Олег Агранянц - Дипломаты, шпионы и другие уважаемые люди

Но времена уже были другие. Во времена Сталина и Хрущева при назначении на должность решали, способен ли претендент справиться с ней. При Брежневе решали, достоин ли он назначения. И на эту должность утвердили племянника секретаря ЦК.

— Да, времена теперь другие, — согласился тесть моего брата Александр Федорович Яковлев, доктор экономических наук, профессор. — Меритарная система подбора кадров сменилась аристократической, элитарной.

И объяснил:

— Меритарная система — это когда назначают на должность, принимая во внимание способность претендента справиться с должностью. Противоположностью является аристократическая система, когда на должность назначают, ориентируясь на принадлежность претендента к элите. Это может быть родовая, дворянская элита. Может быть государственный непотизм, когда при назначении на должность принимают во внимание родственные связи. Может быть олигархическая элита, когда должность можно просто купить.

Я начал что-то говорить о марксизме. Александр Федорович меня перебил:

— Марксизм здесь ни при чем. Меритарная система в России была при Петре Первом, при Екатерине Второй и при Сталине. Обрати внимание: первых двух назвали великими. При них государство развивалось наиболее эффективно. Теперь у нас изменилась система, и многие даже не заметили.

— И что будет? — спросил я.

— С 1928 года был подъем. Теперь начнется спад.

— И чем закончится спад?

— Спад всегда заканчивается распадом.

Как в воду глядел.

3. Школа нелегалов

3.1. На передовой идеологической войны

В апреле 1965 года я был утвержден в должности декана Центральной комсомольской школы ЦК ВЛКСМ и вошел в номенклатуру идеологического отдела ЦК КПСС.

Больше половины слушателей на моем факультете были нелегалами из Латинской Америки. Они прилетали в Москву в августе-сентябре. Под мое честное слово их пропускали через пограничный контроль в Шереметьево, и мы отвозили их в гостиницу «Юность».

После того как вызванный мною представитель компартии той страны, откуда прилетел новичок, подтверждал, что приехавший — тот, за которого себя выдает, я проводил с ним беседу и, если он нам подходил, давал указание оформить въездные документы. Иногда забывал. Однажды мне позвонил сам начальник погранвойск и спросил, знаю ли я, что под мое честное слово в Москве находятся 14 человек без штампа о въезде, а стало быть, нелегально.

Известного международного террориста Ильича Рамиреса Санчеса по прозвищу Шакал, в настоящее время отбывающего срок за три убийства во Франции, тогда в школу я не принял: счел недостаточно политически подготовленным и с согласия представителя венесуэльской компартии отправил на учебу в Университет имени Лумумбы.

Мне рассказывали, что он на меня обиделся.

Выступать перед слушателями Центральной комсомольской школы приглашали многих известных людей. Однажды мы ждали Валентину Терешкову.

За час до приезда Терешковой объявился Саша Дзасохов, тогда заместитель председателя Комитета молодежных организаций.

— Все готово?

— Все.

— Давай проверим. Ты знаешь, какая она! С ней можно нарваться на неприятности.

Мы осмотрели зал, заглянули в кабины переводчиков, проверили микрофоны. Вроде бы все было в порядке.

— А туалет? — неожиданно вспомнил Дзасохов. — У вас есть отдельный туалет рядом с залом заседаний?

У нас не было отдельного туалета рядом с залом заседаний.

— У нее живот болит? — поинтересовался я. — Или другая какая болезнь?

Дзасохов испугался:

— Что ты!

И тут же спросил:

— А ты женский туалет проверял?

Я признался, что до этого не додумался. Но заверил, что у нас во всех туалетах чистота, и обещал послать проверить кого-нибудь из переводчиц.

— Что ты! — замахал он руками и побежал.

Он влетел в женский туалет. Находившиеся там переводчицы и иностранные студентки шумно выразили крайнее неудовольствие.

— Девочки, спокойно, это проверка. Скоро сюда может зайти Терешкова.

И проверил слив в каждой кабинке…

При Горбачеве он стал главным идеологом партии. До него на этой должности был М. Суслов. При всем моем негативном отношении к Суслову мне трудно представить его проверяющим слив в женском туалете.

