Виктор Коклюшкин - Избранное
- Пять рублей, - говорю я.
- Тогда можете стоять.
Я лег.
- Вы что?! - вскричал он.
- У лошади четыре ноги, она пускай стоит.
- Может быть, вам дать подушку?
"Хрен его знает! - думаю. - Даст подушку и заломит за нее четвертной!"
- Давайте наволочку, - говорю.
- Ага! - удовлетворенно произнес он, отошел к столу и что-то записал.
"Что он там пишет, конь!" - подумал. И встал.
Одуванчик вернулся ко мне.
- Ну-с, хорошо... Теперь, если вы не возражаете, перейдем к следующему вопросу.
- Давайте сделаем так, - говорю, - вы перейдете, а я здесь останусь.
Одуванчик насупил бровки в переносице.
- Нет, - сказал, - нам обоим надо перейти, а то как же... Вы родились при советской власти.
- Не помню, - говорю. - Я тогда маленький был...
- Ну хорошо, когда вам паспорт вручали, там было написано: гражданин СССР...
- Других не было, выбирать не приходилось.
- Оригинально! - произнес старичок, записал что-то и подходит с пустыми руками.
Я говорю:
- Вы что - книгу-то уже написали? Денег мне больше не даете?
Он говорит:
- Я ждал, когда вы спросите.
Я говорю:
- Поздравляю, вы дождались.
- Вот вам десять рублей!
- И это все?
- А что?..
- А "спасибо", - говорю я.
Одуванчик чуть не облетел от удивления.
- С-спасибо, - сказал, отошел к столу и записал что-то.
Я вытянул шею, заметил одно слово "подвержен".
- Вы, случайно, не из милиции? - спросил.
Он опять что-то записал.
"Ах ты черт!" - думаю.
- А то я сам из милиции, - говорю.
Он опять что-то записал.
- Сам, - говорю, - из милиции недавно вернулся... вызывали зачем-то.
Я думал, одуванчик спросит зачем. А он спрашивает:
- Что делали 19 августа 1991 года?
- Чего делал... чего делал... Чего я могу делать, если у нас получка 22-го!
Тут он долго-долго писал. Минут пять. Потом спрашивает:
- Почему у лопаты ручка длинная?
- Чтоб на плече носить, - отвечаю.
- Сколько можете употребить спиртного?
Я говорю:
- Не знаю... - Подумал и говорю: - Не знаю... сколько раз пил - всегда не хватало! Деньги-то у вас уже кончились или опять ждете?
Профессор осторожно потрогал мой лоб. Рука у него была теплая.
- В партии были? - аккуратно спрашивает он.
- Я в Ленинграде-то не был, - говорю я. - И теперь уж никогда не буду, потому что его скоро переименуют!
Одуванчик хотел что-то записать, но у него карандаш выпал из пальцев.
- Что вы ждете от жизни? - спрашивает он.
- Ну... - Я огляделся. - Ну... а сколько у вас денег осталось?
Он пересчитал.
- Сто... один.
- Иду на все! - говорю.
- Не понял, - не понял одуванчик.
- Если отвечаю - отдаете все, - объясняю.
- А если...
- Тогда половину.
- А если...
- Ну вы уж совсем! Заставляете человека открывать душу и жметесь!.. Я с вами чувствую себя хуже проститутки!
- Простите! - покраснел профессор. - Вот...
И положил передо мной бумажные деньги и мелочь.
- Обижать не надо...
Я отодвинул мелочь, потом взял.
- Ну... - сказал профессор.
- Не запряг - нукать-то! Как вы с народом! Кинули подачку и сразу: ну! Не видите, что ль, что я деньги считаю!
Пересчитал и говорю:
- Не сто один, а сто два - обманывать нехорошо! Мелочь я не считал, я не мелочусь!
- Ну? - напомнил он робко.
Убрал я деньги в карман, похлопал его по дряблой щеке и говорю:
- А жду от жизни... жду я от жизни, что она скоро кончится, а я так и не пожил по-человечески! Есть еще деньги?
- Не-ет...
- Тогда пока, - сказал я.
Надел шляпу. Его ему на нос. И вышел весь...
Про бюст
На днях подходит ко мне один... говорит: "Виктор Михайлович, сейчас проводится конкурс "Бюст-99", не хотите принять участие?"
Я говорю: "Так там это... женщины вроде..."
Он говорит: "Да какая вам разница - спонсор наш, мы вам почетную третью премию и деньги!"
Я спрашиваю: "А почему я? Я не то что на женщину - жена говорит: на человека не похож!"
Он говорит: "Не знаю, почему выбор пал на вас, - дело после банкета было, и спонсор собственноручно писал... Мы потом египтологу дали, и он нам эти иероглифы расшифровал! Но тоже после банкета!"
Я говорю: "Да что я показывать-то буду? Если у меня там нет ничего!"
Он говорит: "Не современно вы рассуждаете, Виктор Михайлович! Многие деятели культуры согласились бы за деньги и не такое показать! А тут конкурс! Телевидение!"
Я, как представил себя с бюстом по телевизору, кричу: "Ни за что!"
Он говорит: "Ну хорошо, сколько вы хотите?"
