Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 29. Семен Альтов - Семен Теодорович Альтов
Хоть раз в жизни душу отвел!
Документик
У входа стоял человек с кобурой.
Преградив путь, сказал:
— Ваши документы!
Я ответил:
— Мои.
— Проходи!
При этом даже не посмотрел документы.
Так продолжалось неделю.
— Ваши документы!
— Мои.
— Проходи!
И вдруг ни с того ни с сего:
— А ну покажите!
Я протягиваю.
Он долго смотрит на фотографию, на меня, опять на фотографию, опять на меня. Показывает мне документ. А там тетка мало того, что голая, так еще и спиной!
Он спрашивает:
— Это ваши документы?
— Вы же видите. Документы не мои, они, судя по всему, женские.
— Правильно. Проходи!
И так месяц. Он меня спрашивал: «Ваши документы?» Я показывал чужие документы и честно говорил: «Не мои».
— Проходи…
И вдруг дурацкий вопрос:
— А чьи?
— Понятия не имею. Можно пройти?
— Нельзя! Узнайте, чьи документы, тогда пройдете!
— Но вы же пускали, зная, что не мои, почему вдруг сегодня…
Он руку на кобуру:
— Я здесь для чего стою?!
— Не знаю.
— И я не знаю. Наверно, поставили не просто так! Для проверки документов.
— Так вы их и проверили! Установили: документы не мои!
— Значит, я свой долг выполнил… Проходи!
Охота
Моя на развод подала. А все от чего?
Поехали с мужиками на охоту. Вечером выпили, утром встали на зорьку. Народу человек сто. А уток, видимо, не предупредили, что охотничий сезон открывается. Три часа по колено в воде в камышах простояли. Наконец одна несчастная уточка нарисовалась. Ну в нее и жахнули в сто стволов! Потом добычу делили по-честному Мне достался клюв. И семь перьев.
Мало того, друг дал стрельнуть из ружья с оптикой. Курок нажал, отдача пошла в глаз — и синяк будьте нате! Ночью овод в губу укусил — рот распух бутербродом.
Когда в дом вошел, жена руки в боки: «Ты где был?» — «На охоте!»
Ау самого под глазом фингал. Губы свешиваются, в руках перья.
Жена в слезы: «Снова по бабам ходил!» И на развод.
Правильно говорят: «Если жену любишь, никогда ей правду не говори!»
Ты глянь!
Вась, ты посмотри, какая женщина!
Ножка оканчивается каблучком естественно, будто так и родилась на свет!
Ты никогда не стоял на каблуках, Вась? Я по молодости минуту простоял. Потом полгода лежал. Это прием карате. Стопу выворачивает! А они, смотри, на каблуках бегают. Они на них по лестнице вверх к ребенку больному. Они на каблуках вниз к начальству на ковер. На каблуках ждут, надеются, плачут на каблуках, целуются — живут на каблуках, Вася!
Вась, кто-нибудь смотрел на твои ноги? А ты сам на них смотрел? Понимаю. Твои ноги никого не волнуют. А ее ноги волнуют всех!
А сколько еще на ней непростого на кнопочках, крючочках, шнурочках — ты бы во всем этом задохнулся, Вася. А она дышит! Видал?! Грудь поднялась, опустилась, опять поднялась!
Просто она так дышит. А у тебя, Вась, дыхание перехватывает, хотя твою грудь ничего не стесняет…
Глянь на ее лицо, Вась! Это ты побрился — и король, а не побрился — тоже король, только небритый. А у нее, посмотри… Да не показывай ты пальцем! Достаточно, что я газетой показываю! Видишь: тушь, помада, румяна, тон — и так положено, что фиг догадаешься, где кончается лицо и начинается косметика!
Ты никогда не красил глаза, Вась? Да они у тебя и так вечно красные. А она каждый день глазки себе рисует. Ее глаз — произведение искусства! Глаз женщины, это надо видеть, Вась, если она тебя в него пустит!
Смотри, смотри, какая пошла! Не та, вот эта еще лучше! Ну, как тебе моя?
Кажется, так и вскочила утром с постели румяная, глаз под аккуратно растрепанной челкой блестит. Спрятала неприятности под румяна, обиду по скулам вверх в стороны развела, слезы назад втянула — и взгляд влажный…
Вась, я от них балдею! Ты посмотри: пуговка у нее на блузочке вроде бы расстегнулась! У тебя расстегнулась, оборвалась — это небрежность, Вася! А у нее на одну пуговку не застегнуто, тут точный расчет, здесь тайный умысел! Попробуй глаза отвести от мягкой ложбинки! Не можешь. И я не могу. Никто не может! А всего-то расстегнута одна пуговка!
Учись, Вася! Пуговку-то свою застегни — неприлично!
Да, зато им бриться не надо! Ты прав. Это они себе выбили!
Вот так годами терпят нас и живут рядом с нами, так ни разу толком и не изменив, храня верность черт знает кому!
За что они муки терпят? Что им надо?
А надо им всем одного. Семьи. Гнездышка. Плеча сильного рядом.
Выпьем за их светлую мечту!
За тебя, Вася!
Профилактика
Кубиков за полночь в меру трезвый явился домой и позвонил в дверь.
Открыла заспанная женщина. Причем не жена.
— Здрасьте! А где моя? — спросил Кубиков.
— Здрасьте! А где мой? — зевнула женщине
— Шляется где-то! — предположил Кубиков.
— Ну заходи, раз пришел.
Кубиков вошел.
— Ложись, в ногах правды нет!
Кубиков разделся и лег.
— Так и будешь лежать, как у себя дома? Целуй, раз в гостях!
Кубиков честно выполнил чужие супружеские обязанности и заснул.
Где-то через час голышом пошел к двери.
— Ты куда? — удивилась женщина. — Спи спокойно, пока мой не пришел.
— Не нравится мне, что твоего нету! Пойду домой. Врежу своей для профилактики! Все вы, бабы, одинаковые!
Помесь
Никитины пошли на базар за клубникой, а а купили щенка. Уж такой симпатяга! Мужик содрал сотню долларов, мотивируя тем, что родители щенка сплошь чемпионы и второго такого пса в мире нет. Никитины не уточнили, что значит «родители сплошь чемпионы»? Полагается всего-навсего два.
Фердинанд ел все, что плохо лежит, и быстро набирал вес. Правда, рос почему-то в длину.
Через полгода он напоминал фигурой многоместную таксу. Ножки кавычками, как положено.
А теперь полюбуйтесь на фас. Кулачок типа мопса!
Хвост закорючкой к собакам вообще отношения не имел, намекая на то, что в роду были свиньи!
Фердинанд, чуя неладное, спозаранку вертелся у зеркала, после чего в ужасе лез под диван. Бедняга не знал, повадкам какой породы соответствовать.
По ночам Фердинанд выл, проклиная родителей. Днем, чувствуя себя виноватым, подавал газеты, тапочки, валидол. По звонку снимал трубку, облаяв абонента, клал трубку на место.
Не собака, а чудо! При этом снаружи чисто оборотень!
Пес рос в длину, тасуя породы,