Когда случились события августа 1991-го, ни один коммунист не вышел защищать свою партию. Ни один. А ведь при приеме в партию все клялись быть верными этой партии, защищать ее идеалы.

Неужели все клятвопреступники?

Продали идеалы? Какие? У Н. Бухарина идеалы были. С ними можно соглашаться или нет. У Суслова были не идеалы, а догмы. Но были.

А какие идеалы Дзасохова можно было продать?

Позже он попал на страницы газет, когда, будучи президентом Северной Осетии, руководил штабом спасения заложников в Беслане. После этого его сняли.

Как-то в школу приехал председатель КГБ В. Семичастный, который до этого был первым секретарем ЦК ВЛКСМ. Приехал, как он сам выразился, «с неофициальным визитом». Многие у нас знали его по комсомольской работе. Он сам когда-то учился в школе. В конце визита мы пили кофе в кабинете директора.

— У меня к тебе, Володя, просьба, — обратилась к нему заместитель директора Маша Гаркуша, еще год назад первый секретарь Курганского обкома комсомола. — Хорошо бы ввести у нас в школе пост КГБ.

Кагэбэшники тогда не имели право вмешиваться в работу комсомольских организаций, и в нашей школе их не было.

— Зачем? — удивился Семичастный.

— У нас много иностранцев, есть нелегалы, около школы иногда ошиваются подозрительные личности. А сотрудников КГБ у нас нет.

— Нет, Маша, делать этого не надо, — умерил ее пыл Семичастный. — Я знаю своих ребят. Они начнут следить не за иностранцами, а за тобой.

— Почему, Володя? — удивилась Маша.

Председатель комитета немного подумал, а потом изрек:

— Потому что это проще.

На том и порешили.

Мой коллега Виктор, занимавшийся африканцами, как-то пожаловался мне:

— Каждое утро ко мне приходит парень из Южной Африки и по часу рассказывает, что капитализм — это плохо, а Советский Союз — друг угнетенных и тому подобное. Не знаю, что с ним делать.

— Пришли его ко мне.

На следующее утро парень появился в моем кабинете. Только он начал мне излагать свои теории о том, как надо спасать мир от капитализма, я его прервал:

— То, что ты говоришь, очень важно. Поэтому изложи все это письменно и принеси Виктору завтра утром.

И началось. Каждое утро он приносил Виктору по десять страниц, исписанных мелким почерком. Виктор завел для них специальную полку. Потом ему надоело, и он выкинул все рукописи. Парень прибежал жаловаться ко мне.

— Никому не говори об этом, — успокоил я его. — Просто твои бумаги отправили в ЦК партии. Это очень важно и секретно.

— Мне продолжать писать?

— Продолжай.

И он продолжал.

Наша школа была, пожалуй, единственным учреждением в Москве, где отмечали католическое Рождество. Официально праздник не объявляли, но слушатели «праздновали» допоздна, а мы закрывали на это глаза.

Как всегда в таких случаях, в школе на ночь оставался один из руководителей.

Однажды таким дежурным руководителям оказался я.

В три ночи мне позвонили:

— Ваш студент задержан на территории секретного завода. Сейчас он находится в помещении районного отделения КГБ.

Я немедленно выехал на встречу с арестованным.

Им оказался венесуэлец. Он сидел на диване и испуганно смотрел по сторонам.

— Что случилось? — спросил я.

Выяснилось, что он, изрядно выпив, пошел гулять, прошел почти два километра, пока не встретил группу женщин. Заговорил с ними, вместе чего-то пели, а потом он с ними прошел через проходную. Когда оказался на территории завода, все женщины разошлись, а он остался один на центральной площади.

— Сначала было много русских мама, — объяснял он. — А потом все ушли, и я остался один. Было очень холодно. Я стал кричать, но меня никто не услышал. И я нашел трубу, большую трубу, она была теплая. Я обнял ее, чтобы согреться.

— Скорее всего, так и было, — подтвердил уполномоченный. — Нам позвонили и сказали, что иностранец пытается забраться в цех по трубе.

После непродолжительных переговоров его отпустили.

А через два дня ко мне в кабинет ввалился грузный тип и радостно закричал:

— Мы нашли! Мы нашли!

— Что нашли! — вежливо поинтересовался я.