Я думаю: "Чтоб отвязался, скажу: "Тысячу долларов"". Говорю: "Тысячу зеленых!" Он говорит: "Нет проблем!"
И тут внутри у меня что-то дрогнуло. Думаю: "Детям надо купить... жене. Что я, в самом деле, изображаю из себя?!"
Говорю: "Ладно, где обнажаться?"
Приехали в концертный зал, там ведущий. Говорит: "Раздевайтесь". Я разделся. Он посмотрел на мою грудь и говорит: "А вы ничего дома не забыли?"
Я говорю: "Теперь так носят! Один парижский кутюрье называет это "Воспоминание о детстве"".
Ведущий говорит: "Может, для него и воспоминание о детстве, а я, глядя на вас, вспоминаю сумасшедший дом!"
Тут, который меня привел, шепнул ему что-то, и он говорит: "Впрочем, мы здесь собрались не для дискуссий - идите на подиум!"
Ой, страшно мне стало! Но сказал себе: "А если бы я был в разведке?! Как Штирлиц?! Который красиво носил ненавистную фашистскую форму! А мне легче: я без формы - только в трусах!"
Ведущий говорит: "Кстати, как у кутюрье этого фамилия?" А у меня из всех французских фамилий в башке только одна вертится: Мишель Легран. Я говорю: "Мишель Ноган!"
Ну, началось представление! Двадцать две женщины и я. У всех бюсты - к стенке не подойти, за метр уткнутся! И я со своим... детством.
Бабоньки косятся на меня, говорят: "Голубой, что ли?" Я говорю: "Это я от холода посинел, а вообще-то я розовый!"
Они говорят: "И какое же вы надеетесь занять место?"
Я говорю: "К-как какое - третье!"
Одна востроглазая говорит: "Это было бы возможно, если бы нас всего трое было!"
Я говорю: "Если бы нас трое было - я бы первое занял!"
Она говорит: "Почему?" Я говорю: "По нумерации бюстгалтера!" Она говорит: "А вы носите?"
Я говорю: "Если надо - надену! И не ваше дело!"
Она говорит: "Стерва!"
Я говорю: "Сама стерва!"
Ведущий кричит: "Девочки, прекратите скандал, публика услышит!"
Я говорю: "Я вам не девочка!"
Ведущий говорит: "Ну хорошо, я буду называть вас - госпожа! Прошу приготовиться!.. Пошли!.."
И мы пошли. Эти-то, мои соперницы, идут потрясывают, а я, когда моя очередь дошла, как появился... в зале истерика началась. Бинокли друг у друга рвут, чтоб лучше разглядеть. А я думаю: "Штирлицу труднее было! А я потерплю, зато жене пальто купим и детям ботинки!"
Иду по подиуму, бедрами покачиваю, про пальто думаю. А ведущий объявляет в микрофон: "Новейшее течение в области культуры тела, разработанное французским кутюрье Мишелем Ноганом, - "Воспоминание о детстве"! Представляет бюст Виктория Михайлович!.."
И тут я понял, где они прокололись. Но уже радость победы наполнила мою грудь. Походка стала уверенной, грациозной. Не иду - гарцую! Думаю: "Эх, скорее бы лето - всегда буду обнаженным ходить!"
А зрители-ценители притихли, чувствуется: сумбур у них в головах - кому ж охота от новых веяний отставать? И потихоньку один за другим стали мне аплодировать.
Вот так я и получил свою третью премию и, довольный, пошел домой.
Я помню все
У меня генетическая память очень развита. Например, я помню, как сидел на ветке. Рядом подруга обезьяна скалится в улыбке... Вдруг другой обезьян как даст мне по башке!
Динозавров помню... огромные. Мы на них охотились. Подбежим кучей, динозавр кого-нибудь прибьет, мы его съедим.
Помню, как бежал за мамонтом с камнем в руке... Потом мамонт развернулся и бежал за мной. В яму, замаскированную травой, я упал первым, он - следом. Только сейчас я понял, что соплеменники использовали меня как приманку!
Татаро-монгольское иго помню плохо. Чтоб живым остаться, я глаза широко не раскрывал.
Пугачева помню... Помню, выпили и кричим: "Слава царю!", а когда опохмелились - его уже в клетке везут! Я крикнул: "Слава...", мне как дадут по башке. Я до старости хлеб одним зубом жевал!
Лермонтова помню... На Кавказе было... Он - поручик, я - горец. Лежим мы с Махмудом в засаде, вдруг Лермонтов на коне! Я прицелился, а Махмуд говорит: "Нэ надо, его свои убьют". Я говорю: "Почему?" Махмуд говорит: "Аллах их знает! Навэрно, у них поэтов много, а дураков мало!"
Однажды японцем родился... И что удивительно: русских не любил, а в следующий раз - русским на свет появился. Помню, под Мукденом бегу в атаку, а навстречу мне мой внук японец... Вообще-то, предыдущая память стирается, а у меня, еще когда в первобытном веке по голове ударили, эта стерка сломалась. Я кричу японскому внуку: "Я твой дедушка!" А он мне по-русски отвечает: "Я твой матушка!.. И застрелил меня на хрен!
