Джон Барт - Химера
- Аналогично. А в чем же дело?
- От тебя мне никакой помощи, - пожаловалась она, мотая головой из стороны в сторону. - Ты не говоришь ничего стоящего.
- Мегапент - не мой сын, - сказал я. - И не бывает наполовину полубогов. Единственным моим проступком был отказ заняться с тобой любовью, когда ты этого от меня хотела, а это не карается законом нигде, кроме Фемискиры. К тому же, чтобы выполнить свою работу, я пытался добраться до Афины, а тут встряла ты. Более того, Афина не любит, когда у нее в храмах занимаются любовью, - посмотри на Медузу. Ты могла бы быть сейчас Горгоной, если бы я дал тебе себя соблазнить.
- Если судить по тому, как ты от меня отшатнулся, - пожаловалась она, - можно было подумать, что я уже Горгона.
Я обдумал этот тезис.
- Это не так, Антея. В храме, в ту первую ночь, ты и в самом деле взволновала меня, и наверняка это заметила. Но я ведь был исполненным амбиций юнцом, я спал и видел себя легендарным героем и одновременно стремился себя очистить, да к тому же пекся о законах гостеприимства. Это было неудачное место и неудачное время. Мне жаль, что так получилось.
- Хм. - Но она продолжала, голосом все еще скорее обиженным, нежели воинственным: - Моя сестра тебя боготворит. Просто преступно воспринимать как она, с улыбкой, всю твою двойную моральную бухгалтерию. Ей бы следовало вмазать тебе по яйцам.
Я ничего не ответил, вместо этого беспокойно гадая о схеме прироста в моем случае объема вскрываемой откровениями информации - не будет ли он монотонно расти с последовательными половыми сношениями с чередой женщин, а не с, как в "Персеиде", последовательными ночами с одной и той же женщиной и должен ли я включить в этот набор Антею или же могу перейти непосредственно к Филоное. Но теперь, а тон ее постепенно ожесточался, царица заметила, что находится на пороге, как говорят амазонки, последней четверти: месячные бывали у нее только изредка и скоро грозили вообще прекратиться. Дочери ее, как оказалось, стали шлюхами, да притом блажными, одна из них умерла переширявшись, две другие после нескольких лет безумия и скандального юродства с грехом пополам вышли замуж - браки, о которых лучше не упоминать. Управление полисом после смерти Прета не имело ничего общего с синекурой: как на любую зажиточную вдову, на нее, словно стервятники, слетались лжепровидцы и подлипалы самого разного толка, пока от гнева и отчаяния она не основала матриархию. Мало что в жизни ей было приятно вспомнить; не жизнь, а своего рода кабала надругательств от рук мужчин, от ее грубого отца Иобата через развратного насильника, он же - муж, до жестоких и вероломных любовников - не более лживых, чем я.
- Мегапент был последней соломинкой, - горько подытожила она. - Когда я увидела, каков он, я поняла, что ты - самозванец. И все же ради собственной гордыни продолжала цепляться за все эти четвертьбоговые истории. Теперь ты пытаешься отобрать у меня и это. Будь проклят, зачем ты вернулся в мою жизнь!
Потеряв всякую надежду хоть как-то упорядочить ее несообразные, но настырные жалобы, я только и мог повторять, как Меланиппа свое имя и подразделение, что не был самозванцем и что мы так и не стали любовниками.
Манеры Антеи становились все более и более коварными.
- Мы с тобой, Беллерофон, одного поля ягоды, - хихикнула она. - Неужели ты думаешь, что я поверила этой нелепице о Химере? Даже Филоноя признает - нет никаких доказательств, что все это не примерещилось вам с Полиидом, - еще одна свинская фантазия: убить воображаемое женское чудовище. Никто ее никогда и не видел! Ты надул Иобата точно так же, как Полиид пытался надуть твою мать, - и самым жестоким образом надута Филоноя, которая все время знала, что ты - фальшак, и тем не менее любила тебя.
- Я убил-таки Химеру, - в полном унынии возразил я. - Она была вполне реальна, Антея: я видел дым и пламя…
- Кто не в состоянии немножко подымить в старом вулкане?
- Я чувствовал, как она кусает мое копье! Я видел, как она вылетала, окруженная дымом!
- И кто же из них с крыльями? - наддала Антея. - Лев, коза или змей?
- От нее на скале остался идеальный отпечаток!
- Каковой никто, кроме тебя, не видел. Завязывай со всем этим, Беллерофон. Филоноя говорит, что ты по примеру Персея хочешь улучшить свои прошлые достижения. Я считаю, что ты, прежде всего, ничего никогда не достигал. И вовсе не эта дутая схема побудила тебя просить ликийцев, чтобы они вышвырнули тебя из города…- Она запустила в меня бумагой Полиида, которую ранее изъяла ее дворцовая стража.- Это была нечистая совесть. Вся твоя жизнь - сплошной вымысел.
Потрясенный, я потряс головой:
- Я понимаю, как все это могло тебе так показаться. Но есть одно, чего не знает обо мне даже Филоноя…
- Она знает больше, чем ты думаешь, - презрительно бросила Антея. - Когда совсем недавно до нее дошло от козопасов с горы Химера, что чудище вернулось восвояси, опять дымит в своем кратере, она притушила все слухи, чтобы скрыть это от тебя. Как ты думаешь, почему бы иначе она была так озабочена, чтобы спровадить тебя из города?
