Николай Самохин - Шашлык на свежем воздухе
— Что же, Веня, — сказал я. — Пытайся. Попытка — не пытка. Только мой тебе совет: деньги сегодня не вноси, подожди до завтра. Может, я помогу твоему горю без объявления.
С этими словами я взял Левандовского под руку и повел в пирожковую. Там мы купили себе пирожков и заняли наблюдательный пост в моем любимом углу.
…Дядя пришел через двадцать минут.
— Вот он! — тихо воскликнул Левандовский, схватившись дрожащей рукой за мое плечо.
— Два с мясом, один с картошкой, — заказал ничего не подозревающий дядя.
Мы осторожно, чтобы не повыбивать из рук у граждан тарелочки с пирожками, стали пробиваться к тому месту, где он примостился со своим обедом.
Неожиданно Левандовский остановился и обессиленно припал к моему рукаву.
— Тетя! — прошептал он, туманным взором провожая какую-то даму, уже выходившую из пирожковой, — Боже мой! Тетя!.. Как же они с дядей-то?..
— Да не переживай ты, старик! — сказал я Левандовскому. — Не трясись, ради бога. Встретятся они. Не сегодня, так завтра. Встретятся — куда им деваться…
ВЫХОД
Мы столкнулись нос к носу на довольно широкой улице.
Я шагнул вправо, уступая ему дорогу. Он тоже шагнул вправо.
— Извините, — сказал я и шагнул влево.
— Виноват, — пробормотал он и потеснился влево.
Лучше всего в подобных случаях сразу повернуться и пойти обратно. Квартала через два можно перебраться на другую сторону улицы. И если тому субъекту не придет в голову проделать такой же маневр, все будет в порядке.
Но я торопился. Он, видимо, тоже.
— Простите, — сказал он, пытаясь обойти меня справа.
Я шагнул вправо и понял, что это надолго. Я подался влево. Он — тоже. Я шагнул вправо и стукнулся лбом о его подбородок.
Вокруг начали собираться любопытные. Мы, нежно обнявшись за плечи, топтались посреди улицы. Случайно я увидел его глаза. В них была растерянность и безысходность, С такими глазами уже ничего не придумаешь.
Толпа зевак запрудила перекресток. Гудели машины. Звенели трамваи. Назревала катастрофа.
Наконец подошел милиционер, оштрафовал нас и развел, как дуэлянтов, в разные стороны.
Пробка рассосалась. Улица приняла свой первоначальный вид. На всякий случай я подождал еще несколько минут и двинулся вперед.
И тут заметил, что он идет мне навстречу. Глаза его горели остаточным магнетизмом. Мы начали медленно сближаться. Спасения не было.
Судорожно вздохнув, я полез на осветительную опору…
2. МОИ ДОРОГИЕ ШТАНЫ
ЧЕЛОВЕК В РЫЖЕМ ПЛАЩЕ
Мы вошли в троллейбус — я и Бобик. То есть вошел, разумеется, я, а Бобик сидел у меня за пазухой, высунув наружу нос, блестящий, как шарикоподшипник. Значит, мы вошли и скромно встали в уголок на задней площадке.
— Прелесть собачка, — проворковал добродушный гражданин, потеснившись. — Это он или она?
— Он, — сказал я.
— Где собака? — встрепенулся вдруг пассажир в рыжем плаще. — Ну да! И без намордника!
— Да что вы, — улыбнулся добродушный гражданин. — Зачем намордник такому малышу? Ведь он же еще щеночек.
— Этот? — нервно подпрыгнул человек в рыжем плаще. — Ха-ха! Ничего себе, щеночек! Вот откусит он вам ухо или нос, узнаете.
Добродушный гражданин отодвинулся и на всякий случай прикрыл ухо шляпой.
— Кондуктор! — продолжал волноваться человек в рыжем плаще. — В троллейбусе везут собаку! Я требую!.. Собак возить запрещается!..
— Ох, господи! — вздохнула какая-то бабушка. — Леночка, подбери ножки, детка. Собака, слышишь, забегла бешеная.
— И выпускает он кобеля ростом с годовалого телка, — уже рассказывали в другом конце вагона. — И говорит, что, дескать, у него четыре диплома и шесть медалей…
— Так и есть, — принюхиваясь, сказала кондуктор. — Кто-то везет керосин. Граждане, кто везет керосин? Керосин провозить запрещается!.
— Это возмутительно! — взвизгнул человек в рыжем плаще. — В то время, как в троллейбусе находится волкодав, вы замазываете глаза керосином! Я жаловаться буду! Назовите ваш нагрудный номер! Товарищи, у кого есть авторучка!
— Черт знает, что такое! — не выдержал стоявший рядом пожилой товарищ. — По мне везите хоть носорога! Но почему он у вас действительно пахнет керосином?
— Кто? — спросил я.
— Волкодав ваш!
— Да что вы! — обиделся я. — Вы понюхайте!
