вместе пришли очистить страну от скверны В уме же держа, что по очищении (на их манер) они поставят Россию а ля омар. В просторечии — раком Вроде краснодарских делегаток Пятнадцатого съезда ВЛКСМ.
Держи меня, соломинка, держи
Ах, юннаты! Многообещающее и младое племя. И, бывалоча, возьгаясь со зверюшками на биостанциях, мечтали мы о лаврах дедушки Брэма, Пржевальского, Сосновского и Джой Адамс. Да и сам я был не лыком шит как юннат, спроворив, что много в Москве почитателлей канареечного пения, но невзгоды преследуют почитателей почем зря. И вот только что выдавал кенар непревзойденную восьмиколенку — а вдруг поперхивается и молчок. Тут и дошел я собственным умом, монополистски никому этого не разглашая, что все дело в питании птиц и в возникающих от изъянов питания запорах.
(Теперь-то, конечно, иные времена. Теперь-то у нас йогурт-активиа, и телевидение во весь экран показывает зеленой стрелкой, как пищепродукты, стимулированные йогуртом-активиа, весело движутся к заднепроходному отверстию певицы Валерии, отчего и руладит она — сами знаете…)
Мне бы, понятно, запатентовать открытие, но: Марьина Роща, неотесанность, дикость и безотцовщина. Так что (вскоре уважаемый сопляк даже на Птичьем рынке) открыл я класс по распеванию чужих молодых канареек за деньги и по спасению обезгласившихся, раздуваешь перышки под хвостом, Ларчик тот открывался просто: берешь канарейку в ладонь кверху лапками, раздуваешь перышки под хвостом и, умокнув булавку со стеклянным шариком на конце в прованское масло — осторожно и на должную глубину прошуровываешь певчей птице клоаку. И как гремел после этого птичий хор в моей канареечной консерватории, прокармливая и меня, и маму!
Но ведь, наряду с академиками Цициным и Вавиловым, обретался в нашей стране академик Лысенко. Точно так среди тянущихся к животному миру детей и подростков существовали два лагеря. Малочисленные — кто готов был лелеять и выхаживать на груди любое живое существо. И бессчетные — кто рыскал в надежде встретить что-либо живое и ему отвернуть башку. И по берегам реки Яузы много скапливалось юнцов, которые, принося с собой кошек, котят — метали их, взявши за хвост, в вялотекущие смрадные воды. Не чураясь при этом и тонкостных наблюдений: Гриня, гля, вот же безмозглины! Их зашвыриваешь вон куда, до того берега им доплыть ближе, чем до нашего, а они опять плывут к нашему, где опять мы поймаем их — да туда же! Вот же безмозглины!
(Уж много позже я думал: эмиграция, плен, беженство — сколько миллионов людей зашвыривали обстоятельства вплотную к ТОМУ СПАСИТЕЛЬНОМУ берегу, а то и вовсе на ТОТ берег — а люди опять стремились на свой берег, на более удаленный, к продолжению мучительства, а то и погибели.)
Что ж, пытались мы, силы малыле, противостоять всеобщему развеселому живодерству, но всякий раз были нещадно биты превосходящей силой противника.
Но куда более массовым, чем даже отряд истязателей кошек, котят и щенков — был отряд лягушатников. И с ликованием наловив сотни лягушек для другой вовсе цели, что преследовал я при распевании канареек — вставляли они в задик лягушкам соломинки. И надували лягушек до невероятных размеров. И где уж тут издавать мелодичные трели и оживленно прыгать — нет, только сипеть и раскачиваться на манер пресс-папье могли те лягушки.
Так минули годы и годы, и мыслилось, что очеловечились естествоиспытатели эти живой природы, ан нет, не умер в них прежний заквас, разве что видоизменился, переданный по наследству и детям, и внукам.
Ай, во всем-то умница Голливуд! Чтобы не морочили себе студии головы подбором актеров — взял да и издал Голливуд сводный атлас человеческих типажей. Вот вам типаж "приветливый булыжник", вот вам "тазобедренная веретенница", вот вам "сумрачный сладострастник"…
Но все еще нету в России такого атласа, не дает денег Сорос. Но в иззустности все наверстает Россия, и вот вам куда как точные определения типажей: "дурак-дурак, а хитрый", "из грязи в князи", "дурак и уши холодные", "с ветчинным рылом в калашный ряд".
И былой надуватель лягушек, дурак-дурак, а хитрый — маракует о себе: ну, кто я есть таков? Личность аховая, бесцветная, толоконный лоб. А из этой беспросветчины как мне выкарабкаться? АА вот же: департаментский наш бумажный червь Тизяков — тоже он не ума палата, тоже пыльным мешкомм из-за угла шарахнутый, тоже умственно будто бы упал со Спасской башни на Царь-колокол — но ведь шустр до чего, пролазист, активен! И вот-ка вскладчину, соломинок в десять — надуть его до административных величин громадных — и пойдет он карьерно в гору, и своих тогда не обделит!
Так подхватился всей Россией почин, и сформировался небывалый прежде для державы отряд соломенщщиков-пиарщиков. И прежде же всего грандиозные силы соломенщиков приникли к заднему проходу одного подполковника, развив такую спирографическую выдыхательность, что щеки у каждого видны со спины. И вот уж тысячи тысяч вздутых анально персон важнецки замаячили на экранах и в жизни. И инициатива покатилась в низы, так что есть известие, что на периферии страны некий юный отросток "Единой России", утерев нос и маститым пиарщикам, огласил сверхидею: вы чего же, дяденьки и тетеньки, пыль не стряхнете с ушей? Во всех помещениях висят подполковниковы портреты, а вольеры и клетки в зверинцах — это разве не помещения?
Ах, мать честная, и в самом деле! Стало быть, исправляя промашку, сразу вывесили портреты подполковника в клетке совы-сплюшки Фемиды, хорька Спикера и преклоннолетней гадюки Жирика. Но нет, недреманный юный пиарщик опротестовал эти действия как невежественные с биологической точки зрения. Ведь, сказал он, гадюка Жирик относится к пресмыкающимся, а хорек Спикер к млекопитающим. А они, как известно, воспринимают мир только в черно-белой цветовой гамме. Так с какой же стати цветной портрет подполковника повешен в виварии гадюки Жирика? Нет, только птицы, рыбы и насековые воспринимают мир в цвете, потому цветной портрет в кимоно возымеет наибольшее политическое воздействие на сову-сплюшку Фемиду. Такие же портреты, исполненные водостойкими красками или в гидроизолированных рамках, можно опустить в аквариум пожирающего собственных детей меченосца и на овощебазах, где мухи-дрозофилы дают бешеный выплод от подопревших мандаринов Абхазии. А хорек Спикер и гадюка Жирик вполне обойдутся черно-белыми портретами подполковника, один в зюйд-вестке морского волка, другой в скафандре ионосферного летчика.
