Декабрец! Отборное новогоднее чтиво - Автор, пиши еще!
Жалюзи на окне закрыты. Сколько сейчас? На медицинских приборах обычно есть часы. Она нашла в себе силы приподняться. Да, почти 17. Пять вечера. Там была и дата – 30 декабря. Получается, она пролежала в коме два дня.
Мысли оборвала санитарка с вопросом про ужин.
– Картофельное пюре и рыба. Будете?
Знаю я вкус больничной еды. Гадость.
– Можно мне просто чаю?
– Завсегда пожалуйста, – хохотнула санитарка и скрылась за дверью.
Мыслей веселой санитарки не читалось. Может, уже все прошло?
Чай, естественно, оказался сладковатой тепловатой светло-коричневого цвета водичкой, и Ирис резко заскучала по дому.
Ночь несла одиночество и возможность сосредоточится, наконец. Что с ней происходит?
Допустим, она «слышит» мысли. Ну, допустим. Был, кстати, детективный сериал, довольно интересный, про Монка. Так он вообще с мертвыми разговаривал. Жуть. Он еще все время спрашивал: «Дар или проклятье?»
Какие могут быть сомнения? Проклятье проклятущее.
Монк зарабатывал, благодаря дару, ловя преступников. Она, конечно, не может и не хочет такого…
Продолжение логической цепочки заставило Ирис похолодеть. Если она и правда умеет читать чужие мысли… Это ж такая ценность для спецслужб. «Он слишком много знал». И память дорисовывает кого-то, стоящего в лучах заката с дымящимся пистолетом над хладным телом. Нет-нет-нет. Никто не должен узнать о ее странностях.
Надо быть осторожной. Очень, очень осторожной. Я совсем не хочу попасть в психушку.
Утром она почувствовала себя на удивление бодро. Пришел ее муж Саша. Она помнила, кем он работает: чиновник средней руки, начальник отдела в энергетической компании. Помнила, что он любит: плов и пиво. Но сам он казался совершенно чужим и далеким.
Положил на тумбочку мандарины и наклонился поцеловать, обдав запахом одеколона.
Корил ласково: напугала нас, дескать. Как так можно.
Неинтересно.
Вот его мысли куда забавнее: «Жива. Ну и слава богу. Сейчас было бы непросто найти деньги для похорон. Даже с дешевым гробом и кремацией пришлось бы платить за поминки в кафе. Алинка будет в бешенстве. Да хрен с ней. Баба красивая, но в наше время… Мозги нужны. Надо подобрать что-то получше. А эту сплавить под благовидным предлогом. Необходимость ухаживать за больной женой как нельзя кстати. Конечно, она такая… Узенькая вся, внутри и снаружи. Но и проблем…»
– Что с тобой? Тебе плохо? Врача?
Все-таки больно… Алина – так звали его секретаршу. Какая пошлость.
– Нет, дорогой, не нужно. Но, знаешь, у меня так болит голова… Прости, но давай ты зайдешь завтра? У тебя ж всегда масса дел перед Новым годом.
Из последних сил она произнесла это хоть с гримасой боли, но спокойно.
– Да, точно. Ну, не буду тебе мешать, любимая, выздоравливай, – бросил он скороговоркой, уже на ходу.
Да, она знала, что он изменял ей все эти годы, но закрывала глаза, не хотела конфликтов. Хороший отец и все такое…
Она очень, очень хотела домой, в кресло перед большим окном на лоджии. Там она может контролировать присутствие других рядом. Точнее, отсутствие. Ведь если проговорится – моментально окажется в психушке.
Для нее теперь все люди, даже дети и Саша (особенно Саша), ощущались как «другие».
Итак, цель – домой. От завтрака (овсянки на воде) не отказалась: нужны силы. При обходе палат дежурным врачом (вчерашнего блондина сменил седоватый брюнет) спокойно отвечала на вопросы.
– Все нормально, доктор. Я хотела бы выписаться сегодня. Конечно, под мою ответственность, я дам расписку.
