Сью Таунсенд - Адриан Моул: Дикие годы

— Отнюдь, — ответила она. — Меня и саму по ночам иногда Муза посещает.

По тротуарам Оксфорда невозможно пройти, чтобы не столкнуться с признанным или непризнанным писателем. Неудивительно поэтому, что хозяин канцелярской лавки, где я покупаю свои принадлежности, дважды в год ездит на Канарские острова и раскатывает на «мерседесе». (Раскатывает на «мерседесе» он в Оксфорде, а не на Канарских островах, хотя, разумеется, вполне правдоподобно, что и на Канарских островах он пользуется «мерседесом». Однако ввиду относительной редкости его поездок, я сомневаюсь, что он действительно владеет «мерседесом» на Канарских островах, хотя, наверное, его там можно брать напрокат.) Даже не знаю, чего это мне пришло в голову объяснять всю эту путаницу с Канарскими островами и «мерседесом». Наверное, еще один пример того, что Леонора называет моим «детским педантизмом».

В 11 часов вечера позвонила в панике моя мамочка и спросила, не появлялся ли у меня Мартин Маффет, мой юный отчим. Я довольно откровенно расхохотался вслух. Чего ради Маффету ходить ко мне в гости? Он же знает, что я не одобряю мамочкиного второго безрассудного брака. Помимо разницы в возрасте (огромной, как устье Амазонки), они физически и ментально несовместимы.

Маффет — мешок с костями шести футов шести дюймов росту, считает, что Королева очень трудолюбива, а Пэдди Эшдаун[20] не способен соврать. В мамочке пять футов и пять дюймов, она втискивается в одежду на два размера меньше и считает, что Британия должна быть республикой, а первым президентом — Кен Ливингстон[21], известный любитель тритонов. В свой последний визит к ним я обратил внимание, что юный мистер Маффет к мамочке менее внимателен, чем раньше. Судя по всему, он уже сожалеет о своем безумном порыве к матримониальным узам.

Мама сказала:

— Сегодня утром он уехал в Лондон на свои курсы по инженерному делу в здании Ллойда.

Мамины представления о географическом расположении Британских островов всегда были минимальны. Я сообщил ей, какое расстояние отделяет здание Ллойда в лондонском Сити от моей кладовки в Оксфорде.

Она печально ответила:

— Я просто подумала, что он мог к тебе заскочить на пути в Лестер.

Мама перезвонила в 2 часа ночи. Маффет просидел шесть часов в застрявшем поезде подземки — по крайней мере, он ей так сказал.

На этот раз Леонора попросила меня вообразить, что стул — мой отец. Дала мне африканскую палку, и я выбивал стул, пока не рухнул от изнеможения, не в состоянии и рукой пошевельнуть.

— Да он, в общем, не такой уж плохой парняга, мой папочка, — сказал я. — Даже не знаю, что это на меня нашло.

— Не разговаривайте со мной, говорите с ним, — приказала Леонора. — Разговаривайте со стулом. Стул — ваш отец.

Обращаясь к пустому стулу, я чувствовал себя очень глупо, но мне хотелось сделать Леоноре приятное, поэтому я посмотрел обивке прямо в глаза и вопросил:

— Почему ты не купил мне лампу на шарнире, когда я готовился к выпускным экзаменам?

Леонора похвалила:

— Хорошо, хорошо, ведите дальше, Адриан.

— Терпеть не могу твои кассеты с кантри-вестернами.

— Нет, — прошептала Леонора. — Глубже, мрачнее, самые ранние воспоминания.

— Помню, когда мне было три года, — сказал я, — ты вошел ко мне в спальню, выдернул у меня изо рта соску и сказал: "Настоящим мальчишкам соски не нужны".

После чего я снова схватил с пола палку и принялся колошматить стул. Полетела пыль.

Леонора проговорила:

— Хорошо, хорошо. Как вы себя чувствуете ?

— Я чувствую себя ужасно. Я вывихнул плечо.

— Нет-нет, — раздраженно произнесла она. — Как вы себя чувствуете внутри ?

Я все понял.

— О, я примирился с собой, — соврал я. Встал, вручил терапевтической доминатриссе тридцатку и ушел. Нужно еще купить «нурофен», пока ночная аптека не закрылась. Боль в плече сводит меня с ума.

Среди тритонов Ньюпорт-Пагнелла новый раскол. Теперь у нас — три раздельных ареала. В тритоновом мире какая-то катавасия. Браун названивает экспертам по тритонам по всему миру и гундит об этом феномене.

