Юз Алешковский - Чаинки
Чуть не забыл. Ира с самого начала не ленилась просить наших китайских знакомых начертывать для нас иероглифы названий разных блюд — мясных, овощных и прочих. Так что, заходя в очередной кабачок мы не мучились, а просто тыкали пальцами в блокнотик и нам таранили все то, что было нам по душе. Правда, не раз, из-за тоски по многообразию, я бродил по ресторану и глазами выискивал на столиках что-нибудь внешне очаровательное. А уж тогда просил официантку, растерянно следовавшую за мною, притаранить нам то-то и то-то, угря, скажем, или замысловато заделанную утку, или суп черепаший, или миску лапши, пересыпанной морскими гадами и водорослями.
Кстати, я вовсе не чревоугодник. Я необыкновенно почтительно и очень благодарно отношусь к китайской кухне еще и потому, что она — ей, между прочим, несколько тысяч лет — на все стопроцентов диетичная — раз, и фармацевтичная, то есть целительна — два. Есть в Китае ресторанчики, где хозяин или официант, поначалу нащупывают у клиентов пульс, выясняют, как там ихнее здоровье, какие их изводят болячки, и только тогда, исходя из прощупанного диагноза и собственной вашей информашки, рекомендуют ту или иную жратву. Так однажды, придя во врачебный трактир с каким-то, вежливо говоря, полупоносом, похмельной депрессухой и с аритмией, я, пожевав чего-то ужасно нежного, потом немыслимо острого, потом восхитительно проскальзывающего в пищевод, далее везде, потом чего-то выпив и насладившись паровой рыбкой с пряностями, вышел оттуда с гордым полузапором, сердце мое, стучало ровно и беззвучно, как дизель атомной подлодки, а бодр был словно стахановец на стройке Великой Китайской Стены, где вскоре мы побываем. Кроме шуток, если бы китайцы не употребляли в пищу такую массу разнообразной зелени с иными плодами земли и вод земных, то, не знаю, выглядели бы они такими здоровыми и стройными людьми, не знаю. Впрочем, я уверен, что плодовитость китайцев процентов на 80 зависит от магически целительных свойств их национальной кухни, да и от ее эстетики тоже. А с другой стороны, думалось мне иногда, в аппетитах своих надо уметь сдержанно сочетать художественную всеядность со благородной избирательностью вкусов, любовь к старинной китайской кухне с тягой к затейливой изысканности грузинских застолий и верностью дивному русскому стряпанию, не говоря о вечном почтении к иным великим блюдам, более долголетним, чем пресловутая дружба народов. Что, скажите, за жизнь без холодца под стакан ледяной воды, без селедочки, бастурмы, суши, винегретика, сациви, пельмешек и массы ихних разноплеменных родственников, что, ответьте мне, за кайф без шашлыка, желательно, карского, осетрины с грибочками, бешбармака, ухи, кисло-сладкого жаркого, телячьей отбивной, киевского торта и прочих восхитительных блюд, от которых мы всю жизнь балдеем, которые одним, мне, например, сокращают жизнь, а кое-кому, допустим, немецкому писателю Юнгеру, недавно умершему, продлили ее до ста двух лет.
Наладить сон, больше суток лишь подремавши, да и еще с разницей в полдня во времени, — скажу вам, трудновато. Но не дрыхнуть прилетели мы сюда, а глазеть вокруг. Глазеть и попытаться, если не почуять себя, как карпы в воде, то хоть слегка просечь некоторые особенности сложно устроенного космоса национальной китайской жизни…
В Тайюане поздняя осень. Заморозков еще нет, но ранним утречком, пользуясь слабостью солнца, близкие горы овевают холодком туманным немноголюдные аллеи кампуса. Студенты еще не высыпали из общаг. Первый наш выход в город.
