Олег Агранянц - Дипломаты, шпионы и другие уважаемые люди

На Большой Дорогомиловской, теперь это Кутузовский проспект, было ателье. Называлось оно «Прием индивидуальных заказов дамского платья». Спрашиваете, почему я вспомнил о нем через шестьдесят лет? А дело в том, что все слова на вывеске были написаны в столбик, и не проходило недели, чтобы какой-нибудь шутник не вставлял в букву «П» в последнем слове папиросу — и она превращалась в букву «А». Вот так.

Иду я как-то по Пушкинской и вижу: какой-то парень перебегает улицу, подходит сзади к стоящему у остановки троллейбусу, опускает троллейбусные штанги и вручает их ничего не понимающему прохожему:

— Подержи.

А сам скрывается. Прохожий, улыбчивый тип с широким добродушным лицом, послушно берет штанги. Через полминуты из троллейбуса выскакивает удивленный водитель. Увидев человека, держащего штанги и при этом безмятежно улыбающегося, водитель от негодования замирает. Потом подбегает к нему, врезает по физиономии, отбирает штанги, подключает их к контактной сети, садится в троллейбус и уезжает.

Схлопотавший по физиономии тип ничего не может понять. А вокруг негодуют: «Такой солидный, а хулиган. Надо вызвать милицию».

Я подошел к нему и посоветовал:

— Быстрее уходите, будет скандал.

— Но я… — пытался оправдаться он.

— Ничего не докажете.

Он понял, какие неприятности ему грозят, и побежал — быстро, мелкими шажками, петляя в толпе как заяц.

А люди продолжали возмущаться:

— Солидный человек, а хулиган.

Я встречался с дочкой легендарного спартаковского защитника Василия Николаевича Соколова. Тогда он тренировал кишиневскую Молдову. В мае 1961 года он привез команду в Москву и 13 мая на московском стадионе «Динамо» «Молдова» играла с ЦСКА.

Я приехал на стадион с его женой и дочерью. Через два ряда от нас расположилась жена и дочь Константина Ивановича Бескова, который тренировал тогда ЦСКА.

Началась игра и начался кошмар, голы летели в ворота «Молдовы» один за одним: один, второй, третий, четвертый, пятый! К концу первого тайма к нам подошел какой-то парень:

— Василий Николаевич просит лекарство.

И жена Соколова (забыл имя) дала ему какие-то таблетки.

Кончился первый тайм. 5:0. В перерыве семья Бескова купила мороженное. Мы сидели молча.

Начался второй тайм. И началось обратное! Голы теперь полетели в ворота ЦСКА. Один, второй, третий, четвертый! К Бесковым подошел какой-то парень и теперь уже жена Бескова дала парню какие-то таблетки.

ЦСКА выиграл с теннисным счетом 6:4. После матча «Советский спорт» писал:

«Своеобразным комическим номером был матч ЦСКА — Молдова. В вагонах метро и трамвая, развозивших зрителей со стадиона, долго были слышны взрывы хохота: зрители заново переживали игру. Создавалось впечатление, что в игре принимал участие старик Хоттабыч, который заколдовал восточные ворота, куда влетело девять мячей из десяти».

Не могу не отметить, что Василий Николаевич был очень порядочным человеком, примерным семьянином. Не курил, позволял себе рюмку вина только два раза в год: на новый год и в день рождения дочери.

На футбол ходили многие узнаваемые люди. К ним не приставали, не задавали вопросов, делали вид, что не узнают. Тогда ценилось право быть на стадионе просто болельщиком. Так, я часто встречал на играх ЦСКА Майю Плисецкую, Владимира Зельдина, на стадионе они были только болельщиками.

Однажды армейский клуб проигрывал киевскому Динамо и с одним пожилым полковником стало плохо. На трибуне оказался врач. Он констатировал, что полковник скончался.

Во втором тайме армейцы забили три мяча и мой сосед, молодой парень, сказал:

— Жалко батю. Полчаса до победы не дожил.

Как-то во время матча на стадионе «Динамо» один из футболистов запустил мяч свечой вверх, и кто-то из зрителей крикнул:

— Штандер!

«Штандер» — популярная в те годы детская игра, при которой ведущий подбрасывает мяч высоко вверх. Вся трибуна хохотала.

Однажды на ипподроме диктор объявил, что такая-то лошадь «пришла на голову сзади». Публика начала возмущаться: все видели, что пришла она сзади на целый круп. И тогда кто-то из публики крикнул:

— Так ведь не закусывают.

Смеялась вся трибуна.

Мне потом часто приходилось объяснять поступки своих коллег словами: «Так ведь не закусывают».

