Елена Медведева - Жизнь и бизнес честного лоха в современной России
В помёте моей очаровательной белой пекинески – одноглазки одна девочка родилась с окрасом, близким к окрасу панды. Она настолько выделялась среди других полностью белых щенков, что Антон ей одной дал красивое человеческое имя – Анастасия.
И вот наступило время раздачи щенков, и я разместила рекламу на сайте. На неё откликнулись достаточно быстро. .
– Здравствуйте, Я прочитала в объявлении, что вы продаёте пекинесов. Я готова взять их всех, кроме чёрно-белого щенка.
– Вы перекупщица?
– Да, не скрою, мы с дочерью оставим себе одного щенка, а остальных выходим, вырастим, сделаем прививки и продадим по более высокой цене.
Мне показалось, что голос женщины, её интонации выдают в ней человека образованного. В конце концов, каждый зарабатывает, как может. Возможно, ей действительно в радость повозиться с малышами, а потом получить за это небольшое вознаграждение. По моим подсчётам, максимум, на что реально могла рассчитывать перекупщица, была сумма в размере 16-и тысяч. Я согласилась. Пусть приезжает. По внешнему виду я смогу определить, можно ли ей доверять.
Она позвонила, как и договаривались, вечером в пятницу, чтобы выяснить мой адрес. И на другой день в полдень подъехала вместе с дочерью к моему дому. Я выглянула в окно и обомлела – из серебристого седана вышла моя подруга студенческих лет Ольга, с которой мы вместе прожили четыре года в общежитии педагогического института, расположенного в удивительно красивом месте напротив Новодевичьего монастыря. За рулём сидела стильная молодая женщина. Я с трудом узнала в ней дочь Ольги Соню.
Соня была младшим ребёнком в семье моей подруги. Но сначала об Ольге. Наше знакомство не было случайным. Отец переселил меня в общежитие из благоустроенной квартиры своего брата – академика после того, как узнал, что вместе со мной в ней проживает мой бойфренд Виктор. Если не считать того, что в жизни семнадцатилетней девушки присутствовала страстная влюблённость, в остальном она, то есть я, была примерной студенткой и примерной дочерью. Профессор Раевский, имевший дело, в основном, с одарёнными ученицами, по-видимому, плохо представлял, в какой вертеп он спихнул свою дочь. Моими соседками по комнате оказались две смазливые проститутки – Ира из Вологды и Света из Перми. Внешние данные позволяли им надеяться на то, что среди десятков любовников найдётся хотя бы один, готовый предложить им руку и сердце. А я, бедная овечка, состоявшая в близких отношениях всего с одним парнем, была вынуждена терпеть, когда по ночам под моё одеяло как скользкие змеи лезли потные мужские руки и гладили мои бёдра. Ирка и Светка пригрозили мне расправой, если пожалуюсь, но я не выдержала и позвонила отцу. На следующий же день меня переселили в комнату к двум некрасивым, но зато скромным и порядочным девушкам. И у Ольги из Ногинска, и у Веры из Павловского Посада были большие выразительные карие глаза, длинные довольно густые волосы и стройные фигуры. Подвёл моих соседок нос – утиный у Ольги и длинный как у бабы Яги у Веры. В наше время обе девушки легко исправили бы этот недостаток с помощью пластической хирургии и превратились бы в красавиц. Но в то время отсутствие личной жизни компенсировалось духовными интересами и успехами в учёбе. Ольга планировала стать аспиранткой на кафедре теоретической физики, а Вера – просто получить диплом с хорошими оценками.
В обществе Ольги и Веры моя жизнь круто переменилась. Я кропотливо сидела над учебниками, а по воскресным дням посещала с ними премьеры в московских театрах, выставки в художественном музее, мастерские авангардистов, религиозные праздники в Новодевичьем монастыре. В летние каникулы мы отдыхали на туристической базе под Одессой, где я поражала своих подруг проявлениями лунатизма – в грозовые ночи бродила по лагерю, а утром, проснувшись в своей постели, не помнила ничего. И только мокрая рубашка и комья грязи на простыне свидетельствовали о моих ночных прогулках под дождём.