Только что рассвело, но за оградой институтской территории — звучанье речи незнакомой… запахи и звуки, которые есть приметы энергичного стряпанья… ножи стучат на разделочных досках… слышно, как тесто шлепают руками и с силой отбивают его об те же доски… пельмени, значит, вот-вот будут готовы… луком, чесноком, киндзой, пряностями шибает в ноздрю, выбивая из глаз слезу умиления и восторга… вот мы с Ирой уже в гуще стряпух и стряпающих мужичков… это, естественно, частники. Потом я узнал, что многие люди — а впечатление такое сложится, что энергичны в Китае все китайцы от мала до велика — многие люди до начала основной работы успевают подкалымить на приготовлении утренней жратвы. К слову говоря, кое-кто после рабочего дня или службы раскладывает лотки и всякой всячиной кое-что приторговывает себе на мелкие расходы… масло шипит на сковородах… что-то овощное заворачивается в лепешки… обручами свежей лапши артистично манипулируют подмастерья… с десяток, как я понял, разных похлебок закипают в кастрюлях… горы диковинной заправки высятся рядом с ними — овощи, зелень, свинина, курятина, ракушки, креветки, рыба… булькают соусы в котелках и в судочках… скоро студенты подрубают все это — начисто сметут копеечную, но вкусную жратву, а братия поварская возьмется за стряпанье обеда… потом и ужина… так вот одни целый день не без прибыли для себя крутятся, а другие благодарно и очень экономно не казенную, а домашнюю жратву. Надо ли говорить, что уличная еда — самый первый, самый простой уровень ежедневного кулинарного ритуала простых китайцев, которому охотно следуют даже люди с достатком, поскольку более изысканная кабацкая жизнь начинается гораздо позже. Попробовав лапши и пельменей — величиной с кулак — мы с Ирой зачастили потом на славный пятачок около институтских ворот. А днем там образовывался уличный, иначе его и не назовешь, универсам. Все там было — от носков, стирального порошка и обувной ваксы — до кока-колы, семечек с орехами и фруктов…
Вы спросите, а что это я так бездуховен — все о жратве да о жратве толкую. Впрочем, я и сам себя ловил в Китае на частых мыслях об этой самой духовности — в нынешнем ее российском понимании — и на страстях мистера желудка. А вот почему я так бездуховен. Дело тут не только в действительно страстной моей любви сразу к нескольким китайским кухням. Я просек, что никакие реформы не пошли бы в Китае такими высокими и не туфтовыми темпами, если бы все тот же Дэн Сяо Пин и его неглупые коллеги не сообразили, с чего надо начать новую жизнь народу, до чертиков измордованному в одной отдельно взятой депрессивной стране. Накормить надо народ — вот с чего. Дать ему возможность самому производить жратву, чтобы и сытым быть и обрести чувство достоинства. Расковать надо природную его тягу и гений трудолюбия к самодеятельности во всех самых традиционных сферах общественной жизни. Необходимо перестать долбать ему мозги марксистско-маоистской тухлятиной, давно потерявшей наркотические свойства и так далее. Вот и пошли реформы. К сожалению, в России, где даже ханыги неустанно гунявят в пивнушках о своей якобы духовности, безнадежно глупо побрезговали пойти по китайскому пути. Там пошли по пути, указанному Валютным Фондом, усеянному долларами, и по прочим идиотским путям. Там начали не с земли, не с поощрения коммерции, не с правовой защиты бизнесменов, а с воскрешения прежде запрещенной литературы, с размножения партий, с приглашения урок из-под нар на раздел национальных богатств, с рэкетирства, с мгновенного превращения комсомолок в грязных шлюх, с казино, с киднапинга, с убийств стариков, владельцев квартирок, с продажи за рубеж несчастных сирот, с револьверизации и автоматизации всей страны, с фашизации неприкаянных слоев населения…
До центра Тайюаня далеко — километров пятнадцать. Едем туда на троллейбусе. Спешить некуда, хотя везде навалом таксистских коробок из-под сардин. Ну и во всю глазеем по сторонам. Поразила нас огромная протяженность и ширина улиц, очевидно, прозапас рассчитанная на прирост рождаемости, если та внезапно вырвется из-под опеки партии и государства. Почти все улицы — либо Садовые кольца, либо Комсомольские проспекты, если не шире. Их крайние ряды отданы во власть велосипедистов, показавшихся нам — из-за многочисленности их и независимого нрава — как бы и не людьми, а двухколесными мутантами. Вдруг то один мутант, то другой вырываются под носом у троллейбуса на середину улицы, прут себе куда-то против движения, давая всем понять вольной своей грацией, что они вполне спокойны за свою безопасность. Это вы, мол, товарищи водители, думайте и шустрите, как бы нас не сшибить и не обидеть, прав у нас больше, чем у вас. Ну велосипедисты, а их тут десятки миллионов, если не сотни, ладно — они как бы мутанты. Еще больше поражает отношение водителей грузовиков и легковушек к правилам движения. Поверьте, это весьма страшновато, когда осознаешь, что иногда на правила эти начхать всем — и пешеходам, и велосипедистам, и разной шоферне. Нет правил. Анархия! В чем дело? Возможно, китайцы таким вот странным образом намекают партии на то, что они намного свободолюбивей, чем ей кажется? Вот тачка несется к нужному ей месту против движения, чуть ли не лоб в лоб встречному самосвалу. Это явно психическая атака, бесстрашно принятая обоими камикадзе асфальтовых просторов. Закрываю глаза — сейчас бабахнутся, все… абзац… ан — нет. Это мы с Ирой стоим, как остолопы, а обе тачки успели разъехаться, причем без взаимной клаксонной истерики, без адских проклятий, чего не может быть ни в Москве, ни в Иерусалиме. Жаль времени нет эфирного для рассказов-ужасов о такого рода рядовых явлениях на улицах провинциальных городов.
