Изабель Вульф - Мучения Минти Мэлоун
— Знаю-знаю, — улыбнулся он, и мы зашли внутрь.
Я еще раз посмотрела на него. Ощущение было такое, будто сегодня я впервые отчетливо его вижу — прежде темная тень Доминика застила мне глаза. Хотелось рассказать Джо о встрече с Домиником, но я решила подождать до конца показа. Это была новая фильмокопия классической картины Джона Шлезингера «Вдали от безумной толпы» [70].
— Только прошу, не шурши попкорном, — предупредил Джо, когда свет погас, наступила темнота и раздвинулся нейлоновый занавес.
— У меня нет попкорна, — ответила я.
— И не разговаривай со мной во время сеанса, — продолжал он. На экране появилась Джули Кристи. — Это очень раздражает, и не только меня.
— Ш-ш! — зашикал кто-то с заднего ряда.
— Вот видишь! — Я закатила глаза. — И не хватайся за меня, когда будет страшно, — прошептал он. — Я тебя знаю.
— Это же не фильм ужасов, — прошептала я в ответ.
— Тогда просто не трогай меня, о'кей? — велел он и обнял меня правой рукой.
Я хихикнула. А потом покраснела. Я чувствовала себя необъяснимо счастливой, потому что снова была рядом с Джо. Но скоро я уже очутилась среди холмов Уэссекса, с волнением сопереживала борьбе Батшебы за свою ферму, ее страсти к сержанту Трою. Однако и слепому было ясно, что Трои — мелочный ублюдок, а Батшеба — полная идиотка, раз отвергает замечательного Гэбриэла Оука. В конце концов, у нее открылись глаза. «Оглянись, — говорит Алан Бэйтс Джули Кристи в конце фильма, — и я буду рядом. И когда я оглянусь, — беззаботно продолжает он, — рядом будешь ты». И улыбается. Джули Кристи отвечает ему улыбкой. Они исчезают из кадра, идут титры.
— Вот это называется счастливый конец, — провозгласила я, когда мы поднялись с мест. — Наконец-то она прозрела.
— Но Харди сперва заставил ее помучиться, — заметил Джо. — Он все время измывается над своими героинями, устраивает им адские испытания. Так! — произнес он и взял меня под руку. И теперь, свободная от чар Доминика, я почувствовала, как внутри что-то подпрыгнуло. — Пойдем со мной, — скомандовал он и мягко добавил: — Пожалуйста.
Мы шагали по Апперстрит и Роузбериавеню, и мне было очень-очень хорошо. Наконец-то я могу жить дальше. Жить дальше вместе с Джо. Конечно, мы можем быть больше чем друзьями. Нужно просто убедить его, что Доминик меня уже не интересует. Ведь это правда. Мне плевать на Доминика. Он утратил реальность, стал героем страшного, беспокойного сна. И сейчас я просыпаюсь, а он растворяется в воздухе, как привидение, бесплотный пришелец из другого мира. Теперь у меня есть Джо. Из плоти и крови. Его твердая и сильная рука держит меня под руку. Мы разговариваем о фильмах и режиссерах, и мне это очень нравится, ведь он так много знает, а я очень люблю кино. Мы проходили мимо «Садлерз-Уэллз». Люди спешили в театр, и тут, к своему изумлению, я увидела папу. Он стоял у входа. У него был взволнованный вид. Даже странно, ведь обычно он такой спокойный. Наверное, мама задержалась на какой-нибудь благотворительной вечеринке.
— Папа! — позвала я, вспомнила его записку на доске в церкви Сент-Брайдз, и сердце мое наполнилось нежностью. — Папочка! — еще раз закричала я. Но он не слышал. Он стоял у входа, но не махал рукой, а хмурил брови. И тут, наконец, заметил меня. Видели бы вы, как он удивился!
— Минти? — с изумлением спросил он.
— Привет! Что будете смотреть?
— О… Хм… «Коппелию», — ответил он, слегка занервничав. Интересно, мне показалось или он действительно покраснел?
— Это Джо, — представила я.
Джо и папа обменялись рукопожатием. Так мы и стояли несколько секунд, а потом папа вдруг произнес:
— Что ж, не буду вас задерживать. — Как будто не хотел, чтобы мы здесь торчали. Меня это озадачило.
— Надеюсь, спектакль вам понравится, — произнесла я. — И надеюсь, мама не слишком опоздает. — Папа улыбнулся, какой-то напряженной улыбкой, и мы с Джо ушли.
Я рассказала Джо о маминой одержимости филантропией. Мы перешли улицу, повернули налево, на Эксмаут-Маркет, и остановились у дверей кафе «Кик». Обстановка внутри была очень простая, зато имелось три стола для игры в настольный футбол.
— Давно хотел показать тебе это местечко, — заметил Джо. — Но никак… не подворачивалось удобного случая. А сегодня как раз подходящий момент.
— Да, — согласилась я. — Ты прав. Вообще-то, Джо, я хотела кое-что тебе сказать. Что-то очень важное.