По окончании института Оля вышла замуж за аспиранта – радиофизика. Позже профессор Раевский помог молодым супругам найти преподавательскую работу в Нижнем Новгороде, что позволяло нам довольно часто видеться. Особенно запомнился совместный отдых на Битюге, живописнейшем притоке Дона. И в тот день мы с Ольгой ударились в воспоминания об этой реке. Лодка, венок из лилий на голове, размеренный удар весла, рыбак, азартно ждущий клёва и песня собственного сочинения:
Мы хотели бы уплыть за горизонтТолько вредный Битюжок нам не даётВпереди нас ждёт опасный поворотТам коряги, камыши, водоворот…
Там, на берегу Битюга я сочиняла не только песни, но и длинную поэму, адресованную мужчине, от которого зависело получение мной учёной степени. Он занимал должность главного инженера мясоперерабатывающего комбината, где я пыталась внедрить своё изобретение – экономически выгодную систему вентиляции, в которой осуществлялся подогрев приточного воздуха за счёт тепла помещения. В странах Скандинавии подобные системы были в дальнейшем запущены в серийное производство. Но свою опытную установку я сделала на собственные деньги с помощью рабочих домоуправления. Оставалось только найти руководителя завода или фабрики, который просто из симпатии ко мне согласится отдать приказ разобрать кирпичную кладку наружной стены, вмонтировать мою установку и в течение достаточно продолжительного времени снимать показания термометра. После чего я смогу доказать эффективность предложенного мной режима экономии тепла.
Это был яркий пример порочности всей нашей системы управления. Кто-то придумал, что без внедрения в производство изложенных в диссертации научно-технических новшеств, учёную степень соискателю не присуждать. Выполнение этого распоряжения в наших условиях могло привести только к цепочке очковтирательства. А лично для меня задача очаровать главного инженера представлялась непосильной – незадолго до моего появления на комбинате у него был бурный роман с красивой женщиной – главным технологом, закончившийся грандиозным скандалом при активном участии обманутой супруги. И всё же без особой надежды на успех я посылала ему свои стихи. В них были такие строки:
В аквариумных водах БитюгаСредь заповедных заводей и лилийЛовили щук мы на живцаИ раков также в изобилииКазалось, было не до ВасМогла бы и забыть я даже,Что есть на свете РосглавмясоУвы, но сердцу не прикажешь…
А заканчивалось стихотворное письмо словами:
Я позвала бы Вас в привольеНо справка мне от Вас нужна.
Имелась в виду справка о внедрении моего изобретения в производство. И главный инженер сдался. Я не могу назвать свои рифмы искусством, но их волшебная сила проявилась в полной мере. Этот красивый мужчина с мужественным, словно высеченным из скалы лицом явился 8 марта ко мне домой с букетом тюльпанов и бутылкой шампанского. А я продолжала разговаривать с ним стихами:
Зверь дикий, пугливый, упрямый, ретивый,Хочу обуздать я твой норов строптивый.Я в кольца завью твою жёсткую шёрстку,В рык нежность волью, в глазах зажгу блёстки.Коль ласковым будешь, до дна выпьешь зелье,Надолго запомнишь ты пряность похмелья…
На следующий день главный инженер отдал нужный мне приказ. Получив справку, я, каюсь, перестала испытывать потребность в новых встречах. Не вдохновлял он меня более и на поэтическое творчество – в общении на бытовом уровне главный был довольно неинтересным человеком. А он приходил и приходил к моему дому на площади Пушкина, иногда в стельку пьяный ломился в дверь и кричал:
– Женщина, ты объяснишь мне, наконец, почему ты исчезла из моей жизни? Ты посвящала мне стихи. Неужели только ради справки?!
– Эта порочная система выдавать желаемое за действительное прогрессирует и ведёт нас к краху, – прервала мои воспоминания Ольга. – Журналист N, позиционирующий себя как человек выдающегося ума и, возможно, таковым и являющийся, утверждает, что если незамедлительно к управлению страной не придут специалисты, способные провести либеральные преобразования в экономике, последствия будут ужасающие.
– Я слушала его монологи. Иногда он противоречит сам себе. То говорит, что управленцы нового образца должны быть идейно ориентированы, то, напротив, уверяет, что их моральные качества в данном случае не имеют никакого значения. Но разве не ориентированный идейно специалист пойдёт во власть, если не просчитает, какова будет его личная выгода? И где гарантия того, что выбранная им тактика преобразований будет соответствовать оптимальной для страны стратегии развития? Кстати, журналист смог упомянуть имена всего трёх человек, способных принимать умные решения. Среди них я знаю только Германа Грефа.
