Irag Pezechk-zod - Дядюшка Наполеон
В отчаянии я отправился прогуляться к дому Асадолла-мирзы, который, как мне было известно, уехал. Но, когда я подошел ближе, господь будто приоткрыл передо мной райские врата: из дома слышались звуки граммофона.
— Слава богу, что вы здесь, дядя Асадолла! Когда вы вернулись?
— Вчера вечером, дружок. Ну, что еще случилось, отчего ты такой бледный? Опять дядюшка и отец твой поссорились? Или генерал Вихроу напал на дядюшкин дом?
— Хуже, дядя Асадолла, гораздо хуже.
— Моменто, моменто, хочешь, я догадаюсь? Вы с Лейли-джан немножко того… в Сан-Франциско съездили… И ты оставил Лейли один гостинчик!
— Нет, дядя Асадолла, не шутите, все гораздо серьезнее.
— Ох, молчи уж, дурачок! Значит, это вообще не про Сан-Франциско? Там еще подальше Лос-Анджелес есть. Если о нем речь, тоже неплохо.
— Нет, дядя Асадолла. Но вы, пожалуйста, поклянитесь, что все это останется между нами.
— Моменто, так что же: это не имеет никакого отношения к Сан-Франциско?
— Почему же, имеет, — неохотно ответил я, — но только это связано с Пури.
— Не дай бог! Ты так долго откладывал, что Пури свозил ее в Сан-Франциско?
— Нет, нет! Вы совсем не слушаете меня… Пури с другой в Сан-Франциско…
— Да тебе-то что? Неужели ты хочешь ему все пути Сан-Франциско закрыть? Вообще запретить въезд туда?
Асадолла-мирза так разошелся, что с ним невозможно было разговаривать. От нетерпения я даже закричал:
— Да послушайте вы меня хоть минутку!
— Виноват, ваша милость, слушаю, я весь внимание! Извольте рассказывать!
Заставив Асадолла-мирзу поклясться всем святым, что тайна останется между нами, я описал ему, что произошло. Тут на него напал такой хохот, что он свалился с дивана, а когда немного успокоился, вытер, выступившие на глазах слезы и проговорил, все еще прерывая сам себя смехом:
— Значит, наш доктор для проверки эффекта своего лечения прописал больному Сан-Франциско… До чего хороший доктор! Я давно говорю, что этот Насер оль-Хокама — гений. Вот у кого лечиться надо! Впрочем, я бы предпочел лекарство из другой аптеки.
Хоть мне было и не до веселья, меня тоже разобрал смех:
— Потому что это лекарство вы уже принимали, да?
— Нет, бог свидетель, к Ахтар, сестрице Практикана я и не притрагивался.
Он божился с таким пылом, что я сразу решил — лжет! Немного помолчав, я опять спросил:
— Как по-вашему, что мне теперь делать? Если они будут довольны результатами проверки, то на следующей неделе обязательно состоится сватовство, а еще через неделю — свадьба. Я любой ценой должен добиться, чтобы Пури не прошел этого испытания…
— Моменто, а откуда ты знаешь, что он пройдет? Ученик настолько тупой…
— Зато Ахтар, как я слышал, очень…
— Да, это верно, — перебил он меня. — У такого экзаменатора провалов не бывает… Я-то болван — надо мне было догадаться, пусть бы сначала она тебе экзамен устроила, а то у тебя в географии большие пробелы: ни Сан-Франциско не знаешь, ни Лос-Анджелеса!
— Дядя Асадолла, пожалуйста, не шутите. Я вас умоляю, придумайте что-нибудь!
— В два счета. Ударь-ка его еще разок… Как это Маш-Касем выражается? Один «залог чести» ты ему уже загубил, теперь дай пинка по другому «залогу» и выведи его из строя тоже. Вот и получится у нас достопочтенная Пури-ханум с тонким голосочком… Уж тогда твоя душа успокоится!
— Дядя Асадолла!
— Да, но ведь завтра появится другой претендент. А послезавтра — третий… Придется тебе расширить свою практику — с утра до вечера надо будет осыпать пинками мужскую честь наших сограждан…
— Дядя Асадолла, я подумал, может быть, Асгар-Трактор, этот друг Ахтар…
— Ну-ну, браво — блестящая идея! Только тебе и остается притащить сюда этого пьяного хулигана — пустить его любовнице кровь… Но можно обойтись и без кровопролития: возьми Лейли за руку и приведи ее в экзаменационный зал в соответствующий момент.
— Этого я сделать не могу. Я дал честное слово, что не выдам того, кто открыл мне эту затею. А тогда как же я Лейли объясню…
— Но ты ведь уже нарушил свое честное слово.
— Почему, я же вам не назвал того, кто мне это сообщил.
— А то я не знаю, кто! Издалека видно, чьих рук дело.
— А на кого вы думаете, дядя Асадолла?
Асадолла-мирза, растопырив пальцы правой руки, забубнил:
— Зачем врать? До могилы-то — ать! ать! — четыре шага всего.
