Djonny - Сказки темного леса
На отделение я прибыл исполненный показного спокойствия, каталку бросил возле туалета, а сам пошел с одеялом и документами прямо к своей каморке. Выпить, лечь спать и забыть про этот случай — вот и все мысли, что крутились на тот момент у меня в голове. Я шел, словно зомби, и даже не заметил Зою Михайловну, неожиданно оказавшуюся у меня на пути. Ой, блядь, подумал я, ведь начнет сейчас удивляться — как же это я так быстро больного отвез?
— Где ты был столько времени? — вместо этого накинулась на меня Зоя Михайловна. — Жду тебя уже сорок минут, а ты… Отвез больного?
Я словно налетел с разбегу на стену. Сорок минут? Немыслимо! Оставив Зою Михайловну без ответа, я повернулся на месте и бросился на первый этаж, где расположен вход в приемный покой. Тамошний санитар, Василий, подтвердил однозначно — он видел, как я полчаса назад вывез из лифта и спустил по пандусу какого-то старика. Что значит — куда я его повез?
— Ты сам то как? — участливо спросил меня Василий. — В смысле, с головой все в порядке? Вопрос Василия был не праздный — на днях из морга уволили одного из тамошних санитаров, у которого сделалось не в порядке с головой. За ним подметили, что он повадился оставаться в помещении трупохранилища внеурочно, и поначалу подозревали в дурном. Думали, что он в тайне от товарищей снимает у мертвецов с зубов золотые коронки, а деньгами не делится, и тогда стукнули администрации. Те решили за ним проследить. Подобрались втихую к дверям, открыли — и так и застыли в проеме, словно громом пораженные.
В маленькой комнате повсюду лежали трупы — сваленные на каталках вдоль стен и попросту на полу. Мятежный санитар расположился на столе, застыв обнаженным в позе «полулотоса». Он даже не сразу пришел в себя, когда открылась дверь и в помещение ворвались разгневанные члены больничной администрации. От греха подальше его слили втихую, а место его досталось другим людям — поумней да попроще.
— Все путем, — успокоил я Василия. — Заспал просто, не могу теперь вспомнить. Покинув Василия, я бросился по отделениям, задавая везде один и тот же вопрос — не поступал ли им в течение часа с «1-ой хирургии» новый больной? В конце концов медсестра с «3-й терапии» обнадежила меня вопросом:
— Что, уже привезли документы?
— Угу, — отозвался я, — только возникли небольшие сложности. Где больной?
— Положили пока во вторую палату, — отозвалась медсестра. — Пойдем, покажу. В молчании мы прошли по коридору до двери в палату.
— Вон он, — ткнула пальцем сестричка через проем на одного из пациентов, укутавшегося одеялом с головой.
— Проснись, уважаемый, — позвал я, подойдя к койке и сдергивая одеяло.
Я даже не предполагал, что один и тот же старик сможет удивить меня за день больше, нежели один раз. Под одеялом лежал молодой человек, субтильный юноша примерно шестнадцати лет. Увидав меня, он захрипел, выпучил глаза и поднял руки, словно защищаясь.
— Оставьте меня в покое! — закричал он. — Я ничего не сделал! Но на этот счет у меня было другое мнение.
— Этого я привез? — более ничего не стесняясь, осведомился я у сестры.
— Да, — подтвердила она. — Этого, кого же еще? Тогда я наклонился к уху паренька и тихо зашептал:
— Вот что, дед. Либо ты сознаешься, в чем тут дело, либо я тебя на месте задушу, и похуй на все твои фокусы!
Юноша долго думать не стал и во всем сознался — благо виноватым себя особенно не считал. Он сидел на лавочке перед урологическим отделением и дышал свежим воздухом — когда я подошел к нему, толкая перед собой коляску, груженную завернутым в одеяло стариком. Последнего я размотал из одеяла и выгрузил на скамейку, игнорируя все возражения, а парнишке велел завернуться в одеяло и полезать на его место. Поначалу он не хотел ехать, и тогда я надавал ему оплеух, запихал на каталку и привез сюда. Где дед, он не знает, но думает, что все ещё там — то есть мерзнет на скамейке перед урологическим отделением.
Бросив все — парнишку и встревоженную сестру, я бросился к скамейке искать деда. Погода стояла леденящая, так что я резонно полагал — дед, наряженный в одну только пижаму, уже откинул копыта от холода. Но нет — старик сидел на скамейке, как ни в чем не бывало, кутаясь в чей-то больничный халат, а двое других больных угощали его из термоса горячим чаем. Ясное дело, дед успел намерзнуться, но остался жив и даже не особенно сетовал на меня — так обрадовался, что за ним наконец-то пришли. Так что это пусть ученые гадают — может человек или нет действовать полностью бессознательно? Для меня этот вопрос считается теперь полностью разрешенным.
