Светлана Шишкова-Шипунова - Дураки и умники. Газетный роман
Однажды кто-то из соратников дал ему почитать ксерокопию некоего текста, озаглавленного «Протоколы сионских мудрецов». Ксерокопия была подслеповатая и к тому же сильно потрепанная, но Петр Иванович прочитал от строчки до строчки с напряженным вниманием и все нараставшим по мере чтения изумлением. Перевернув последнюю страницу, он был уже другим человеком. Ему открылось нечто такое, о чем он прежде никогда и понятия не имел и догадаться не мог. Теперь же словно глаза у него открылись и в голове прояснилось. Все стало на свои места, и мучившие его в последнее время вопросы получили, наконец, свое разрешение.
— Так вот оно что, вот оно, значит, что… — думал он про себя, и новое, незнакомое прежде чувство закипало в нем и бурлило, и требовало выхода.
Все последующие события лишь усиливали в нем это новое ощущение, во всем он искал и легко находил подтверждение своему новому знанию, и простая душа его переворачивалась от обиды. С тех пор как он оказался посвящен в тайну «мирового заговора», ему стало как будто даже легче, словно камень с души свалился, потому что теперь он точно знал, кто виноват и почему все случилось именно так, как случилось. С этого момента он перестал терзать себя самоедством и только издали ревниво следил за всем, что происходит в стране и в области, но поскольку ни вмешаться, ни помочь не было у него никакой реальной возможности, терпел и ждал. Так прошло пять лет.
Победить теперь, в 1996-м, на губернаторских выборах значило для него морально реабилитироваться в глазах земляков и, главное, собственных сыновей — Кольки и Сашки, чье мнение для него было почему-то особенно важно. Но с другой стороны, возвращаться сейчас, когда все, как ему казалось, окончательно разрушено, развалено и разворовано — значило самому себе подписать приговор, тут у кого хочешь руки опустятся. Он даже удивлялся количеству желающих занять пост губернатора и объяснял это для себя единственной причиной — они не представляют, что их ждет. Но все сомнения разбивались об одно и главное: было жалко и область, которой он отдал в свое время столько сил, и тех же самых наивных и доверчивых людей, которые страдают, но так до конца и не поняли, из-за чего и из-за кого они страдают. Одна поездка в дальний район, встреча там, где-нибудь на развалившейся ферме с замороченными насмерть станичниками, делала его больным, рождала небывалую злость и готовность ринуться в бой, чтобы спасти то, что еще можно было спасти. Главный вопрос, который он задавал себе, стоя по ночам на балконе, был: «А что я реально смогу сделать?» Он все время искал для себя ответ на этот вопрос и уже решил, что если найдет его, если поймет, что сделать еще что-то можно, что не все потеряно, то согласие свое баллотироваться в губернаторы даст. Время шло, а ответа все не находилось.
Между тем небольшая, но сплоченная команда соратников развернула такую бурную деятельность, что отступать уже было, кажется, некуда. С появлением каждого нового кандидата, о котором узнавали, как правило, из прессы, они приступали к Твердохлебу с новой энергией, размахивали перед его носом газетой и кричали:
— Ну что вы хотите, чтобы вот этот стал губернатором? Пусть, значит, добивает область, да?
И предъявляли напечатанный на первой странице «Свободного Юга» портрет некоего Афендульева, бывшего подпольного цеховика, еще в середине 80-х осужденного на 15 лет за хищение социалистической собственности в особо крупных размерах, а пару лет назад выпущенного досрочно за примерное поведение в зоне. Теперь этот Афендульев развернул свое дело — в сущности, точно такое же, за которое сидел, только теперь это называлось частным предпринимательством и всячески поощрялось властями. В своей программе Афендульев обещал каждого второго жителя Благополученской области сделать частным предпринимателем и научить зарабатывать деньги.
Твердохлеб только удивлялся и сокрушенно качал головой. В один из последних дней, отведенных для заявок на регистрацию, соратники устроили «большой хурал» — собрание патриотической общественности города Благополученска. При этом никакой особой рекламы мероприятия не было, но весть о нем распространилась как-то сама собой, по цепочке от одного к другому, и в назначенный день и час к трехэтажному зданию сельхозтехникума прибыло столько народу, что устроители всерьез засомневались, сможет ли актовый зал вместить всех желающих.
Раньше всех пришли и по-хозяйски заняли первые ряды ветераны. Явились бывшие партийные и советские работники — из тех, кто не скрывал и не стеснялся своего прошлого, в основном почему-то женщины. Организованно подтянулись активисты движения «Малая родина», образовавшегося вскоре после событий 1993 года, во главе со своим лидером — высоким молодым человеком лет 32-х, в армейской форме с погонами майора. Это был известный в городе своей активностью депутат Госдумы Андрей Серегин, в прошлом преподаватель военного училища, он же — один из главных инициаторов выдвижения в губернаторы Твердохлеба. Особняком от этой компании держались члены областной организации «новых коммунистов», как они сами себя называли, возникшей на год раньше, чем «Малая родина», и не пожелавшей по каким-то им одним известным соображениям примкнуть к этому движению. Явились сплоченной группой обманутые вкладчики, без которых не обходилось теперь ни одно массовое мероприятие, и заняли в зале самые последние ряды так, чтобы удобно было развернусь свои довольно пообтрепавшиеся лозунги, не мешая сидящим в зале. Прибыли целым отрядом казаки в неизменных черкесках, с нагайками и кинжалами и сели, не снимая высоких папах, в центре зала. Сбоку устроились и ревниво поглядывали на казаков представители союза отставных офицеров. Были немолодые уже мужчины из Союза афганцев и Союза чернобыльцев и печальные женщины из Комитета розыска пропавших сыновей, а в проходах притулились в своих колясках лидеры Движения инвалидов. Были безработные явные, уже зарегистрированные на бирже труда, и безработные скрытые, формально еще не уволенные с остановивших производство предприятий и находящиеся как бы в бессрочных отпусках. Подъехали и попытались сразу пройти в президиум лидеры профсоюзов, но их завернули назад, сказав, что президиума никакого не планируется. Наконец, пришли и скромно сели на свободные места граждане, не состоящие ни в каких общественных организациях и движениях, а просто симпатизирующие Твердохлебу. Было немного молодежи (главным образом, учащиеся сельхозтехникума) и много журналистов, окрестивших потом все это мероприятие «сборищем бывших».