Мужу моей матери Игорю Валентиновичу было около шестидесяти, но выглядел он моложе: стройный, подтянутый. Однажды он мне сказал:

— На улице ко мне подходят люди и предлагают сыграть с ними в футбол.

Я не поверил.

— Да-да. Два раза ко мне подходили молодые люди и спрашивали, буду ли я Башашкиным. Я не знал, кто такой Башашкин. Поинтересовался у сослуживцев, мне ответили, что это центральный защитник. Это действительно защитник?

— Защитник, — подтвердил я и объяснил, в чем дело.

В те годы водка на разлив уже не продавалась, а пол-литровая бутылка стоила 2 рубля 87 копеек. Поэтому три человека скидывались по рублю, покупали бутылку водки и несколько конфет на закуску. А когда не было третьего, его искали на улице. И спрашивали прохожих, не согласится ли кто быть «третьим». Под третьим номером в сборной по футболу в те годы играл Анатолий Башашкин. Вот и спрашивали: «Не будешь ли Башашкиным», то есть не хочешь ли быть третьим.

Подытожила беседу моя мама:

— К тебе, Игорь, подходят люди не потому, что ты похож на футболиста, а потому, что ты похож на алкоголика.

Весь бомонд был в сборе. Ждали меня, потому что Тюле, дочери известного сатирика Владимира Полякова, прислали из Парижа крем, инструкция по применению которого была написана по-французски. И я должен был ее перевести.

При первом же знакомстве с текстом я понял, что это крем для обуви, попросту говоря — гуталин. О чем и доложил.

— Но я им уже намазала лицо, — ужаснулась Тюля. — Что мне теперь делать?

— Возьми бархотку, — посоветовал я.

Общество захохотало.

В доме Поляковых собиралось изысканное общество. Кроме известных сатириков тех времен А. Галича, В. Дыховичного, М. Слободского, там часто бывали актеры — скромный и стремящийся оказаться в тени Марк Бернес, импозантный Борис Брунов, очень модный тогда конферансье.

— Олежек, — томным голосом говорила мне Тюлина мама, — вы не могли бы съездить в гастроном купить что-нибудь.

Мне выдавали 50 рублей, сумма по тем временам огромная, я ехал в гастроном под гостиницей «Москва», покупал черную икру, осетрину, сыры. Увы, в хрущевские годы, описываемые сейчас как «годы пустых прилавков», гастрономы в Москве ломились от деликатесов.

Я привозил несколько пакетов. Сдачи у меня не брали.

— Что вы, что вы! В следующий раз.

Однажды мы сели по очереди рассказывать анекдоты. Дошла очередь до меня. Только я начал, Галич, хитро улыбаясь, перебил:

— Знаете ли вы, молодой человек, за что Каин убил Авеля?

Я знал, что, если скажу: «Нет», мне ответят: «За то, что он рассказывал старые анекдоты».

Общество ждало. Но я их удивил:

— Знаю.

— Почему?

— За то, что он мешал ему рассказывать анекдоты.

— Неплохо, неплохо! — похвалили меня известные сатирики.

Потом В. Поляков ушел к певице Э. Урусбаевой, материальное положение Тюли и ее мамы сразу же резко ухудшилось, и я надолго забыл про черную икру.

Э. Урусбаеву я знал, когда она еще жила с футболистом А. Исаевым. Мы с друзьями бывали у них в квартире на Солянке. Запомнилась она одной своей песней.

У меня были друзья в ансамбле О. Лундстрема, и они часто брали на концерты и репетиции меня и моего приятеля Ю. Веденского, который встречался с певицей из «Аккорда» И. Мясниковой.

Однажды вечером после концерта, когда Олег Леонидович и его харбинские друзья ушли и остались только молодые ребята, она спела песню «И раз в Ростове-на-Дону», где было по крайней мере десятка два нецензурных слов. Ее просили повторить. Помню, в тот вечер она спела ее 12 раз.

Часто я бывал на квартире и у братьев Рычковых, там собирались ребята-джазисты. Борис, элегантный и модно одетый, будущий автор шлягера «Все могут короли», уже тогда считался выдающимся пианистом. Но его старший брат Юра был музыкантом поистине гениальным. К сожалению, пристрастие к зеленому змию помешало ему раскрыться. Жили братья в Доме правительства. Мало кто знал, что их отец Николай Рычков был сталинским министром юстиции.

Холодина и ветер. Мы с саксофонистом Гариком Гараняном идем по Арбату, оба в демисезонных пальтишках и легких туфлях. Гарика только что «прорабатывали» на комсомольском собрании в его институте. Кажется, в «Станкине».