— Нет уж, увольте, — попятился он.
— Ага! — закричал человек в рыжем плаще, уставив в меня палец. — Он еще покажет вам, этот щеночек!
А с другого конца вагона катилась отраженная волна:
— Собака укусила!
— Кого?
— Вот этого, в шляпе…
— А мне его медали до лампочки…
— Граждане, кто везет керосин?
— А-а-а-а! Она здесь! Здесь!
— Что вы нервничаете? Это моя муфта.
— И, главное, без намордника…
— Сдать его милиционеру.
— Так всю лодыжку и вырвал…
— Граждане, керосин провозить!..
Наконец, эта волна вынесла на гребне крупного мужчину с желтым портфелем под мышкой.
— Этот? — кивнул он на меня.
— Он! — выдохнул рыжий плащ.
— А ну-ка! — сказал мужчина, уверенно расчищая себе плацдарм. — Троллейбус остановить! Так… Вот вы, вы и вы! Помогите мне.
Мобилизованные товарищи дружно взяли меня под руки и переставили на тротуар. Следом за мной вывалился человек в рыжем плаще, и дверь захлопнулась.
— Ну, и чего вы добились? — спросил я — Вот теперь вместе пойдем пешком.
— Не-ет, — сказал он. — Я приехал. Как раз моя остановка.
И, распахнув плащ, вытащил большой бидон с керосином.
— А песик у вас хороший. Ах ты, пупсик-мопсик! — и он протянул руку, чтобы погладить Бобика.
— О, провокатор! — сказал Бобик и укусил протянутую руку.
БЕДНЫЕ ДОБРЫЕ ЛЮДИ
Вечером, придя с работы, старший товаровед Лев Казимирович Макурчик переоделся в полосатую пижаму, поужинал, удалил в спальню жену и детей, сел к столу и написал три письма. Первое письмо Лев Казимирович адресовал в редакцию областной газеты.
«Дорогой товарищ главный редактор! — писал он. — Извините, — не знаю вашего имени-отчества. Обращается к вам ударник коммунистического труда экскаваторщик Лев Макурчик. Экипаж нашего шагающего экскаватора взял на себя повышенное обязательство, неустанно борется за экономию горючих и смазочных материалов и за безаварийную работу. А на днях мы добились большой победы: готовясь достойно встретить международный праздник Первое мая, выполнили план на 180 %. По этому случаю я написал стихотворение, которое мои боевые товарищи одобрили и похвалили. «Если стихи напечатают в газете, — сказали они, — мы обязуемся в другой раз выполнить план на 200 %».
От имени всего экипажа, дорогой товарищ редактор, прошу напечатать эти стихи в очередном номере вашей газеты. С горячим приветом Лев Макурчик».
Второе письмо предназначалось для редакции «Вечерней газеты»:
«Уважаемая редакция! Пишет Вам бывший преступник Лев Макурчик. В молодости я совершил много ошибок — воровал и грабил, за что был осужден нашим справедливым советским судом. Недавно я вышел из заключения полноправным гражданином. Первое время, конечно, тянуло на старую дорожку — воровать и грабить, но меня удержали от этого шага стихи, которыми я начал заниматься еще в исправительно-трудовой колонии.
Теперь вся моя жизнь и мое спасение — в поэзии, и если Вы не напечатаете данное стихотворение — боюсь, опять поверну на старую дорожку, т. е. начну воровать и грабить. С уважением Л. Макурчик».
Третье письмо Лев Казимирович написал в редакцию комсомольской газеты «Голос молодой Сибири».
«Дорогой «Голос» милой «Сибири!» Мне 16 лет, меня зовут Лев Макурчик. Месяц назад, 24 марта 1967 года, ко мне пришла первая любовь, но она оказалась подлой и теперь гуляет с Пашкой Губиным из четвертого подъезда. Я хотел повеситься, но вдруг написал вот эти стихи. Опубликуйте их в вашей газете, а если нет — то, наверное, повешусь. Гонорар слать по адресу: Глиноземная, 4, кв. 37, Макурчику Льву Казимировичу».
Примерно через полмесяца на Глиноземную, 4, кв. 37 пришло три письма. Из редакций областной и вечерней газет с плохо замаскированным испугом писали, что стихи будут опубликованы в ближайших литературных страничках, посвященных творчеству молодых поэтов. Только в «Голосе» не повезло. Ответ из комсомольской газеты состоял всего из двух слов: «Лучше повесьтесь. С приветом литконсультант Ю.Кубликов».
Лев Казимирович мстительно задышал, сказал: «Ах ты, сопляк!» — и немедленно переадресовал стихи в отзывчивую «Вечерку»:
«Дорогие товарищи! — написал он. — В ожидании Вашего ответа чуть было не свернул на прежнюю дорожку — т. е. воровство и грабеж. Но вот пришло письмо и временно удержало мою не окончательно исправившуюся руку. В связи с этим посылаю…» и так далее.
