Алекс Экслер - Дневник Васи Пупкина
— Все путем, — говорит Михась. — Все течет, и все из меня. В смысле, изменяется. Чего тут торчишь, как мент посреди дискотеки?
— Да вон, — кивнул я в сторону папика. — Братана жду. Радость у меня: братан только что из зоны вернулся. Сейчас идем на стрелку, братану там денег должны.
— Да брось ты, — не поверил Михась. — Чего-то он по виду — чистый фраер.
— Сам ты фраер, — говорю. — Братан — в авторитете. А сейчас не те времена, чтобы авторитеты как урки гуляли. У него золотая цепь на шее — два кило с копейками. Он мне ее подарить обещал, если опять на зону загремит.
— Чего-то, Пупкис, ты заливаешь, — недоверчиво сказал Михась.
— Заливают бензин в цистерну, — надменно сказал я. — Да и то, пополам с водой.
— А что рядом с ним за телка крутая? — спросил Михась. — Ты только посмотри: сиськи — как у Памелы Андерсон, а тела вообще нет. Одни ноги. И головой в небо уходит.
— Маруха его, — отвечаю я. — Фотомодель. Ее зовут «Ирка — золотая попа», потому что она джинсы рекламирует.
— Мда, — говорит Михась. — Круто. Ладно, я похилял, а ты смотри там, на стрелке-то много не стреляй.
Михась усвистел, а папан, как раз, перестал подпрыгивать перед блондинкой и подошел ко мне. Я говорю:
— А что это за чувиха с ногами как у английской скаковой лошади?
— Вася, — поморщился папик. — Что за выражения? Это Элеонора Сергеевна. Моя сотрудница. Она представляет нашу фирму на презентациях.
— Каким образом, — интересуюсь я. — Стоит на стенде фирмы, повернувшись задом к восхищенным зрителям?
— Я тебе сейчас дам восхищенных зрителей! — внезапно озверел папик. — Я тебе сейчас таких восхищенных зрителей дам, полгода будешь на подтяжках к люстре подвешиваться, чтобы поспать немного!
Во как! Обозлился папик. Ладно, я эту волнующую тему быстро свернул, так как папик — страшен в гневе. Бредем дальше. Я папана спрашиваю:
— А куда мы идем костюм покупать? Надеюсь, в «Левис»?
— Какой, нахрен, левис? — опять вскипает папаша. — Мы идем в бутик от Версаче покупать тебе нормальный костюм, а не какую-нибудь джинсовую мерзость.
— Папик, — говорю. — Так Версаче давно убили! Или он как дедушка Ленин? Сам умер, а тело его, вместе с костюмами, живет?
— Васек, — сказал папик. — Если ты сейчас же не заткнешься, мамику придется подумать о том, чтобы еще раз родить на старости лет. Тогда может быть следующий наследник окажется менее дурным и не будет грубить отцу.
Видали? Сын в кои-то веки пытается пообщаться с отцом, а тот — в сплошные контры. Конфликт поколений, ничего не поделаешь.
Ладно, чего-то спать хочу. Костюм мы, кстати, купили. Вон, в шкафу висит, зараза. Завтра напишу — как проходил этот волнующий процесс.
18 мая: Короче, доползли мы вчера с папиком до какого-то магазина с гордой вывеской «Бутик от Версаче». Странное какое-то название. Что значит «бутик»? Какое-то уменьшительно-ласкательное прозвище, типа «Бобик» или «Шарик». Назвали бы прямо, без уменьшения — «Бут»! В смысле, что здесь вас всех сейчас это… бут, короче. Заходим внутрь, папик сразу перышки распушил, кольцо свое чего-то там каратное вперед выставил, прям, вылитый голубь на помойке. К нам сразу девка подбегает, чистая змеюка. Чего, говорит, угодно благородному джентльмену. Это она к папику так обращается, а на меня — ноль внимания. А я стесняться в таких местах не привык. Говорю, где это у вас здесь самая наимоднючая бандана? Папик, зараза, мне на ногу наступил и этой гадюке лебезит, дескать, милая девушка, не могли бы вы одеть этого молодого милорда, а то он у нас как будто только что с гор спустился. Видали? Родного сына позорит перед какой-то пергидролевой блондинкой, чтобы впечатление произвести. Ну, змеюка как услышала, что ей не с папиком возиться, а с юным грязноватым сынулей, сразу притухла, улыбочку свою мерзкую притушила на полфитилька, но виться вокруг продолжает.
— Идите, — говорит, — молодой человек в примерочную. Вами там займутся. Оденут и обуют по полной программе. А вы, — это она папаше, — присаживайтесь здесь, и мы обсудим — что лучше всего подойдет вашему сыночку.
