Белогорская крепость - Наталия Иосифовна Ильина
Едва вы прояснили вопрос с Ромжиным, как на страницах романа возникает «начальник сельхозуправления Пекуровский, недавно рекомендованный на эту должность Трухиным». Боже, а кто такой Трухин? Упоминался ли он раньше? Опять вернемся назад. Спокойно, спокойно, времени много, ехать еще долго… Трухин, Трухин… Нашли. Вот эта страница: «Начальник сельхозуправления Трухин…»
Раньше, значит, он возглавлял сельхозуправление, а теперь — Пекуровский. Сосредоточимся: на одной странице два совещания — межобластное и пленум обкома. Непременно замелькают новые фамилии. Вот пожалуйста. Янтарев. Второй секретарь обкома. Пекуровский во всем поддакивает Жерновому, который против клеверов и за кукурузу. А Янтарев мужественно противостоит Жерновому и поддерживает председателей колхозов. Те-то понимают, что надо сеять клевера.
Внимание! Новое лицо. Секретарь обкома, ведающий сельским хозяйством, Бруснецов. Запомним. Диалог Жернового и во всем поддакивающего Пекуровского. Упоминается Трухин, который стал секретарем райкома в Фатенках. «А раньше-то был начальником сельхозуправления!» — бормочете вы, гордясь тем, что освоились в районной номенклатуре…
Выясняется: у Жернового есть жена по имени Юля. Она находится в Ялте. Когда-то Жерновой встретил свою будущую жену в кинотеатре «Метрополь», случайно сидели рядом, вышли вместе, и этот культпоход окончился свадьбой. Едва вы успели переварить данные сведения, как — бац! — телеграмма: Юля скончалась. Жерновой восклицает: «Юленька!» — и на этом история семейной жизни Жернового кончается. Тем временем мелькает новое имя — Ирина. Поначалу вы отнеслись к этому спокойно: стенографистка, лицо эпизодическое, подиктуют ей, и она уйдет. Но нет, не так все просто. Жерновой любуется ее «хрупкими, почти девичьими плечами», и ему становится «все ближе эта женщина»… Но где, на какой странице впервые возникла эта женщина? Вы не помните.
В вас ли дело, или это особенности «филевской прозы»? Происходит что-то странное: одни действующие лица незаметно возникают на страницах романа, не привлекая к себе внимания, и тут же исчезают из вашей памяти… О других даны какие-то сведения, вы их запомнили, но вскоре оказывается, что сведения эти лишние, ибо ни на что потом не «работают». Вы, к примеру, помните, что жена Кремнева не хотела, чтобы ее муж руководил колхозом: возраст, последствия контузии, слабое здоровье… Но Кремнева бросают в самый отстающий колхоз. Мало того. Три колхоза сливают в один совхоз, всем этим руководит Кремнев, и — ничего. И ни звука больше о его слабом здоровье и последствиях контузии… Или вот Юрий Койков, второй секретарь райкома. На курсы ехать отказался, его стыдили, позорили, он отмалчивался, только краснел. Во что же это вылилось? А вылилось это в то, что Койков распоряжается судьбами тех, кто вернулся с курсов. «А мы все подработали, — говорит он Платону Забазных, — думаем вас рекомендовать в «Восход»… Самый слабый у нас «Земледелец». Туда посылаем товарища Кремнева…» Подумать только: краснел, увиливал, уклонялся от трудностей, а теперь рекомендует, посылает, распоряжается… Но изумляет это только вас, читателя. В романе же о поведении Койкова сказано как о чем-то само собой разумеющемся, будто это норма, что тот, кто похуже, распоряжается тем, кто получше… Позже мелькает, правда, сообщение, что Койков работает бригадиром в колхозе Кремнева, но загадок койковского поведения этот факт тоже не объясняет…
Вы запомнили, что начальник стройки Одинцов не любит сирени, а любит лиственницы, ибо под лиственницей «были прочитаны с Еленкой первые книги» и лиственница «была свидетельницей и первых их поцелуев». На что «работают» первые поцелуи Одинцова, с чего он вспомнил о них? Добро бы он еще в Селезневу влюбился (вот и нахлынули воспоминания!). Но он не влюбился. Селезнева приехала, поговорила о плотниках и уехала.
Селезнева идет вверх по служебной лестнице, и вот она уже председатель облисполкома, и внезапно вы узнаете, что Валя Щелканова своим счастьем обязана Селезневой. Эти сведения вы почерпнули из краткой беседы Дружинина и Селезневой. «Но ведь ты сама, Вера, так решила», — будто оправдываясь, сказал он. «Знаю, дорогой… Я хочу, чтобы вы были счастливы». Итак, Дружинин женился на Вале, ибо так решила Селезнева. Реши она иначе — он бы не женился. Уж не говоря о том, что Дружинин предстает тут в странном свете, интересно бы еще и выяснить: где говорилось раньше об этом решении Селезневой?
Но вы уже не в силах рыскать по страницам. Вы читаете дальше — и будь что будет… Пусть звонит Жерновому какой-то Лазуренко, пусть возникает на страницах «уполномоченный по заготовкам Ховшанов… любитель горячих речей на трибуне…». Пусть. Вы заранее убеждены, что ни с Лазуренко, ни с Ховшановым больше не встретитесь, речей их не услышите, и не желаете тратить сил на запоминание их имен… На эти детали вы махнули рукой. Основное зато вам ясно: волюнтаризм Жернового приведет к кошмарным последствиям. Так и случается. Невзирая на протесты Янтарева, Дружинина, Селезневой, профессора Штина, на предупреждения простых колхозников в лице старика Сократыча, Жерновой гнет свое. И вот уже молодняк в погоне за процентом зачисляется в сверхплановую поставку, и режут маточное поголовье… Селезнева лично посетила рынок, убедилась, что колхозники распродают мясо и вообще происходит что-то ужасное… Жерновой же ничего не желает слушать. Говорят ему ученые — он ноль внимания. Ему сотрудники — он плюет. Хоть кол ему на голове теши! Он одно знает: гонится за процентом. Слово «показуха» мужественно бросила ему в лицо Селезнева, но и это на него не подействовало. Трудно сказать, к чему бы все это привело, если б не статья в центральной печати. Там и о том, как Жерновой разделался с клеверами, как оставил колхозы без семян, как обрезали усадьбы, прекратили выдачу кормов на трудодень, взвинтили цену на скот… Очень, в общем, правильная статья, и подписана она Дружининым. Затем на место Жернового садится Янтарев, и солнце будто только и ждало этого, чтобы повернуть к весне. «Миновал солноворот… сразу словно стало больше света и больше тепла… Дрогнули на ветвях почки».
Читать вам больше не хочется. Вам разобраться в «филевской прозе» хочется. И, глядя в окно, вы погрузились в размышления.
Больше всего вас беспокоят личные и бытовые дела персонажей: слабое здоровье Кремнева, способность Янтарева «тонко чувствовать лирические строки»,
