Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 15. Лев Новоженов - Алексеев
* * *
Совок считает, что человек в шляпе не может совершить ничего предосудительного. Высшим выражением неодобрения для совка служат слова: «А еще шляпу надел!»
* * *
Совок думает, что все люди в очках — умные.
* * *
Совок больше предпочитает запрещать, чем разрешать. Самое употребительное слово в совковом языке — «нет».
* * *
Совок очень удивляется, когда обнаруживает, что кто-то его вдруг не любит. Он искренне обескуражен, что может не быть желанным гостем ни в Восточной Европе, ни в Прибалтике, ни в Молдове. Ему невдомек, что даже самое огромное чувство благодарности все-таки может иметь свои пределы.
* * *
Совок любит разоблачать. Выводить на чистую воду. Выволакивать за ушко да на солнышко.
* * *
Любимая книга совка — жалобная. Совок обожает жаловаться. Коронная фраза совка в магазине: «Где у вас тут директор сидит?»
* * *
Совок любит своих мертвых поэтов. Причем чем раньше, чем более молодыми они умерли, тем он их больше любит. И смерть чтоб мученическая была. Тогда он делает из этих поэтов объект культа. Он засыпает могилы этих поэтов цветами. Совок не может простить Вознесенскому и Евтушенко, что они до сих пор не вскрыли себе вены.
* * *
Совок — большой патриот. Он любит березы. Он считает, что береза нигде больше не растет, кроме России. Он считает, что любить Родину — значит разглагольствовать об этом на каждом углу.
* * *
Совок искренне удивлен, что за медицину и обучение, оказывается, надо платить. Он думал, что это так от начала мира устроено, что бесплатно. С неба свалилось.
* * *
Каждое правительство у совка плохое. Он убежден, что в отсутствии хлеба виновато правительство. Не то, что он, совок, не посеял хлеб и не убрал его, а именно — правительство.
* * *
Совок аполитичен и политичен одновременно. Он пассивен во время выборов и если голосует, то обычно закрыв глаза, а потом простодушно удивляется, что в парламенте так много дураков.
* * *
Терпение в характере совка сочетается с жутким нетерпением. Нетерпение стоять в очереди к прилавку с потрясающим историческим терпением.
* * *
Совок — он и есть совок.
Дело — табак
Раньше «Агдам» был просто маркой дешевого портвейна, а теперь Агдам — горячая точка, одна «из»… География, мать ее!
Спроси я лет десять назад еще у любого из моих соотечественников, что такое Герцеговина, он бы не колеблясь ответил: «Ну, папиросы такие… «Герцеговина флор» называются».
А теперь черно-зеленая пачка «Герцеговины», попадаясь на глаза, напоминает о войне в Югославии, только о войне в Югославии, и всякая охота сорвать с красотки ее целлофановую рубашечку в страстном курильщицком порыве пропадает ко всем чертям.
И врачи говорят: «Надо бросить курить». Надо, говорят врачи, а то, мол, помрете раньше времени.
А день без сигареты кажется одной унылой пустыней без единого оазиса.
О, поэзия курения, утренняя, первая, самая сладкая затяжка после завтрака — что вы можете знать об этом, вы, не курившие никогда?!
Даже приговоренному к смерти не смели отказывать в том, чтобы затянуться напоследок горьким дымом.
«Кальян в устах его дымился». Пушкин.
Хемингуэй непредставим без своей трубки.
«Тринадцать трубок» Эренбурга — почитайте, пацаны, не пожалеете!
Сталин высасывал из табачного мундштука исторические по последствиям государственные решения, в результате одного из них появился Беломорканал, а потом уж и папиросы «Беломор» — нетленный памятник ГУЛАГу.
Существует анекдот о том, как летчики потеряли летную карту, так они по пачке «Беломора» ориентировались и — ничего, добрались до места благополучно.
И недаром, ох, недаром существует священное для каждого работяги понятие «перекур», в конце каждого часа — предоставь, будь любезен.
Сигарета должна быть заработана, заслужена, как награда, а не так, как некоторые, одну за одной, одну за одной.
Правда и то, что, пожалуй, только удалой русский человек в состоянии махать кувалдой, одновременно попыхивая цигаркой, приклеенной к нижней губе.
Известная картина Непринцева «Теркин на привале», он же там, ежели изволите помнить, самокрутку сворачивает, и с каким смаком, ежели изволите помнить! Нет, нет, как же бросить курить, нет, нет, никогда!
Смена политического курса, как правило, сопровождалась сменой сортов табака, помню, куда-то по-исчезали в одночасье албанские сигареты, пошли сплошняком болгарские «Шипка», «Солнце».
Первое крупное объяснение с матерью по поводу моего курения (в четырнадцать лет!). Место выбрано крайне неудачно — в скверике на Ильинских воротах, аккурат напротив памятника русским гренадерам, павшим в боях под Плевной. Как подниму глаза на памятник, сразу курить хочется: Плевна — это же где-то рядом с Шипкой.
Дым Отечества: сигареты «Прима», «Памир» (в просторечии «Горный воздух»), папиросы «Север», «Казбек» (там сейчас тоже неспокойно, в этом районе), «Ароматные». «Бокс», «Аврора» и так далее, и так далее…
Эпоха была продымлена, прокурена насквозь.
А помните, еще такие «Дукат» были, самые дешевые, 7 коп. пачка, студенческими их называли в народе, потому что самые доступные для студентов по цене, пачечка такая симпатичная, аккуратненькая, узенькая, желтая — потом тоже вдруг куда-то пропали, другая эпоха началась.
Л. И. Брежнев всем сортам предпочитал «Краснопресненские».
(Не могу больше, курить — умираю!)
Афоризм моего приятеля Сергея: «Сигарету нужно размять, как женщину».
Кстати, только советские сигареты нужно было разминать, западные, особенно американские, в этом не нуждались, а насчет ихних женщин — чего не знаю, того не знаю.
Были еще такие «Южные», коротенькие, для мундштука, пальмы и беседки на фоне моря; пытаясь заболеть, чтобы не пойти в школу, выкурил подряд штук пятнадцать, сильно мутило, но не заболел.
Клавдия Шульженко: «Давай закурим, товарищ, по одной! Давай закурим, товарищ мой».
И это потом уже, много лет спустя: «Минздрав предупреждает…» Лучше бы сигареты делали лучше.
И, что у нас была только одна правящая партия?! Две партии у нас были: те, кто курил явскую «Яву», и те, кто дукатовскую. Летом, обычно летом, все переходили на дукатовскую, летом «Ява» закрывалась на ремонт — событие всесоюзного значения.
Сигареты с фильтром пришли к нам позже, чем ко всем остальным. Как все. Как телевидение, как шариковые ручки, как СПИД, как парламент.
А как кто бросает курить — это тоже особая тема. Когда я один раз бросал, мне ночью приснился Ленин на коммунистическом субботнике. Только вместо бревна он нес на плече огромную «мальборину» (право использования сна для рекламы «Мальборо»