Сели они с папашей на диван и начали выдавать такую гору улыбочек, смехуечков и прочей лабуды, что мне чуть плохо не стало. Я сразу вспомнил, как первый раз услышал песню в исполнении Сенчиной. Примерно такое же ощущение было полной тошноты в желудке. А на меня набросилась очередная змеюка и поволокла в примерочную. Завела и заставила раздеться до трусов и носков. А у меня — беда. Я и забыл, что один носок с дыркой надел. Не думал, что раздеваться где-то придется. Пришлось как аисту стоять: на одной ноге, другой закрывая дырку. А змеюка, зараза, сначала туфли какие-то принесла. Папик, видать, решил начать снизу, чтобы постепенно дойти до самой сути. Поставила она передо мной туфлю, а я, чтобы дырку не заметили, сразу рваным носком в него — фигак! Только не рассчитал. Туфли оказались летние, тонкие, и от моего боевого вбрасывания ноги носок туфли сразу порвался. Главное, что обидно: сквозь порванный носок ботинка горделиво просвечивает моя родная дырка. Змеюка как увидела прямой ущерб фирме Версаче, так сразу завыла как паровоз, что, дескать, я совсем одурел, что разве можно так сильно ногу вбрасывать! Схватила туфлю и побежала к папику скандалить. А тот с блондинкой так рассиропился, что только отмахнулся: мол, тащите другие, а с этими — разберемся.
Змеюка притащила другие туфли и заявила, что сама произведет ввод ноги, потому что мне больше не доверяет. А мне-то что? Дырку она уже видела.
— Давай, — говорю, — вводи. Только ноготь мне не сломай.
А змеюка, зараза, интересуется — неужели среди молодежи сейчас модно с дырками на носках ходить?
— Естественная вентиляция, — говорю. — Лето на носу. Понимать надо.
А девка — такая жучка! Чтобы свой чертов туфель не порвать, мою ногу так и вертит, так и крутит! Я один раз даже упал. Хорошо еще, что на нее свалился и не ушибся. Тут в примерочную папик заходит — сияющий, как после приема на работу новой секретарши. А мы со змеюкой — оба красные и злые. Папик заявляет, что они с Анжеликой Петровной (это блондинку так зовут) посовещались и решили, что мне нужен серый костюм с голубой искрой. Я сказал, что лучше себе все волосы на голове сожгу, чем надену костюм с голубой искрой. Папик заявил, что мне хорошо бы перестать выставлять себя идиотом, и что костюм сейчас принесут померить. Тут приходит блондинка и тащит это угробище в голубую искру. Они со второй змеюкой меня туда запихнули и поставили перед зеркалом. Ну, что сказать об открывшемся виде? Прям молодой лорд Байрон, вернувшийся из африканского плена и всю ночь пропьянствовавший с русскими матросами. Я такой костюм даже в полной темноте одеть не рискну, не то, чтобы в нем куда-то пойти. А змеюки стоят рядом с папиком и нахваливают, дескать, какой у его сына теперь мужественный вид, как хорошо светится голубая искра на ляжке, словом, поют как хор имени Пятницкого по субботам. Папик размяк, кричит — несите рубашку, галстук и запонки. Короче, одели меня с ног до головы, и стал я — вылитый Дима Маликов, только без перхоти. Конечно, пару раз попытался поднять бунт на корабле, но папик тихо пообещал, что в случае народных волнений сразу делает предупредительный выстрел в голову.
Набрали мы коробок пять: костюм, галстук, туфли, рубашку и запонки. Вторая змеюка даже носки заставила купить, потому что, дескать, с дырявыми носками можно запачкать моими грязными ногами туфли, которые хранят светлую память о Версаче. Подошли к кассе, сели в кресло и блондинка стала на аппарате цифрами щелкать. А нам кофе принесли и конфеты. Обхаживают, так сказать, важных клиентов. Досчитало это чудо современной химии и заявляет, что с вас, папаша, всего-навсего какая-то фигня в размере семи тысяч двухсот пятидесяти двух долларов в национальных американских буказоидах. Но поскольку мы такие важные клиенты, сказала блондинка, лично товарищ Версаче делает нам скидку в два доллара.
Видали? Тут не только я офигел со страшной силой. У самого папика конфета вместо желудка куда-то между ребер провалилась. Он так покраснел, что я думал — хватил кондратий моего родного папашку прямо в бутике. Наступила тяжелая, гнетущая тишина (эту фразу я в какой-то книжке вычитал). Видно было, что папика со страшной силой раздирают внутренние противоречия. С одной стороны — он тут перья распушил так, что подметать дня два придется. С другой — надо быть идиотом, чтобы за это барахло отдавать такие деньги. Тем более, что костюм, если честно, помойка редкостная. Даже папику это сейчас стало ясно. Одно дело — с блондинкой ля-ля сю-сю часок разводить, с другой — честно уворованные у акционеров деньги вот прям так отдавать за это безобразие. Но папик у меня — молодец. Откашлялся и важно заявил, что забыл кредитную карточку дома, поэтому, дескать, пускай они тут все уложат, а мы сейчас за кредиткой сходим и вернемся за своими покупками. Эти змеюки, конечно, набычились, но делать нечего. С папика только потребовали расплатиться за порванные моим дырявым носком туфли. Да, фигня всякая. Девятьсот восемьдесят пять долларов, если вас не затруднит. Можно мелкими купюрами.