Миссис Хедж провела собеседования с другими потенциальными жильцами, но выбрала меня! Всю ночь меня терзали эротические сновидения — они касались меня, Брауна, Меган и миссис Хедж. Стыдно, но что поделаешь? Я ведь не могу контролировать свое подсознание, правда? Пришлось сходить в прачечную-автомат, хотя сегодня вовсе не мой обычный день.

Сегодня вечером по телевизору видел Нормана Шварцкопфа[22] — он тыкал палкой в невнятную карту. Почему он одет в военную маскировочную форму — для меня загадка. Ведь:

а) в пустыне нет деревьев;

б) в зале для пресс-конференций тоже нет деревьев;

в) Норман — слишком важная шишка, чтобы приближаться к противнику, так что мог бы спокойно разгуливать в костюме клоуна Коко — в него все равно никто не стал бы целиться.

Навестил сегодня миссис Хедж — окончательно договориться и обсудить соглашение о найме. У нее на холодильнике под магнитом с Микки-Маусом — фотография обугленной головы иракского солдата, которого нашли мертвым в машине. Я отвел взгляд и попросил воды.

Вчера вечером поставил в известность Пандору, что на выходных съезжаю с квартиры. Надеялся, она бросится мне на шею и станет умолять, чтобы я остался, но она не бросилась. В час ночи меня разбудил хлопок пробки от шампанского, звон бокалов и дикий безудержный хохот Пандоры, Кавендиша и Джулиана. Инфернальный Треугольник.

Сегодня говорила главным образом Леонора. Сказала, что я слишком многого от себя ожидаю, что у меня — невозможно высокие стандарты. Посоветовала мне быть к себе добрее и заставила составить список десяти вещей, которые мне нравится делать. Всякий раз, когда я отказываюсь от плохой мысли о себе самом, мне позволяется себя порадовать.

Леонора спросила, имею ли я возможность время от времени себя баловать. Я признался, что какие-то сбережения в Строительном Обществе Маркет-Харборо у меня имеются. Тогда она дала мне листок бумаги и детский цветной карандаш и велела записать десять моих радостей.

Радости

1) Читать романы

2) Писать романы

3) Половой акт

4) Смотреть на женщин

5) Покупать канцелярские принадлежности

6) Есть бананы

7) Сэндвичи с крабовой пастой

8) Смотреть бокс по телевизору

9) Слушать Чайковского

10) Гулять по сельской местности

Я спросил у Леоноры, каковы радости у нее.

Она хрипло ответила:

— Мы здесь не обо мне говорим. — Потом улыбнулась, показав изумительно белые зубы, и сказала: — У нас есть кое-что общее, Адриан.

Я почувствовал, как меня пронзило разрядом сексуального желания.

— Мне тоже нравится смотреть по телевизору бокс, — продолжала она. — Я поклонница Бруно.

Сегодня утром за завтраком я спросил Кавендиша, не поможет ли он мне перевезти вещи к миссис Хедж. У него здоровенный семейный «вольво». Он ответил:

— Не могу придумать ничего, что я сделал бы с большей радостью, Ади.

Он предложил перевезти меня немедленно, но я сказал:

— Завтра утром будет в самый раз. Некоторым из нас нужно все-таки работать .

Кавендиш рассмеялся:

— Так ты, значит, считаешь, что преподавать лингвистику — занятие недостойное мужчины, так, Ади?

Я ответил:

— Да, собственно говоря, так я и считаю. Сомневаюсь, что работа для вас — понятие существительное.

— Как профессор лингвистики, — рявкнул он, — могу тебя заверить, что «работа» в самом деле — имя существительное. — Он потянулся к пепельнице, его халат распахнулся, явив ссохшиеся соски и седые свалявшиеся волосы на груди. Меня чуть не вырвало. Едва смог проглотить свои хлопья с отрубями.

Вернул в ателье портативный телевизор. По возвращении написал Пандоре стихотворение и подсунул ей под дверь. Моя последняя отчаянная попытка соблазнить ее и отвлечь от Кавендиша.

Пандора! Дозволь!Стихотворение А.Моула

Дозволь мне погладить бедро изнутриДозволь мне услышать страстный твой вскрикДозволь ощутить твою кожу из шелкаДозволь спутать все твои чувства надолгоДозволь мне коснуться лилейной грудиДавай отдохнем — все у нас впередиДозволь слиться вместе биенью сердецДозволь мне сковать тебе крепкий конецДозволь мне присвоить тебя, изучитьДозволь накормить и вином опоитьДозволь облизать мне тебя языкомДозволь мне с тобой бедокурить тайкомДозволь мне увлечь на греховное ложеДозволь обрядить тебя в черную кожуДозволь как перчатку тебя натянутьДозволь проторить мне любви нашей путь

В час ночи Пандора впихнула мне под дверь записку: