Борис Львович - Актерская курилка

"Господи, Боже мой, – Гончаров схватил за руку стоявшую рядом завлита Тамару Браславскую, – ну, как же ее!" "Кого?" – не веря глазам, спросила Тамара. "Вон ту, справа!" "Вера Николаевна, – пролепетала Браславская. "Да, да, вот именно: что вы там играете, Вера Николаевна!"

Гончаров репетирует "Кошку на раскаленной крыше" Уильямса. Мы, стажеры, сидим в зале – ассистируем. То есть составляем основную аудиторию, которой Мастер адресует свои неистовые крики. Репетиция не ладится, так что крику все больше. В конце концов Гончаров наорал на исполнительницу главной роли Татьяну Доронину, сообщив, что с ее короткой шеей не следует так подстригать парик! Доронина, тоже известная своим несладким характером, спорить не стала, а повернулась и уехала из театра.

Оставшись без оппонентки, Гончаров и вовсе занервничал. Ткнув пальцем в сторону декораций, он вдруг зловещим шепотом вопросил: "А где занавеска? Здесь должна быть занавеска!" После нескольких секунд гробовой безответной тишины прозвучало почти по слогам: "Всю ди-рек-цию не-мед-лен-но сю-да!!!"

Тут же за закрытыми дверьми зала, в фойе, раздался крик: "Дирекцию сюда немедленно!!" Это супруга Вера Николаевна, которой Гончаров запрещал находиться в зале во время репетиций, бросилась за дирекцией, крича на ходу про мерзавцев, которые только и делают, что хотят смерти Гончарова.

В зал входит директор Зайцев, верный гончаровский человек, переходящий за ним из театра в театр. Следом – его замы, помощники и постановочная часть. Рассаживаются в зале. После паузы, глядя в сторону, Гончаров начинает (надо слышать, как голос его в течение фразы поднимается от баритональных нот к фальцету): "Когда в моем кабине-те… умирал Охлопков… вы за его спиной разво-ро-вы-ва-ли театр… и разворовали до такой степени, ЧТО НЕТ ЗАНАВЕСКИ!!!" Зайцев, побагровев от незаслуженной обиды, нечленораздельно кричит, что не позволит, и выскакивает из зала. Замдиректора Мулюкин пытается перевести конфликт в область переговоров: "Видите ли, Андрей Александрович…" "А вы кто такой?" – обрушивается на него Гончаров. "Я заместитель дире…" "Не-ет такой профессии! – бушует Гончаров, – кучка воров на шее у театра – вот кто есть!!!" Немаловажную роль в организации скандала играет Вера Николаевна. Находиться в зале ей нельзя, поэтому она мечется по фойе, заламывая руки, время от времени появляясь в дверях зала. Дверей всего три. Она открывает резко правую, кричит: "Андрей, не разговаривай с идиотами!" – тут же захлопывает ее и через минуту возникает в центральной. "Андрей, они убьют тебя, прими "Сустак"!" И следующий вопль уже из левого входа: "Убийцы, не мучайте его! Убийцы!"

Скандал, впрочем, неожиданно заканчивается, потому что Гончаров, накачав себя до творческого состояния, вдруг поворачивается к сцене и начинает репетировать. Звучит музыка, артисты входят и выходят, дирекция тихонечко покидает зал. Вера Николаевна идет кричать на работников буфета, мы сидим, как сидели. Про занавеску никто и никогда больше не вспоминает.

Одно время в театре им. Маяковского работали сразу трое артистов Ильиных: отец Адольф и сыновья Володя и Саша. Как-то Гончаров, гоняя в репетиционном экстазе очередную жертву, вдруг завопил: "Это Ильин должен играть! Иль-и-на-а сюда немедленно!!" "Какого Ильина-то?" – пытались помочь актеры и помрежи. "Этого! Ну, этого… такого!!!" – заходился в крике Гончаров, показывая руками, какого Ильина. "Сашу, что ли?" "Да-да, Сашу! – орет Гончаров. – Вот именно, что Сашу!!" Человек пять тут же бросились за кулисы, нашли Сашку Ильина, притащили и вытолкнули на сцену. И тут же раздался дикий крик Гончарова: "Э-э-то не Саша!!!!"

Взяв в работу пьесу Боровика "Венсеремос!", Гончаров назначил вторым режиссером замечательного актера Анатолия Ромашина. Сев в режиссерское кресло, Ромашин неожиданно сделался очень похож на своего мэтра. Сначала он раздраженно покрикивал на коллег, а потом просто стал орать. Актеры недвусмысленно намекали ему: мол, что позволено Юпитеру, то не дозволяется быку, но Ромашин – актерская природа! – все больше входил в роль, и однажды допрыгался. После очередного крика, что Володя Ильин не актер, а дерьмо, Володя спрыгнул со сцены в зал и ударом в челюсть послал Ромашина в нокдаун. Тем же вечером они в знак примирения вместе напились в ресторане Дома актера.

Наутро в свое законное кресло сел Гончаров. Крику было, ровно как всегда, но, когда Володька чуть задержался с выходом, вдруг, к изумлению всего театра, вместо обычного вопля: "Где Ильин?!!", Гончаров пару раз кашлянул в микрофон и подчеркнуто вежливо произнес: "Во-ло-дя Ильин, прошу вас, по-жа-луйста на сцену!"

За кулисами по этому случаю был настоящий праздник.

Еще один крик Гончарова: "Костолевский, не стойте покойником!!!"

В театре Сатиры служил актер Георгий Баронович Тусузов, прославившийся редким долголетием: он прожил 97 лет и выходил на сцену чуть ли не до последних дней. Секрет свой он объяснял тремя факторами: "Я никогда не делал зарядку, никогда не был женат и никогда не обедал дома!"

Анатолий Папанов, бывший младше его лет на тридцать с лишним, мрачно шутил: "Не страшно умереть – страшно, что за гробом пойдет Тусузов!"

Главному режиссеру театра Сатиры Валентину Плучеку очень повезло в семейной жизни. Его супруга Зинаида Павловна, женщина очень красивая и властная, положила всю жизнь на сохранение его здоровья и долголетия. Мастеру оставалось только заниматься творчеством – остальное все она! Даже фрукты ему мыла с мылом. Однажды в актерском Доме творчества в Рузе мы собрались в их домике. Плучек как всегда "держал стол" – рассказывал и показывал байки под неизменный общий хохот. Я взял гитару и спел одну из последних песен Юрия Визбора, незадолго до того умершего пятидесятилетним. Все погрустнели. Плучек, которому было под восемьдесят, тут же бодро заявил: "А-а, я вот, например, про себя точно знаю: я умру от удара Зинкиным утюгом в висок, после того, как съем немытую сливу!"

Замечательный артист театра Сатиры Михаил Державин некоторое время был зятем Буденного. Вот как-то он везет своего легендарного тестя на дачу и по дороге развлекает его анекдотами про Василия Иваныча Чапаева. Буденный слушал внимательно и серьезно, закручивая ус на палец, потом досадливо крякнул: "Э-эх, говорил я ему, дураку: учись!!"

Николай Охлопков увлекся режиссурой еще в актерской молодости, когда служил у Мейерхольда. Он так доставал великого реформатора Театра своими соображениями, что Мейерхольд, говорят, прибегал на репетицию на пять минут раньше и кричал: "Коли нет? Так, опоздавших не ждем, запираем двери, начинаем репетицию!" Впоследствии судьба Мастера, как известно, сложилась трагически, а «Коля» стал одним из корифеев советского театра.

Однажды, будучи главным режиссером театра им. Маяковского, Охлопков поставил пьесу "Лодочница". Пьеса была поганая, и спектакль получился соответствующий. На сцене была сооружена огромная ванна, наполнявшаяся настоящей водой, в которой туда-сюда плавала настоящая лодка. Видимо, этим и хотел постановщик поразить зрителей, потому что больше не придумал ничего. На премьерных поклонах аплодисменты зрителей были настолько жидкими, что закончились еще до того, как артисты и постановочная группа ушли со сцены. И в наступившей неловкой тишине раздался спокойный голос известного московского острослова, драматурга Иосифа Прута: "Коля, после спектакля не забудьте спустить воду!"

Даже далекие от театра люди хорошо помнят замечательного актера Ленинградского БДТ Ефима Захаровича Копеляна. (После его знаменитого чтения заэкранного текста в "Семнадцати мгновениях весны" друзья стали называть его "Ефим ЗАКАДРОВИЧ".) Он рассказывал, как, впервые выходя на прославленную сцену БДТ, от волнения появился не в дверь, а через окно. На сцене в это время находился тогдашний премьер театра Монахов, к которому после спектакля и отправился извиниться расстроенный Копелян. Николай Федорович выслушал его сбивчивые тексты, тяжело вздохнул и спросил: "А больше ты ничего не заметил, Копелян? Ты ведь, голубчик, мало того, что вошел через окно, ты ведь вышел-то… ЧЕРЕЗ КАМИН!!!"

Две знаменитые ленинградки – певица Людмила Сенчина и актриса Нина Ургант – соседки по даче. Они дружат, и Ургант даже назвала свою любимую кошку Люсей. Эта кошка однажды куда-то запропала и Ургант побежала ее искать. Будучи склонной к употреблению самых эмоциональных форм русского языка, она при этом кричала на весь поселок: "Люська, тварь, трам-тарарам, ты куда запропастилась, проститутка эдакая!!" На что одна из соседок любезно спросила с крыльца: "Вы Людочку Сенчину ищете?"