— О'кей. Выкладывай. — Но он уже опустил монетку в прорезь, и на поднос со стуком высыпались семь пробковых мячиков. Я решила отложить признание на потом. Сначала можно и поиграть.
— Итак, запомни, — предупредил Джо, погрозив мне пальцем. — Мячи не закручивать.
— Ты за кого меня принимаешь? Я же не Алистер Кэмпбелл.
— И никаких «бананов».
— И не подумаю.
— Если я забью гол, ты покупаешь мне выпивку. И наоборот.
— Договорились.
С самого начала матч заладился. Я играла довольно агрессивно, пытаясь прорвать оборону защитников Джо.
— Отличная защита! — крикнула я. — У тебя очень быстрая реакция. Но… — продолжала я, разворачивая центрального нападающего к воротам, — не такая быстрая, как у меня! Ура! Один — ноль!
Джо купил мне «Перони». Следующий гол забил он, и я отправилась за выпивкой.
— Ты закручиваешь — хватит!
— А ты слишком долго думаешь перед ударом.
— Хочешь сказать, я жульничаю?
— Да.
— Вот тебе! Гол! Два — один!!
Я принесла Джо еще пива. А потом еще. Мы оба уже были навеселе. Я смеялась. На самом деле я чуть ли не на облаках плавала от счастья, чему, конечно, способствовало пиво. Мы отчаянно флиртовали.
— Я рад, что мы снова друзья, Минти, — произнес Джо.
— Правда? — я улыбнулась.
— Да. После нашего «последнего танго в Париже», — продолжал он с хитрой улыбкой, — я был словно «зачарованный». Сработал «основной инстинкт», — добавил он и пьяно хохотнул.
Я решила подыграть.
— Это было «роковое влечение», да? — хихикнув, спросила я и отхлебнула еще пива.
— Можно и так сказать, — ответил он. — Но я не предпринял никаких шагов, потому что… — он на секунду замолк и загнал мяч в угол, — …потому что у тебя тогда было «холодное сердце».
— Да, — согласилась я. — Мои «четыре свадьбы и одни похороны» закончились «катастрофой». О, отличный гол!
— Так, с тебя еще «Перони». У тебя был «психоз», — выдал он.
— Нет! — возразила я. — Просто еще одна «женщина на грани нервного срыва».
— И, правда, «почему дураки влюбляются»? Но потом, — изощрялся он, — «в один прекрасный день», у нас случилась одна из этих «опасных связей», после чего мы оба долго хранили «молчание ягнят».
— Я сидела «одна дома», — подхватила я, подводя к мячу полузащитника. — Словно попала в «мертвую зону».
— «Унесенная ветром», — хихикнул Джо. — Ты даже на звонки не отвечала.
— Потому что мужчины меня просто достали. Я сказала: «с меня хватит». И решила стать «деловой женщиной».
— Но это были «жестокие игры».
— Прости. Ого-го — вот это гол! Ну и хитрый ты, Джо.
— Но теперь все о'кей, и мы можем…
— …вернуться «назад в будущее»? — откровенно предложила я и бросила на поле последний мяч. Игра подошла к концу. Самое время поговорить. Пора признаться Джо, как много он для меня значит, как я люблю его, «верно, безумно, глубоко». Сказать, что не хочу, чтобы мы были просто «друзьями». Не хочу, чтобы он уезжал в Лос-Анджелес. Мечтаю, чтобы он остался в Лондоне и наполнил мою жизнь смехом. Все изменилось.
— Я должна тебе кое в чем признаться, — объявила я в ожидании заказанной пасты. — Это серьезно. — Он сверлил меня взглядом.
— Ты что… беременна? — театральным шепотом спросил он.
Я закатила глаза:
— Нет-нет.
— Если ты беременна, я тебя не оставлю. Я привык отвечать за свои поступки. Сама знаешь.
— Послушай…
— Из тебя получится чудесная мама, — схохмил он.
— Я пытаюсь быть серьезной, — упрекнула я.
— О'кей, — улыбнулся он. — Давай говорить серьезно.
«Да, — подумала я. — Давай говорить серьезно. Прекрасная мысль».
— Это касается Доминика…
— О нет, — вздохнул Джо. — Только не это. Не надо портить вечер.
— Я просто хочу сказать, что он меня больше не интересует. Все кончено. Финиш. Я кое-что поняла. И это все меняет.
— Что же? — Кажется, он был заинтригован. Мы сели за маленький столик в углу.
— Я поняла, что не виновата, — сказала я.
— В чем?
— В том, что произошло у нас с Домиником. Это целиком и полностью его вина.
— Что ты имеешь в виду?
Пока мы уписывали пасту, я рассказала — правда, язык у меня немного заплетался, — как позвонила Вирджиния Парк, как я встретилась с Домиником, и что он сказал.
— Он бросил меня из-за денег, — негодовала я. — Из-за каких‑то бумажек. В панике сбежал, потому что боялся потерять свои грязные капиталы. А потом, когда кризис неожиданно миновал, понял свою ошибку и захотел меня вернуть.