– Хорошо, я попрошу подготовить документы.
Ирис знала, почему он так легко согласился: хотел уменьшить нагрузку. Желающих работать на Новый год было мало.
Получив личные вещи и телефон, Ирис вызвала такси.
Дорога прошла удивительно спокойно. У шофера, уроженца Средней Азии, в голове вертелась веселая песенка на незнакомом языке.
Какое же это счастье – дом.
Елка так и осталась недонаряженной, но Ирис это не беспокоило. Гостей она отменит.
Она села в любимое кресло на лоджии, как и мечтала.
Закуталась в плед, заварила чай. Плеснула капельку чешского травяного ликера «Бехеровка».
Извечный вопрос: что делать?
Слава богу, у нее есть личные деньги. Уже давным-давно, во время второго декрета, Саша вдруг стал хмурым, вечно всем недовольным и распекал ее за каждую необязательную, по его мнению, трату на детей. Себе она к тому времени ничего не покупала. Это было унизительно, и молодая мама, едва дождавшись мест в яслях для Даши и детском саду для Славы, вернулась на работу. Через месяц с удивлением заметила, что деньги из семейной кассы исчезают все так же быстро. Супруг был не прочь залезть со своими «хотелками» в ее кошелек. Стало понятно, что единственный способ сохранить семью – договориться. И они разделили траты: он оплачивал коммуналку, она – продукты. Он заботился об одежде для себя и сына. Она одевала дочку.
Мудрое решение. Сейчас от него трудно было бы добиться такой «блажи», как разрешения уйти с работы.
Кстати, легок на помине. Муж вернулся домой, заглянул на лоджию и мелькнул хвостик его мысли «…только дурочку эту надо уговорить».
Очевидно, «дурочку» – это она. Когда-то это звучало ласково.
Он был неестественно мил. Оживленно рассказывал новости и заглядывал в глаза. Что-то нужно, будет просить денег, предположила Ирис. Хотя зарплата у него была больше ее, но развлечения, бани, рыбалки, машина пылесосили его кошелек. И периодически пытался «перехватить». Однако она ужасно боялась «черного дня»: внезапной болезни или… да мало ли что! Бухгалтерская дисциплина помогала ей быть твердой и находить силы отказывать.
Ну, что еще, какой повод нашел?
– Милая, – он пытался говорить проникновенно. – Тебе нельзя волноваться.
Бла-бла-бла на полчаса. Просьба хуже, чем предполагалось.
Он пришел уговорить ее переписать на него дачу ее родителей. Под благовидным, как ему казалось, предлогом представительства в садоводстве. Она слушала, глядя на проступающую проплешину в его седеющих волосах и неуместный перстень. А ведь когда-то был таким красавцем… Александр разливался соловьем, описывая, как беспокоится за нее.
Надоел. Неужели я велась на эти дешевые спектакли?
Впрочем, если родительская дача еще при мне, а не спущена на его развлечения, значит, не совсем дура…
Ирис хотелось его уколоть. Представила, как вытянулось бы его лицо, пророни она сейчас: «А что, у Алиночки там правда узенько?» Сдержалась. Ударила под дых другой фразой: «Милый, ты и сам не молодеешь. А я прекрасно себя чувствую. Подумаешь, упала. На сколько у нас в стране мужчины меньше живут? Лет на 15 минимум. Так что я буду тебя беречь. Уйду с работы и сама займусь дачей».
Надо было видеть, как вытянулось его лицо. Такое разочарование.
Что это он? Они с Алиночкой там гнездышко себе свили?
И тут на нее снизошло удивительное осознание: она выиграла первую схватку. Да, самую настоящую.
Это здорово.
Но сколько их еще впереди?
Она отменит гостей, дети поймут. Будет сидеть одна, в кресле на лоджии, смотреть на заснеженный двор и звезды. Ей надо ответить на несколько важных вопросов. И, в конце концов,