— Нет, дядя Асадолла, уверяю вас, Маш-Касем ничего об этом не знает.
— Ну, ладно, ладно, нечего зря клясться и божиться… По-моему, тебе надо либо обо всем рассказать Лейли и устроить скандал, либо призвать на помощь Асгара-Трактора, который произведет кровопускание ученику и экзаменаторше, либо немедленно установить слежку за Ахтар, чтобы, как только они приступят к экзамену, завопить «караул».
Мы еще долго разговаривали с Асадолла-мирзой, и он то в шутку, то всерьез искал для меня выход из положения. Мы пришли к заключению, что, если и удастся избавиться от Ахтар, все равно вместо нее найдут другую, наконец Асадолла-мирза, закуривая сигарету, сказал:
— По-моему, тебе не следует препятствовать этому экзамену. А во время его проведения устроить какой-нибудь переполох, чтобы ученику это надолго запомнилось, чтобы он еще месяцев шесть-семь ходил лечиться к доктору Насеру оль-Хокама, ну, а дальше — бог милостив. Может, за это время англичане дядюшку… или даже Пури в отместку за дядюшкины злодеяния на тот свет спровадят!
Вдруг меня осенило, и я торжествующе закричал:
— Дядя Асадолла, нашел! Если мне удастся узнать время экзамена, я в этот самый момент выстрелю из ружья или взорву петарду, чтобы Пури испугался… Вы ведь знаете, доктор Насер оль-Хокама сказал дядюшке, что причина недомогания Пури — не только мой удар, но еще и нервный шок, который у него случился во время выступления союзников. Ну, он услышал выстрелы и перепугался.
— Только будь осторожен, чтобы твоя петарда глаза ему не выжгла… Равновесие одной половины его тела ты уже нарушил, берегись, как бы не нарушить координацию другой половины! Он ведь гений, надежда всей нации. Особенно теперь, когда получил должность в налоговом управлении.
— Не волнуйтесь, я знаю, что делаю.
— И, пожалуйста, не лезь напролом! Как только твой осведомитель сообщит, когда назначен экзамен, сейчас же извести меня.
— Есть, дядя Асадолла!
— И еще одна просьба: не причиняй вреда экзаменаторше, — добавил Асадолла-мирза, смеясь, — я хочу, чтобы она и тебе устроила выпускные экзамены, научила бы тебя, паршивца, что Сан-Франциско — распрекрасное местечко, а Лос-Анджелес — еще лучше.
— До свидания, дядя Асадолла.
— До свидания, противник Сан-Франциско!
— Разрешите? Йаллах![37] Салам алейкум.
Дверь класса распахнулась, и вошел Маш-Касем. Я и прочие ученики, опешив, переводили взгляд с него на учителя. У нашего математика был на редкость дурной, злобный характер. Даже школьному инспектору не разрешалось во время урока входить в класс. Прищурившись, учитель через очки в черной оправе уставился на вошедшего. Ребята, которые его ужасно боялись, замерли от страха. О моем состоянии нечего и говорить.
Маш-Касем, невозмутимо оглядев учеников, опять обратился к учителю:
— Я поздоровался… С давних пор говорили, что по шариату[38] привет — желателен, ответ обязателен! В этой комнате человек пятьдесят сидят… Я вхожу, здороваюсь — никто не отвечает.
Учитель хрипло спросил:
— Кто вы такой?
— Маш-Касем, с вашего позволения. Я «салам» сказал.
— Кто вам разрешил входить в класс во время урока?
— Ей-богу, зачем врать? До могилы-то… Я спросил «Разрешите?» — а вы не сказали, что не разрешаете. Вот я и вошел. А еще я поздоровался. Может, с божьей помощью, вы соберетесь с духом хоть как-нибудь мне ответить.
— Алейкум салам! — проговорил учитель, явно рассерженный. — Ну, кто тебе нужен? Зачем ты сюда явился?
Маш-Касем показал на меня пальцем — я, сидя за своей партой во втором ряду, прямо помертвел от страха — и произнес:
— Я слуга дяди вон того барчука. Отцу его вдруг худо стало, меня послали забрать барчука домой.
С этими словами Маш-Касем подмигнул мне, да так, что все ребята видели, только учитель, к счастью, ничего не заметил.
Учитель перестал морщиться. Знаком приказав мне встать, он спросил:
— Разве твой отец чем-то болен?
— Мой отец… то есть, нет… я…
— С чего же он вдруг заболел? — повернулся учитель к Маш-Касему.
— Я и сам не понимаю, ей-богу. Сидел вот так, курил свой кальян, а потом вроде бы подавился чем… Завертелся на месте, вскрикнул и упал…
Маш-Касем опять весьма неосторожно подмигнул, но учитель и на этот раз ничего не заметил.
— Ладно, отправляйся домой. А вы, пожалуйста, в другой раз так не врывайтесь в класс!