В другой раз причиной неурядиц послужил окончательно испортившийся больной. Или его не так резали, или опоздали разрезать — но к утру он помер, а его труп положили к туалету, на каталку с надписью «мусор». Такого быть не должно, но санитары морга вовремя не возвращают на отделения каталки с надписью «морг» — так что пришлось этому пассажиру кантоваться временно на мусорной каталке.
Видя, что каталка занята, и не решаясь бросать мусор прямо на пол, сестры начали «притыкивать» поверх мертвеца мешки и коробки с разным накопившимся хламом. К обеду мешки с использованными шприцами и ватой, пустые упаковки из-под капельниц и прочая дрянь полностью скрыли под собой мертвеца. Поэтому я очень удивился, когда, выгружая в помойку очередную коробку с каталки, увидел под слоем мусора покойника. Разозлившись, так как возить покойных — не моя работа, я выгрузил в пухто и его, присыпал сверху мусором и отправился спать. Труп обнаружил больничный дворник, было много шума — но расследование замерло, наткнувшись на нерушимую стену моей гражданской позиции.
— Положили, наверное, на каталку с надписью «мусор» и заставили коробками. А когда в пухто мусор выгружаешь, валишь с каталки, прямо через край опрокидываешь. Легко не заметить! В тот раз я отмазался, но между мной и больничной администрацией словно бы пролегла черная тень. Старшая сестра невзлюбила меня и, чтобы отомстить, приказала мне выгрузить по черной лестнице с чердака и сложить во дворе восемьдесят старых пружинных кроватей, общим весом не менее двух с половиной тонн. Выбрав удобный момент, я перекрыл черный вход и скинул все кровати в лестничный пролет, так как не хотел перетаскивать их у себя на горбу. Потолки в Мариининке метров по пять, и кое-что еще приходится на чердачный пролет. Так что лететь кроватям предстояло не меньше восемнадцати метров.
Падая, они бились со страшной силой о бетонный пол и лопались, превращаясь в перекрученные и прошитые искореженными кусками металлоконструкций части пружинной сети. Постепенно весь первый этаж занял собой ощетинившийся металлический еж, и без автогена и гидравлических клещей даже нечего было надеяться разобрать его и вынести наружу. Указав администрации больницы на этот факт, от дальнейшего участия в судьбе кроватей я уклонился. Взбешенная этим сестра-хозяйка, в чьем ведомстве находятся все кровати, в том числе и сломанные, решила меня прилюдно за это унизить. На тот момент я уже разобрался с правами и обязанностями санитара, поэтому не делал на отделении вообще ни хуя. Целыми днями я спал, пил спиртягу и никак больше себя не утруждал. Накладки, конечно, бывали — но далеко не каждый день, я быстро отучил сестер беспокоить меня по всяческим мелочам. Так что ко мне практически не было вопросов: иногда я вывозил мусор или помогал сестрам кого-нибудь перенести, но на этом и всё. Факт, я каждый день возил из столовой обед на все отделение, но на эту должность я вызвался сам. Я любил, остановив лифт между первым и вторым этажом, открыть кастрюлю с горячими котлетами и распить под них мензурку спирта, а иногда и две.
Обращались ко мне только в крайних случаях. Например, однажды доставленная к нам с нарывом на руке пациентка из «Скворечника» вздумала пошалить. Она прошла ночью по всем палатам, собрала у лежачих больных подушки и одеяла и утащила все это к себе, свив у себя на койке нечто навроде гнезда. Возмущенных её поведением сестер она послала «на хуй», а справиться с ней сами девчонки не могли — до того наглая и дюжая это была баба. Тогда за помощью в этом деле сестры обратились ко мне.
Я оторвал жопу от кушетки, накинул халат и отправился усмирять сумасшедшую. Ходил я по тем временам в черных джинсах, напялив поверх свитера футболку с надписью «Slayer», а халат у меня был особенный — черный, с надписью на спине желтой краской «МОРГ». Я выменял его на некоторое количество спирта у тамошних санитаров и весьма им гордился. Оттуда же я привез одну из самых отвратительных каталок — всю в разводах от засохшей крови, с надписью синей краской: «Трупохранилище». Войдя в палату к сумасшедшей, я сразу же взял быка за рога:
— Ну, — доброжелательно начал я, — поздравляю! О вашем поведении теперь даже директор больницы знает! Весело вы все это начали, даже жаль с вами теперь расставаться.