Твердохлеб приехал, когда зал был уже набит битком, люди даже стояли в проходах и сидели на ступеньках возле сцены. Он не ожидал увидеть столько народу и был растроган, так что не сразу смог говорить, когда поднялся на невысокую трибуну; зал неистово хлопал и долго не давал ему начать. Он начал со слов: «Я хочу открыть вам глаза на правду», — и говорил долго, с надрывом, словно впервые за эти пять лет хотел выговориться до конца. Слушали внимательно, понимая и соглашаясь, а что казалось не очень понятным, принимали так, на веру: Твсрдохлеб знает, что говорит, и раз говорит, значит, так оно и есть. Эта встреча решила все дело. Его долго не отпускали, давали всякие напутствия, говорили, что из всех руководителей, которые тут были, он — самый честный, никогда ни на копейку себе не взял. И вот это-то, а не «правда» про сионистов, рассказанная Твердохлсбом, было для собравшихся самым главным.
Особенно подействовали на него слова одной женщины, которая сказала, что она мать троих детей, которых ей нечем кормить, потому что текстильный комбинат, где она проработала 17 лет, стоит уже два года, а большинство работниц сидят дома и устроиться в другое место не могут, потому что везде так, а муж ее на машиностроительном, в котором пока еще работает несколько цехов, но скоро и их закроют, а зарплату не платят уже полгода. И вот у нее, сказала эта женщина, одна, последняя надежда в жизни, что губернатором станет Твердохлеб и наведет порядок, вернет людям работу и зарплату. Кажется, именно после этих слов он и принял окончательное решение.
Предвыборный штаб Твердохлеба разместился в том же сельхозтехникуме, где заместителем директора по хозяйственной части, а проще — завхозом, работала одна из самых активных его соратниц — Наталья Никаноровна Бойко, бывший первый секретарь Благополученского горкома партии. Это было единственное место, куда она смогла устроиться, и то только через полтора года после разгона горкома. Но еще раньше, чем стать предвыборным штабом, кабинет Бойко уже был негласным приютом того самого движения «Малая родина». Тут собирался по вечерам небольшой актив и разрабатывал стратегию действий сначала на парламентских, потом на местных, потом на президентских выборах. И Благополученская область неизменно голосовала не так, как было начертано Москвой и как писалось в газетах и говорилось по телевизору. Из-за этих-то результатов область и окрестили «красным пятном» на карте новой демократической России. И не то чтобы эти несколько человек или движение майора Серегина так уж влияли на умонастроения здешних жителей. Скорее они, эти настроения, как были, так и остались и не менялись существенно, несмотря на все происходившие в эти годы перемены. Но новая власть их замечать и признавать не хотела, она их игнорировала, газеты над этими настроениями издевались и ёрничали, и только эта небольшая группа людей, сделавших «борьбу с режимом» почти что своей профессией, помогала проявиться этим настроениям… Они устраивали пикеты и митинги и празднование отмененных советских праздников, собирая людей на немногочисленные, но все же демонстрации 1 мая и 7 ноября. У них была своя, довольно многочисленная фракция в областном Совете, способная влиять на принятие решений. Эта-то фракция и не пропускала закон о местном порядке купли-продажи земли, уже несколько раз вносившийся по настоянию из Москвы областной администрацией. В вопросе о земле оппозицию особенно поддерживали казаки, стоявшие только за традиционное для них общинное земледелие. А в актовом зале все того же сельхозтехникума чуть не каждый месяц проходили теперь встречи с деятелями большой, столичной оппозиции. Гостей — то известного кинорежиссера, снявшего в свое время нашумевший документальный фильм «Жизнь совка», а потом перешедшего в стан патриотов; то бывшего союзного премьер-министра, сохранившего осанку и выражение лица большого руководителя; а то и главного лидера блока коммунистов и патриотов — встречали восторженно, забрасывали вопросами, первый из которых всегда был один и тот же: «Когда же это кончится?» Одним словом, сельхозтехникум был «гнездом оппозиции» — так говорил губернатор Гаврилов в кругу чиновников своей администрации, но связываться не хотел, полагая, что если начать что-либо запрещать, будет еще хуже — оппозиция уйдет в подполье, а так хоть на виду. У Гаврилова были в сельхозтехникуме свои люди, и он всегда своевременно знал о планах и намерениях Твердохлеба и его окружения.