- Ты лжешь! Ты сама себе противоречишь! Я потопил карийских пиратов, отбросил солимов и амазонок, изнасиловал бедного младшего капрала, питавшего столь высокие чаяния о себе и своем народе. И я убил, убил-убил-убил Химеру! Фокус с приливом был, признаю, Филоноевой находкой, но на этот трюк меня подвигли и благословили сами боги, точно так же как Афина помогла мне обуздать Пегаса. И ведь есть доказательство, что со мною… что все это не шутки: как быть с Пегасом?
Антея торжествующе улыбнулась:
- Точно такой же фальшак, как и его хозяин. Филоноя рассказала мне про эту твою сказочку про белого бычка да красна петушка о гиппомане - она даже поверила ей! Ладно же, как раз так получилось, что у меня дома завалялась понюшка-другая этой травки, и, дабы показать ей, насколько она ослеплена твоей фальшью, я влезла сегодня днем на твоего свинско-мужланского женоненавистнического коня и скормила ему все, что у меня было. Не конезавод, а скотобаза! Он полетел вверх тормашками.
Весь в тоске, не в силах разобраться, что в ее разглагольствованиях было ложью, что - заблуждением или недоразумением, а что - обескураживающей истиной, я более не спорил, а лишь жалко привалился к каменной стене камеры, схватился за свой болтающийся уд и сказал:
- Настоящие амазонки предоставляют мужчине выбор между смертью и оскоплением. Если ты собираешься совершить надо мною и то и другое, прошу, начни с убийства. Ради твоей сестры, ладно?
- Ради своей малодушной сестры, - откликнулась Антея, - я на самом-то деле собираюсь отправить вас обоих обратно в Ликию - с красным петушком на яичках, жульничеством и всем прочим. При одном условии.
Я подозрительно взглянул на нее. Она улыбалась.
- Заберемени меня.
- Не идиотничай.
- Вытаскивай меч, - холодно бросила она амазонке - и мне, огорошенному, снимая хитон: - Не бери в голову ни шансы против зачатия в моем возрасте, ни все те диаграммы, которыми ты оскорблял меня прежде, ни тот факт, что ты не находишь меня привлекательной. Я расскажу нашему сыну-полубогу, что это было твое последнее героическое деяние и ты чертовски здорово - с упорством - вкалывал, пока его не свершил. На пол, пожалуйста.
Я затряс головой:
- Ведь мы уже разговаривали об этом, Антея. Мужчина не может заставить его встать только потому, что ему угрожают.
- Тогда мы немного поиграем. Не сгодится ли тебе в качестве раздражителя Меланиппа? Я не гордая.
- Так ты таки Меланиппа! - вскричал я стражнице, которая все так же невозмутимо стояла у дверей. - Это чудо!
- Трахни или умри, Беллерофон, - подытожила Антея. - Сделаем как ты захочешь, можешь даже быть сверху. Но перепихнуться мы должны.
Я с полной откровенностью повторил, что не могу сделать это с ней ни при каких обстоятельствах. В этом не было никакого личного неуважения или женоненавистнического снобизма: фаллос наделен своей собственной волей, столь же плохо согласующейся с моею, как с волей Полиида его магия. Погляди, как он сейчас обвис, и не удивительно, если учесть, сколько на нем всего висит…
Антея застегнула бронированную пройму своей юбки и вышла из камеры.
- Меланиппа, я хочу, чтобы мне его сварили на обед - отрезанным, естественно. Пришлю тебе кого-нибудь на помощь. - Она в последний раз бросила на меня презрительный взгляд. - И небольшое блюдечко с закуской.
Когда она удалилась, я безнадежно воззвал к невозмутимой юной стражнице, которая дожидалась снаружи подкрепления с лицом, на котором невозможно было что-либо прочесть. Я не мог, заявил я, заявлять о своей невинности по обвинению, что оказался не на высоте в ответ на естественные надобности царицы (хотя, конечно же, имелись тут и смягчающие обстоятельства); или что принес в жертву своим геройским амбициям семью (но - как и выше); или что низводил всю свою жизнь женщин до подсобных ролей (но многие ли люди обоего пола наделены необыкновенным призванием? и как можно сказать, что Филоноя была принуждаема?). Конечно же, я был виновен в том, что слепо подверг насилию единственную когда-либо встреченную мной женщину, как раз таким призванием наделенную, - ее саму, гордую и просто немыслимую, ни на один день не постаревшую с тех пор, как, охваченный отвращением к самому себе из-за своего недавнего скотства и еще менее застаревшего просветления, я перелетел с нею в Коринф, где и сдал на попечение Ипполите. Значит, правда, что кое-кто из амазонок владеет искусством не только метаморфоз, но и омоложения! Во всех своих прегрешениях против женщин - не последним из которых была моя явная неспособность признать, как поступали многие так называемые свиньи-женоненавистники, в одной из них самое главное в жизни сокровище- я раскаивался, не чая отпущения грехов. Если мне не суждено было умереть, боги волей-неволей меня сохранят; иначе же я неправильно себя истолковал и не имею тогда желания жить, ибо ценил я не свою жизнь, но свое героическое призвание. Но прежде чем она и те поддельные амазонки, с которыми она общалась здесь в антеевской травестии подлинной Амазонии (ибо я способен отличить подлинник от его противоположности - и среди тех, кто зовет себя амазонками, и среди тех ценностей, которым они служат), превратят меня в холощеную тушу, я просил позволения сказать последнее прости (и задать несколько вопросов) моей терпеливой женушке, которая любила меня больше, чем саму себя.
